У Лобова необычайно теплеет голос, когда он рассказывает об этом.
Сейчас он видит и слышит совсем другое. То здесь, то там гремят угрозы местных властей то свет от частей отключить, то дома отобрать.
Лобов не любит быть на виду, не любит, когда его имя треплют. Однажды сбежал в Израиль генерал с похожей на его фамилией. И тут же выпорхнула на газетные полосы и в эфир утка: Лобов к евреям сбежал! Видать, обиделся за то, что его сНГШ сняли. Мне было приказано проверить информацию. Звоню Лобову на квартиру. Трубку снимает жена. Прошу позвать Владимира Николаевича.
— Его нет, — тихо отвечает она. — Но он не в Израиль сбежал, а в магазин за картошкой пошел.
Потом Лобов так врезал мне по телефону, что впредь я боялся говорить с ним на подобные темы.
Для меня до сих пор остается загадкой, почему военный советник Ельцина генерал Дмитрий Волкогонов не сумел спасти Лобова. А ведь высоко оценивал его. Бывая на Арбате, обязательно заглядывал в его кабинет. Даже президент Казахстана Нурсултан Назарбаев посчитал своим долгом позвонить Горбачеву, Ельцину и просил их не делать глупого шага.
Назарбаев очень хорошо знал Лобова еще с тех времен, когда генерал был командующим войсками Среднеазиатского военного округа. Он знал, безусловно, и то, как вел себя командующий во время алма-атинских событий 1986 года…
Но издевательства нового режима над заслуженным военачальником не закончились в тот день, когда его тайком сняли с должности…
Генерал армии Лобов вспоминает:
— А дальше началась грустная комедия моего увольнения в запас, которая длилась почти три года. Слишком много места заняло бы описание всех чиновничьих глупостей, достойных пера Салтыкова-Щедрина. Скажу только, что было издано несколько приказов о моем увольнении с грубыми нарушениями законодательства. Каждый из них неизменно отменяли и снова пытались найти возможность от меня избавиться. При этом все три года я то находился за штатом, то назначался на совершенно абстрактные должности. Наконец, мне все это порядком надоело, пришел в Главное управление кадров и сказал: «Сам уволюсь. Через госпиталь. По болезни». Так и сделал.
И вот 11 октября 1994 года меня пригласили к начальнику Генштаба. В тот день как раз исполнилось 40 лет моей службы в армии. Грешным делом подумал, что решили меня поздравить. Прихожу. Поговорили с начальником Генштаба о том о сем. Он вручает мне какую-то коробку и красную папку: извини, мол, что без торжеств, там все написано. Позже открыл коробку, там — кортик. А в папке — приказ о моем увольнении из армии. Ладно, прихожу в военкомат. Военком нашел мое личное дело, посмотрел и говорит: «Товарищ генерал армии, да вы же уволены еще в 1992 году, с того времени личное дело ваше у нас лежит». Вот так! Генерала армии уволить нормально и то не в состоянии…
… В последнее время я несколько раз встречал его в Генштабе. Он был в скромной кожаной куртке, как всегда аккуратный и подтянутый. Мне показалось, что уже мало кто из новоиспеченных российских генералов узнавал его.
Я спросил Владимира Николаевича о житье-бытье. Он посмотрел на меня какими-то грустными глазами и сказал хорошо знакомым мне сипловатым голосом:
— Все нормально. Вы только тут держитесь…
Когда-то он был здесь полновластным хозяином. Здесь замышлял «переделать армию по-толковому».
Не дали.
И сами не переделали…
… Иногда в Генштабе офицеры заводят разговор о ветеранах ГШ и вспоминают фамилию Лобова. Нет-нет да и скажет кто-то:
— Это тот начальник Генштаба, которого втихаря сняли? Когда я слышу это, мне хочется вмешаться в разговор и уточнить:
— Не сняли, а свергли.
Так будет точнее…
А что же было на том приеме у Бурбулиса?
После того как генерал армии Лобов четыре часа прождал аудиенции в приемной, ему сказали, что лучше прийти завтра. Больше в Кремль Лобов не обращался…
… Мы сидим с Владимиром Николаевичем в его кабинете в Совете ветеранов Вооруженных Сил, который «дислоци. руется» на Гоголевском бульваре. Говорим о том, о чем, наверное, часто говорят сегодня все военные, — о тяжелом положении армии и его причинах. Лобов берет лист бумаги и чертит на ней хитроумную схему смены высшего руководящего состава российской армии со времен Петра до наших дней. Такой кадровой чехарды, какая пошла при нынешней власти, в стране никогда не было.
— Такое впечатление, что кто-то злонамеренно управляет этим процессом, — говорит Лобов. — Человек садится в кресло, не успеет осмотреться, — его уже «выкуривают»… За шесть лет — шесть начальников Генштаба сменили… Закономерность или умысел?…
Об этом же мне говорил в свое время еще один генерал армии — Игорь Родионов.
Форма мысли была разной — суть та же…
Впрочем, и военные судьбы этих генералов чем-то очень похожи.
…Над этим очерком о Лобове я работал более шести лет. Когда он был готов, решил показать его генералу. После основательного знакомства с текстом Владимир Николаевич сделал немало принципиальных замечаний и даже снабдил меня некоторыми документальными источниками, которые очень помогли мне при доработке материала. Через некоторое время я еще раз повез очерк Лобову и попросил его посмотреть окончательный вариант. Генерал сказал, чтобы я подъехал через несколько дней.
Строго в назначенное время я был возле его кабинета на Гоголевском бульваре. У меня не было никаких сомнений, что после каких-то косметических правок я заберу материал у генерала. И тут началось странное…
Даже не достав мою рукопись из шкафа, Лобов стал спрашивать меня, почему в моей книге нет очерков о маршалах Язове и Ахромееве, генералах армии Моисееве и Самсонове. Я ответил, что моя книга посвящена наиболее известным генералам, занимавшим ключевые посты в МО и ГШ после августовских событий 1991 года. Что же касается Самсонова, то я не успел хорошо присмотреться к нему: близко с ним поработать мне не удалось, да и служил он у нас на Арбате в два захода всего по несколько месяцев…
Было заметно, что Лобова такой ответ не устраивает. Я тактично дал понять ему, что концепция книги и выбор персоналий — личное дело автора. А главное для меня сейчас — поскорее получить оригинал. Но генерал явно тянул резину, заметив между прочим, что ему не по душе «компания» людей, среди которых он оказался в книге. В ответ на это я двинул свой аргумент: в книге наряду с одиозными личностями есть и такие, служить рядом с которыми тысячи военных людей считали за честь.
И в этот раз свой материал из рук Лобова я не получил. Он опять попросил меня зайти позже: «Я еще подумаю». Прошатавшись по холодному Гоголевскому бульвару два часа, я снова предстал пред очи Владимира Николаевича. Была надежда: вот сейчас прочтем вместе материал, сделаем правки и наконец-то эта тягомотная процедура завершится.
Но меня ждало разочарование. Словно забыв о цели моего появления в его кабинете, генерал пустился в пространные размышления о роли офицерства в истории России. Терпеливо выслушав его, я дал понять Владимиру Николаевичу, что пора бы приступить к делу. Он опять медлил. Тогда я в лоб спросил его:
— Может быть, в очерке есть ложь, искажение фактов, оценок?
— Нет, не в этом дело, — ответил он.
— Тогда в чем же? '
— Ты не горячись, я еще подумаю… Зайди часика через Два.
Я не сдаюсь.
— Давайте пройдемся по каждой букве.
— Ты погуляй пока…
…И снова обжигает меня холодный сырой ветер на бульваре.
Идиотизм ситуации бесит. Зачем я приперся к Лобову? Ведь если следовать такой логике, то надо было «носить на утверждение» очерки всем, о ком я написал… Но это этическая, а не законодательная норма… Ситуация странная: написал о человеке добрыми красками, а его не устраивают «соседи» по книге… Я вспоминаю о том, как шесть лет назад пытался спасать реноме Лобова в газете, когда его неожиданно сняли с должности. Тогда Владимир Николаевич сам приходил в редакцию — бегать за ним не надо было..