Он упаковал вещи, заплатил за номер и позвонил Рейчел.

– Ты где? – спросила она.

– Уезжаю. Сегодня улетаю из Нью-Йорка.

– Улетаешь?

– В Лондон.

– Мальчишку туда увезли?

– Говорят, в Великобританию. Мне велено отправляться в Лондон.

– Желаю удачи, Саймон.

– Спасибо. – Он облокотился о кровать. – Есть что-нибудь новое?

– Мне удалось связаться еще с одним человеком, на этот раз в Италии. Он был любопытен, но все-таки...

– Ну тут уж ничего не поделаешь, – успокоил ее Герни.

– В общем, интересно... Похоже, синьор Паскини не так уж безгрешен. Но придраться не к чему, ты понимаешь. И все же кое-какие наметки имеются. Кажется, он торгует не только рыбой. Очевидно, он – одиночка, никаких связей с Коза Нострой. Так, немного, по-дилетантски. Сам Паскини дела не ведет: он только вкладывает деньги в разные предприятия и получает хорошие барыши.

Герни слушал молча.

– На первый взгляд ничего особенного. Один из его парней – владелец публичных домов. Возможно, Паскини об этом не знает. Ведь некоторые считают, что содержать проституток – неотъемлемое право итальянских мужчин. Продажа рыбы время от времени перемежается с поставками какого-то первосортного зелья, наемных рабочих для этого не используют. Наркотики распространяются только через один притон за границей, там тоже есть несколько шлюх, но главным образом его владельцы занимаются сбытом и перепродажей.

– Кто у них покупает? – спросил Герни.

– Вероятно, дельцы, впрочем, я не уверена. Парень, с которым я говорила, ничего не сказал мне об этом. Не думаю, что большая часть их идет в уличную торговлю.

– А где продают?

– В Лондоне. – Она умолкла на секунду и продолжала: – У меня даже есть адрес. Это была просто удача – кто-то в Риме его нашел. Им все равно. Честно говоря, им вообще нет до этого никакого дела. У Паскини очень хорошая крыша, и он слишком важная персона, чтобы как-то его затронуть, если даже он в чем-то замешан. Узнай я, что сам папа римский имеет отношение к делам подобного рода, я и то не удивилась бы. Только помни, Саймон, я ничего тебе не говорила и, если спросят, все буду отрицать.

– Разумеется, – ответил он.

Рейчел дала ему адрес на Чейни-Уок в Лондоне.

Почти все время его стерегли двое, а третий постоянно куда-то исчезал. Они носили строгие темные костюмы и галстуки и были аккуратно подстрижены. Несмотря на разное телосложение, Дэвид не мог различить их со спины и прозвал Томом, Диком и Гарри.

Гарри был на посылках. Он то и дело куда-то уходил и появлялся с едой, напитками и одеждой. Один раз он даже принес галоши и электрический фонарь. По наклейкам и оберточной бумаге легко было догадаться, что он делал покупки в каком-то городе. Интересно, как далеко находится этот город. Дэвид знал, что у них есть машина и что стоит она в гараже с противоположной стороны дома. Но окна обеих комнат, где держали Дэвида, выходили на лужайку, переходившую на востоке в поросший березами холм, так что его осведомленность о машине и гараже оказалась для него совершенно бесполезной. Гарри был высоким, темноволосым, каждый вечер, когда готовил ужин, курил сигару, о чем Дэвид догадывался по запаху.

Том, коренастый блондин, с нервными манерами, говорил скороговоркой, часто делая паузы в поисках нужного слова и вытягивая при этом свою холеную руку ладонью вверх – словно просил: «Не подсказывайте, я сейчас сам скажу».

Так же, как Гарри и Дик, Том редко разговаривал с Дэвидом, хотя они спали в одной комнате. Это случалось, лишь когда им нужно было дать ему какие-нибудь указания. Том не переставая курил и маленькими глотками пил виски «Бурбон», прижимая стакан к губам и смешно оттопыривая мизинец. Иногда все трое рассказывали анекдоты. После каждой фразы Том принимался раскатисто хохотать, как бы призывая остальных присоединиться к нему.

Из троих только Дик ходил в дальнюю комнату звонить – как правило, два раза в день, а порой и чаще. Он, как и Том, был светловолосым, но более хрупким и намного выше Гарри. Как и Том, он курил, но реже. В его речи проскальзывал южный акцент. Это он, до того как они поехали в аэропорт, сделал Дэвиду укол в руку, прижав тампон, прежде чем вытащить иглу. Дэвид был совершенно уверен, что Дик и Гарри считают Тома придурковатым.

Все трое всегда были тщательно выбриты. У Дика виднелся V-об-разный шрам, начинавшийся на переносице и доходивший до самых бровей, но для Дэвида это не имело никакого значения, и он, как только его привезли в какой-то дом, просто забыл об этом.

Он тяжело перенес наркотик: до сих пор его мучили кошмары. Не покидала тревога и охватывал ужас при мысли о том, что он может погрузиться в мир демонов и адского огня – самый страшный на свете мир. Дэвид знал, что не похож на других и что из-за особенностей своей психики вынужден всю жизнь ходить по лезвию бритвы. Его сознание могло выйти из-под контроля, и порой ему казалось, что это скоро случится.

Он не был уверен, что у него дар, скорее талант. Но некоторые отождествляли эти слова. Видения у Дэвида были ослепительно яркими, казались пустынными и в то же время полными шума и человеческих теней, каких-то полулюдей и пернатых, как будто знакомых ему. Комната наполнялась голосами, людей, криками животных, топотом множества ног. Справиться с этим было трудно, но, если даже это ему удавалось, он чувствовал себя испуганным и совершенно разбитым. Дэвид не знал, что собираются сделать с ним эти люди, но не надеялся на спасение: их ложь и нерешительность могли привести к печальному концу.

Единственной его защитой был сон. Сначала это их не волновало, но потом, когда он стал слишком много спать, они решили, что паренек нездоров. Тома это страшно раздражало, он чувствовал себя какой-то дурацкой нянькой, да и вообще вся ситуация действовала ему на нервы, словно Дэвид ускользал от них или тайно пользовался какой-то привилегией. Они докладывали об этом, но им в довольно резкой форме было приказано заниматься своим делом. Если парень много спит – это только к лучшему.

И все-таки Том беспокоился.

– Какое-то глухое место, – сказал он. – Здесь много... – он поискал слово, – подозрительного. Парень почти все время в забытьи. Кто же этот чертов Герни?

– Они выясняют, – ответил Дик, не поворачиваясь. Он сидел за обеденным столом и чистил свой кольт 38-го калибра.

– Он профессионал? – поинтересовался Том.

– Выясняют.

Дэвид не слышал их разговора, он спал. Его кровать поставили так, чтобы она была видна через открытую дверь. Единственное окно в спальне было завинчено болтами. Последние два-три часа он казался угрюмым, попросил поесть, но не притронулся к пище. Бить его, кажется, не собирались, но это ничего не значило.

Порой ему снились сны, которые он запоминал. Это не были кошмары, вызванные наркотиком и преследовавшие его наяву, а осмысленные, иногда слишком ясные, картины, в которых он сам принимал участие, зная, однако, что все это происходит во сне.

Он видел, как Дик собирает оружие и прячет его в кобуру на поясе, как Том, сидя на стуле, наклоняется вперед, чтобы хорошо видеть его кровать.

Поняв, что это сон, Дэвид принимался с интересом его смотреть. Как-то ему приснился дом в каком-то незнакомом месте, каменный, совершенно квадратный, с двумя трубами на крыше. Он стоял на откосе холма и глядел на другой холм. Ниже дома аккуратными рядами росли ели, напоминавшие ряды шагающих рудокопов. Слабый ветерок шевелил верхушки деревьев, и они, словно солдаты по команде, начинали раскачиваться. Окна выходили на дальний холм, и в них отражался яркий день, но одно окно было темным. Дэвид знал, что у окна кто-то стоит, глядя на улицу, и что это мужчина. Он пытался подойти поближе к дому, но почему-то, как бывает во сне, не смог этого сделать.

Потом он вышел на поляну за домом и видел, как мужчина, обогнав его, стал взбираться на вершину холма – его голова и плечи вырисовывались на фоне неба. Рядом с мужчиной бежала собака. Они прошли по вершине примерно ярдов пятьдесят и стали спускаться с другой стороны. Собака скрылась почти мгновенно, а силуэт мужчины еще какое-то время темнел впереди, как это бывает, когда человек спускается с лестницы. Дэвид проводил его взглядом, но за ним не пошел. Поблизости находился колодец – большое кирпичное сооружение, построенное на месте, где бил ключ. Шум воды показался Дэвиду каким-то очень знакомым.