Сероватый свет украдкой проник в мастерскую, и почти мгновенно рассвело. Дождь ослабел, но темные воды реки неслись, точно водоскат. Мне стало страшно за якорь "Гемкока".

- Мне нужно отправиться на палубу, - сказал я, - если яхта оторвется от якоря, ей ни за что не удастся пойти вверх по течению.

- Этот остров все равно, что плотина, - ответил доктор. - Если вам угодно пройти в дом, я вам дам чашку кофе.

Пронизанный холодом, чувствуя себя жалким, я с благодарностью принял его предложение. Ничего не выяснив, мы вышли из зловещей мастерской и под струями дождя направились к дому.

- Вот спиртовая лампочка, - сказал Североль - Пожалуйста, зажгите ее, я же пойду взглянуть на бедного Уокера.

Он ушел, но почти тотчас же вернулся с лицом, исказившимся от ужаса.

- С ним все кончено, - хрипло вскрикнул доктор.

Я задрожал от ужаса, замер с лампой в руках и, широко раскрыв глаза, смотрел на Североля.

- Да, кончено, - повторил он, - пойдемте.

Войдя в соседнюю комнату, я прежде всего увидел Уокера. Он лежал поперек своей кровати в том же самом фланелевом костюме, в который я помог Северолю переодеть его. Ноги и руки несчастного раскинулись.

- Да он же умер! - прошептал я.

Доктор дрожал от жестокого волнения; его руки так и ходили.

- Он умер несколько часов тому назад.

- От лихорадки?

- От лихорадки? Посмотрите на его ноги.

Я посмотрел и вскрикнул. Одна из ног несчастного не только выскочила из сустава, но совершенно перевернулась неестественным образом.

- Боже справедливый! - закричал я. - Кто мог совершить такое преступление!

Североль положил руку на грудь трупа.

- Пощупайте, - прошептал он.

Я дотронулся до груди: она не представляла никакого сопротивления. Все тело мягкое, неупругое подавалось от нажатия, как кукла, набитая отрубями.

- Грудная клетка раздавлена, размолота, - продолжал Североль, тем же глухим, полным ужаса тоном. - Слава богу, что несчастный спал под влиянием опия. По его лицу вы легко можете видеть, что смерть застала его во сне.

- Но кто же, кто совершил преступление?

- Мои силы истощились, - сказал доктор, вытирая лоб. - Я не считаю себя особенным трусом, но это выше моих сил. И если вы возвращаетесь на "Гемкок", я иду с вами.

- Идите, - сказал я.

Глава IV

Нелегко было плыть по бешеной реке, но это нас ни на минуту не остановило. Доктор вычерпывал воду, я же греб, и мы добрались до яхты. Когда двести ярдов легли между нами и проклятым островом, мы, наконец, пришли в себя.

- Через час мы вернемся, - сказал Североль, - но нам нужно немного оправиться. Я не хотел бы, чтобы мои чернокожие видели меня в том виде, в каком я был несколько минут назад.

- Но ради бога, доктор, как объясните вы случившееся?

- Ничего не понимаю... Но посмотрите на этого матроса Мальдрем, что с ним? Пьян он? Потерял голову? Что это?

Петерсон, самый старый матрос на моей яхте, человек, обыкновенно волновавшийся не больше пирамид, долго стоял на носу и багром отталкивал обломки бревен, плывшие к морю. Теперь же, согнув колени, с расширенными глазами, он яростно бороздил воздух указательным пальцем и кричал:

- Смотрите! Смотрите!

И мы тотчас же увидели. Исполинский ствол плыл по реке, волны лизали гребень его черной коры. Спереди, выставляясь фута на три над водой, покачивалась справа налево страшная голова. Плоская, свирепая, широкая, она цветом напоминала поблекший гриб; а на шее, к которой она прикреплялась, виднелись черные и светло-желтые пятна. В то мгновение, когда среди водоворота ствол прошел перед яхтой, я увидел, как в дупле старого дерева развернулись два громадных кольца. Отвратительная голова внезапно поднялась на восемь или девять футов, глядя на "Гемкок" неблестящими, туманными глазами. И вот, проносясь мимо нас со своим ужасным обитателем, дерево исчезло в атлантическом океане.

- Что это? - спросил я.

- Злой дух нашей мастерской, - ответил Североль, снова ставший вчерашним болтуном. - Вот демон, посещавший наш остров, большой габонский питон!

Я вспомнил, что слыхал на побережье рассказы о чудовищных змеях - боа, живших в глубине страны; о голоде, периодически просыпавшемся в них и о силе их смертоносных объятий. За неделю перед тем наводнение принесло дуплистое дерево и его страшного обитателя. И ствол остался в маленькой бухте. Мастерская была ближе всего к жилищу змеи, и когда в питоне просыпался голод он уносил сторожей. Конечно, он вернулся и в последнюю ночь, когда Северолю показалось, будто что-то двигалось за окном.

Это чудовище и раздавило несчастного спавшего Уокера.

- Почему питон его не унес? - спросил я.

- Может быть, его испугала гроза... Но вот и ваш завтрак, Мельдрем! Чем скорее мы позавтракаем и вернемся на остров, тем будет лучше, не то эти негры подумают, будто мы испугались.

1 По Фаренгейту.