В лагере мы обнаружили два кольта-«драгун», винтовки «генри» и «баллард» и два старых мушкета. Нашли также кофе, сахар, рис и хлеб. Мы забрали все добро, поскольку сами скрывались от закона, и с продовольствием у нас было туго. Один кольт я взял себе, второй отдал Лонгли. Ли досталась винтовка «баллард».

Когда мы вели лошадей по просторным лужайкам, я остановился, взглянул на усадьбу и сказал:

— Давным-давно здесь устраивали танцы. По вечерам, когда на бал съезжались роскошные кареты, я сидел за деревьями и исподтишка наблюдал: из карет выходили нарядно одетые пары, поднимались по ступеням — а из дома доносилась музыка…

— Такого уже никогда не будет, — хмуро бросил Ли. — Это было в другом мире.

Он сказал правду, но я сожалел о том мире, хотя и был ему чужим.

Дверь дома Уилла была открыта, в проеме я увидел Кейти, склонившуюся над раненым.

— Помогите мне, пожалуйста, уложить его на постель.

— Он собирался вломиться к вам, мэм, — сказал Биккерстаф. — Пусть помирает. Это плохой человек.

— Тогда вам следовало его добить. Я не позволю даже собаке умирать на своем пороге, а он человек.

Мы внесли его в комнату, и Кейти поставила кипятить воду. Среди наших потерь не было — ни единой царапины и ссадины, атака была внезапной, и люди Барлоу могли отвечать нам лишь беспорядочным, бестолковым огнем.

Под деревьями мы нашли трех убитых, это вдобавок к застреленному у дома, и еще одного с тяжелым ранением. Двое раненых валялись на траве около лагеря, один из них может быть, мертвый. Всех надо подобрать.

— Сэму Барлоу это не понравится, — сказал Мэтт Кирби, раскуривая трубку. — Точно не понравится.

— Он приедет, — отозвался Биккерстаф. — Я думаю, он скоро приедет сюда.

— Пусть поторапливается, — ответил я, — иначе я сам поеду за ним. Не убирайте лопату после того, как всех похороним Лично я хочу приготовить Барлоу могилу у Корнере и поставлю надгробную надпись

Лонгли рассмеялся:

— Хорошая мысль. Я многое отдал бы за то, чтобы поглядеть после этого на его рожу. Я с удовольствием помогу тебе копать, Каллен.

— Ты выкопаешь могилу себе самому, приятель, кто бы ты ни был. Барлоу убьет тебя, — сказал один из раненых.

— Кто бы я ни был… Меня зовут Каллен Бейкер и я живьем сдеру шкуру со всякого, кто поднимет руку на Кейти Торн.

Раненый быстро повернул голову к Кейти.

— Вы из Торнов? — Он был потрясен. — Барлоу меня за это повесит!

— Барлоу друг Чэнса, так ведь? — спросил я.

Кейти бросила на меня быстрый взгляд, но раненый уже молча смотрел в потолок. Больше он не произнес ни слова.

При лунном свете мы начали рыть могилу и закончили это дело, когда луна скрывалась за вершинами деревьев На холмике у изголовья поставили доску с надписью, выжженной раскаленным тавром:

ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ СЭМ БАРЛОУ

ТРУС

ВОР

УБИЙЦА СРАЖЕННЫЙ КАЛЛЕНОМ БЕЙКЕРОМ

Прежде чем солнце прошло четверть пути, надпись у пустой могилы повидало человек десять, и поскольку все любили хорошую шутку, к вечеру о ней рассказывали от Люфкина До Бостона.

В болотах тоже любили соленые истории, и скрывающиеся от закона крутые ребята посмеивались и с нетерпением ожидали продолжения.

А в Большом лесу об этом узнал Сэм Барлоу. Говорили, что он чуть не лопнул от злости. Ярился и ругался последними словами, но в конце концов успокоился и задумался. Люди, рассказывавшие мне об этом, предупреждали:

— Будь осторожней, парень. Теперь он должен тебя или убить, или покинуть эти края. Он приедет сюда, когда ты меньше всего будешь его ждать.

А на поляне за полем в Фэрли я продолжал упражняться с револьвером; рукоятка уверенно ложилась в руку, револьвер вылетал из кобуры легко и плавно, дуло находило цель, словно было живым. Пусть приходит. Я готов.

Моя кукуруза поднялась довольно высоко, когда я снова поехал повидать Кейти Торн. Я не мог забыть ее тихий дом, нашу беседу и хороший кофе при свечах. Оказалось, что во мне есть мягкость, которую я почти забыл, я с удовольствием сидел у Кейти на кухне, откинувшись в кресле, слушая шорох ее юбок и изредка переговариваясь с тетей Фло.

Мне, суровому человеку, выросшему в трудных условиях, странно было разговаривать с этой благообразной старушкой и с Кейти, но мне нравилось тепло этого дома. Хотя я и знал, что не являюсь его единственным посетителем — Кейти любила принимать у себя, иногда сюда захаживал даже Чэнс, хотя его присутствие не приветствовалось. Был еще один частый гость, учитель местной школы по имени Томас Уоррен, но с ним я не встречался.

Уоррен был чопорный молодой человек, неуверенно державшийся в седле, поглядывающий на всех свысока, что вызывало немало шуток среди парней в болотах. Тем не менее он много говорил о книгах, Кейти этого очень не хватало, а я здесь не специалист. Я читал все, что попадалось под руку, в основном старые газеты и реже — журналы.

Листья на деревьях уже начали желтеть, когда я снова решил поехать к Кейти. Было еще рано, но из трубы уже поднимался дымок, зная, что тетя Фло любит поспать, я догадался, что по дому хлопотала Кейти.

Увидев меня в окно, она открыли дверь.

— Поставьте лошадь и проходите. У меня готов завтрак.

Это было приятное известие, потому что прошлым вечером я работал допоздна и слишком устал, чтобы приготовить себе ужин, вместо еды опрокинул на себя ведро воды, вытерся насухо и сразу же улегся спать.

В те дни я временами оставался на старой ферме, поскольку не хотел накликать неприятности и старался не ездить дважды одной и той же дорогой.

Солдаты меня не тревожили, хотя ходили разговоры, что меня собираются арестовать за то, что я отнял оружие у полковника Белсера в Джефферсоне. Я отослал Белсеру записку, в которой протестовал, уточняя, что взял оружие, отнятое его людьми у меня.

В саду был сарайчик, где я ставил лошадь и хранил для него овес и зерно. У сарайчика имелось две двери, ведущие в противоположные стороны. Заросший вистерией и какими-то другими вьющимися растениями, он стоял за деревьями, о его существовании знали немногие, а кто и знал — почти позабыли.

Кейти встретила меня в дверях, глаза ее выражали беспокойство.

— За вами могут приехать, Каллен. Это ужасно неприятно. Томас говорит, что люди требуют вашего ареста.

— Люди?

— Люди, с которыми он разговаривал: фермеры на севере и те, кто поддерживает Восстановление.

— Не сомневаюсь. Есть такие, кто меня не любит. Не знают меня, но знают мое имя. И обвиняют во всем, что случилось в округе, будь то грабежи Барлоу или бандитов-одиночек. Мне жаль, Кейти, но я предупреждал, что обо мне будут плохо говорить.

Она улыбнулась:

— С каких это пор деревенщина стала учить меня, с кем общаться, а с кем — нет. Приходите, когда угодно, Каллен, и оставайтесь, сколько захотите.

— Ну, тогда не волнуйтесь. Один мой человек сторожит на дороге, второй на тропе. Когда нужно, нас предупредят.

Тетя Фло была наверху, в комнате раненого. Он поправлялся медленно, и одно время даже казалось, что и вовсе не выкарабкается. Теперь ему стало лучше.

Кейти обратила внимание на револьверы.

— Неужели обязательно носить их, не снимая?

— Вы хотите, чтобы я обходился без них, Кейти? Они мне так же необходимы, как вам заколки для волос или кольцо на пальце, и даже больше, ведь от них зависит моя жизнь. Я живу по закону оружия и, возможно от него и погибну, но пока жив, револьверы должны находиться под рукой. Когда берешься за рукоятку револьвера, Кейти, появляется прекрасное, ни с чем не сравнимое чувство. Только вот оружие предназначено для того, чтобы убивать, и обращаться с ним надо серьезно. Это не игрушка. Револьвер похож на женщину или лошадь тем, что не всем дано владеть им в совершенстве.

Я сам удивился, что произнес столь длинную тираду.

— Значит, вы понимаете женщин?

— Знаю одно: как и с хорошим револьвером, с ними надо обращаться мягко, иначе рано или поздно они взорвутся. — Я усмехнулся. — Болота ведь не то место, где можно узнать женщин.