Сезон огня подарит детям огня шесть месяцев беззаботной жизни. Затем цикл войдет в следующую фазу, и борьба продолжится вновь.

Нат встряхнулся. Солнце уже почти скрылось за дюнами. Знаком он велел молодой служанке заняться ночлегом.

Погруженный в свои мысли, он, оказывается, проехал четыре часа без единой остановки. Сейчас утомленные животные едва плелись, опустив головы до земли. Нат спрыгнул на песок, отстегнул седло, ослабил подпругу и при помощи Боа снял с себя эластичные доспехи. Каждый предмет облачения – шлем, набедренники, поножи – служанка отряхивала от пыли, посыпала тальком и бережно скатывала в рулон, после чего убирала в деревянный кофр. Нат остался по пояс голым. Кожа у него была загорелой, по-девичьи шелковистой, а отсутствие волос на груди выдавало его молодость. Тем временем Боа распрягала вьючную лошадь. Нат непроизвольно сделал движение рукой, увидев, как она ставит на песок ящики, обтянутые тонкой кожей. Он чуть было не крикнул: «Осторожно!», но это было лишним: рабыня все делала так, как надо, ее тщательно обучили выполнять подобную работу. Боа вырыла руками углубление в земле и уложила в него опасный груз, накрыв его густым слоем песка. Гипертрофированные груди мешали ей свободно двигаться, и ее раздражение проявлялось в подрагивании жестких прядей, сбегающих по спине.

Нат наклонился и поискал в седельной сумке книгу наказаний, небольшой том в переплете из толстой плохо выдубленной кожи с крупными складками, которая до сих пор, спустя много лет, источала животный запах. Резким движением он протянул книгу Боа.

Служанка вздрогнула и в замешательстве вскинула брови. На мгновение Нат подумал, что она откажется, но это было невозможно: слишком хорошо ее приучили к подчинению. Боа взяла книгу и нерешительно провела пальцем по корешку. Длинная черная прядь волос размеренным движением поднималась и опускалась, хлеща ее по заду – так кошка бьет хвостом по земле в такт своему возбуждению. Наконец, Боа наугад открыла книгу, – скрипнул затвердевший от времени переплет, – бесстрастно пробежала глазами страницу и вернула том Нату, чтобы тот мог прочесть выбранный сонет. Молодой человек, стараясь сохранять невозмутимость, как их тому учил Рацца, встал на колени. Умерщвление плоти входило в кодекс чести рыцарей-искателей; считалось, что ежедневный опыт боли укрепляет презрение к смерти и равнодушие к страданиям.

Боа достала из мешка небольшой глиняный кувшин, заткнутый пробкой из непромокаемой ткани, и вытащила затычку. Внутри находилась темно-красная масса, из которой торчала роговая рукоятка маленькой лопатки. Боа взялась за нее, зачерпнула содержимое сосуда и провела лопаткой по обнаженной спине Ната. Вначале тот почувствовал лишь легкое покалывание, но затем боль усилилась настолько, что его тело выгнулось. Нат сжал зубы, чтобы не застонать. Боа отступила от него, убрала мазь в специальный ларец и продолжила приготовления к ночлегу.

Разъедающая боль от прикосновения красного перца была такой сильной, что Нат не мог стоять на месте. Хуже, чем ожог полуденного светила, когда его лучи пропущены сквозь стекло лупы. Не будь его тело так обезвожено, он бы заплакал от боли или обмочился. Но он являлся сыном солнца, и подобные «мокрые» проявления были ему незнакомы.

Когда приступ жгучей боли прошел, Нат завернулся в покрывало и положил под голову седло. Он чувствовал себя опустошенным.

«Я победил боль, – подумал он с удовлетворением. – Теперь я намного сильнее, чем еще час назад!»

Гробница богов-карликов

Посреди ночи Боа принялась его будить. Видя, что Нат не желает просыпаться, она вонзила ему в плечо свои ногти. Нат вскинулся и хотел было возмутиться, но рабыня закрыла ему рот рукой. Она успела затушить песком походный костер, и теперь их освещал только слабый свет звезд. Лицо молодой служанки выражало тревогу, ноздри настороженно раздувались. Она дотронулась до своего правого уха, а затем обвела рукой стену мрака, которая их окружала. Несомненно, она что-то услышала: шаги, а может быть, голоса…

Нат откинул покрывало и ползком стал пробираться к расщелине в скале. Боа последовала его примеру. Они продвигались синхронно, бедро к бедру, плечо к плечу. И снова Нат обратил внимание, что огромная грудь явно стесняет служанку в движениях.

Когда их лопатки коснулись каменистых сводов, Боа перевернулась на спину и протянула ему короткий меч, который она позаботилась захватить из оставленного арсенала. Нат выругался про себя: как он мог об этом не подумать? Его чувство благодарности уступило место раздражению. Чересчур резким движением он выдернул оружие из рук рабыни. Сразу затем снова вернулась тревога, и Нат напряг слух. Предоставленные теперь самим себе, лошади встряхивались, натягивая привязь. Нат сжал пальцы на рукояти меча. Ночной ветер свистел над дюнами, без конца меняя их очертания. Его завывание складывалось в монотонную песню, в которую вторгался хруст сухих сучьев, усеивавших землю, – остатков прошлого зеленого сезона. Подобный размеренный шум могло производить только живое существо, пробирающееся сквозь тьму, – дикий зверь, подстерегающий добычу, или… дракон?

Нат передернул плечами. Это глупо: никто из их кровных врагов не сможет выйти на охоту до первых дождей. Нет, это что-то другое… Но что? Он слышал немало историй о созданиях, населяющих пустыню, историй, в которых правда была неотделима от выдумки. Как наставлял его учитель Рацца, Нат несколько раз провел лезвием плашмя по каменной стене. Раздался пронзительный, почти невыносимый металлический скрежет; его эхо далеко разнеслось по песчаной равнине. По правде говоря, это был не более чем традиционный акт устрашения, способ дать знать противнику, что у тебя имеется стальное оружие и что ты готов пустить его в ход. Враг это поймет, и если в его распоряжении есть только деревянная дубина или кремневая палица, он предпочтет убраться подобру-поздорову.

Через минуту хруст прекратился, но затем раздался вновь, теперь уже двигаясь куда-то в сторону. Никаких сомнений не оставалось: из темноты за ними наблюдают чьи-то глаза. Нат уже хотел было выпрямиться, но рука Боа вцепилась ему в плечо. Отталкивая ее, он замешкался, а затем услышал, что шаги удаляются. Под покровом ночи нависла невидимая угроза. Молодой человек был озадачен. Зверь? Но в сезон жары в пустыне почти нет животных, разве что мелкие рептилии, в большинстве своем не опасные. Здесь можно встретить только рыцарей-искателей… А драконы и их хозяева спят сейчас каменным сном. Так что это?

Нат сердито вонзил меч в землю. Двойное лезвие заскрипело, проходя сквозь кремнистую почву; резкий звук царапнул по раздраженным нервам.

Боа на четвереньках подползла к погасшему кострищу и уселась на пятки, марая колени в угольной золе. Нат не сомневался: она просидит так до рассвета, сторожа сон своего хозяина, а завтра будет вынуждена привязать себя к луке своего седла, чтобы не упасть с лошади, когда ее глаза начнут сами собой слипаться.

Он выругался сквозь зубы. Порой ему казалось, что Боа опекает его, как ребенка, несмотря на то, что он старшее ее. А иногда у него создавалось впечатление, что своими беспримерными и немного снисходительными стараниями она пытается дать ему понять, насколько ее природные инстинкты и ее сообразительность превосходят его собственные.

Нат отыскал покрывало и закутался в него.

На этот раз он без происшествий проспал до рассвета. Когда он встал, лошади были уже оседланы и поровну нагружены поклажей; к спине одной из них были приторочены опасные ящики, обтянутые тонкой кожей.

Продевая ногу в стремя, Нат вспомнил слова Раццы, сказанные им на одном из первых занятий.

«Имя нашего народа включает в себя всю его историю, дети мои. Оно происходит из древнего языка, на котором уже никто не говорит, забытого наречия, возможно, рожденного в устах некоего бога, кто знает? Мы есть гидрофобы, слышите вы? Гидрофобы… Вникните в эти звуки; каждый из них воспевает наше проклятие. «Гидро» есть искаженное слово «гидор», что означает «вода». Ну, а «фоб» происходит от «фобос» – «страх». Мы есть те, кто боится воды, те, кого избыток жидкости может убить или заставить потерять человеческий облик. Да, вода превратит вас в чудовищ, дети мои, в ужасных монстров, которые бегут от своих сородичей. Ваше тело, ваш организм создан, чтобы жить в гармонии с пустыней, с безводьем. Ваши ткани нуждаются лишь в незначительном количестве жидкости, дабы избежать обезвоживания; вам достаточно капли, нескольких капель воды на язык, чтобы поддерживать процессы обмена. Содержимого одной бочки хватило бы для выживания среди песков колонии в сто человек в течение десяти лет.