— Бегом! Быстро!
Шум дыхания. Шелест травы под сапогами. Ямы приближаются. Карев вдруг понял, что это окопы. Трава обрывается, земля раскрывает утрамбованный рот. Те, что впереди, уже спрыгнули, заняв окоп по обе стороны и ощетинившись стволами. Карев замешкался на бруствере: как бы не запачкать костюм… Носатый солдат с металлическим ранцем за спиной подает ему руку. Все! Неужто на месте? Ронгу деловито направляется в другой край окопа, к холмикам. Карев оглянулся. Геолет уже высоко — точка средь голубого неба. Вдалеке, на поле, чернеет остов сгоревшей машины.
Оглядев окоп, Карев приметил здешних солдат. Грязные, обросшие, с красными, будто проваленными, глазами. Молча курят. Неприветливо косятся на новоприбывших молодцев. Сплевывают при виде синих треугольников на рукавах: «Да это не подкрепление. Всего лишь взвод охраны из Предпоследнего Дознания. Через час эти ребята улетят обратно, в теплый, сытый город, к женам и детям, чистым постелям и супермаркетам, а мы так и останемся здесь тянуть кровавую лямку и молить о чуде». От души посочувствовав бойцам, Карев отряхнул штаны, поправил усы и с интересом огляделся. Вокруг — прямо идиллия! Если б не обугленная машина — почти все, как на голограмме в кабинете 1318. Только здесь — настоящее. Цвета сочные… да запахи травные, душистые. Надо будет как-нибудь выбраться с Инной на природу. Костер, речка, шашлыки, клеверные луга…
— Пригните голову, пожалуйста, — сказал горбоносый. — В лесу может быть снайпер.
Ронгу возвращается. Все в порядке. Их ждут.
Под землей оказался настоящий дом. Стены из бетонных блоков, бревенчатый потолок. Какие-то карты, бумаги, чья-то гимнастерка на диване, немытые стаканы и чайник на столе, за столом — человек со знакомыми чертами лица. Прямой аристократический нос, вдавленные виски, впалые скулы. Полковник Сато выглядел помоложе, чем на фотографии, и как-то приятнее, что ли. Наверное, из-за взгляда. Чувствуется, что этот человек здесь на месте, у себя дома. «И, как ни странно, рад мне», — удивился Карев, отвечая на рукопожатие.
— Вы по поводу Петера? — осведомился Виктор, едва они уселись друг напротив друга. — Да ты садись, лейтенант!
— Спасибо, постою, — Ронгу улыбнулся, прислонившись к косяку.
— Я уж в «летахе» насиделся.
— Ну, как знаешь, — полковник снова повернулся к следователю.
— Так вы, значит, о Петере?
— Не совсем. Я хотел бы поговорить о вашем дяде, Мартине Сато. Улыбка съежилась, взгляд охладел.
— Он теперь по вашему ведомству?
— Так точно.
— А как же Петер?
— Не слышал, чтобы такое имя фигурировало в нынешних делах.
— Вот как? — лицо полковника потемнело. — Значит, все-таки не довезли… Жаль. Это был исключительный человек. Столько жизней спас. О нем бы у вас замечательный отчет вышел. Даже лучше, чем о Кайрондере.
— Мне и самому жаль, — ответил Карев, поморщившись от набившего оскомину сравнения. — Но, как и вам, мне не дано выбирать задания.
— Понимаю. Что ж… — Виктор откинулся на спинку стула и принялся разглядывать низкий потолок. — Мой дядя — человек целеустремленный. С большой администраторской хваткой. И художественным вкусом. Очень любил порядок. И свою коллекцию картин. В моей жизни он сыграл огромную роль. Я необыкновенно благодарен дяде за то, что он взял меня на воспитание и определил в отличное военное училище с добрыми традициями. Тем, что у меня есть, я частично обязан ему.
Молчание.
— А не могли бы вы рассказать, как произошло переселение к дяде, как он вас принял, как относился?
— Я плохо помню тот день, когда дядя забрал меня из больницы, — скованно проговорил полковник. — Пока я жил у него, моим воспитанием занималась горничная, госпожа Хасс. Не сказал бы, что она меня горячо любила, но это и не входило в ее обязанности. Дядю я видел очень редко, и мы почти не разговаривали. Куда роднее мне был дядя Кирилл, дворецкий. Спасибо ему — иногда он со мной разговаривал. Еще дядя Роберт с тетей Марго заезжали пару раз. Такой большой был, веселый. Помню, я подслушал однажды, как он упрашивал жену взять меня к ним. Своих детей у них не было. Но тетушка отнеслась к этой идее прохладно. «У нас уже есть кот»… — Виктор помедлил, буравя взглядом пустой стакан перед собой. — А дядя Мартин спустя полтора года устроил меня в хорошую военную школу. С тех пор мы с ним не виделись, хотя я регулярно получаю от него открытки.
Снова напряженное молчание. Павел почувствовал, как внутри у него закипает. Солгать Инне, пролететь безумные расстояния, высадиться на передовой — чтобы выслушать десяток постных фраз о семейных визитах!
— Не могли бы вы вспомнить…
— Нет, не могу. И не считаю нужным, — полковник резко поднялся и вышел из-за^ стола. — Я сообщил все, что знал. Приятно было с вами познакомиться. Вы можете подождать здесь, пока не вернется транспорт.
Три решительных шага. Невозмутимый Ронгу посторонился. Хлопнула дверь, с потолка посыпались песчинки. Карев с досадой стукнул кулаком по столу и бросился следом. Лейтенант предупреждающе поднял руку:
— Господин следователь, вы уверены, что…
— Уверен!
Вырвавшись за дверь, он побежал по глубокой траншее.
— Полковник, стойте! Стоять!
Сато замер и развернулся. Сверкающие глаза, побагровевшее от ярости лицо.
— Кто вы такой, чтобы мной командовать? — еле сдерживаясь, процедил он сквозь зубы.
— Я следователь! Дознаватель! И вы не уйдете, пока я не скажу, что допрос окончен!
— Допрос, говоришь? — пальцы полковника вцепились в лацканы серого пиджака.
— А вот рук не надр, — веско сказал подоспевший Ронгу. Справа, и слева, и сзади выросли солдаты с синими треугольниками на рукавах, заклацали затворы.
Желваки заиграли на обтянутых скулах. Бросив тяжелый взгляд на лейтенанта, Сато, опустил руки.
— Уважаемый господин следователь! — отчеканил он. — Я сказал все, что считал нужным. Если вы ждали от меня дифирамбов в адрес старой бездушной жабы, то глубоко ошиблись. Всего хорошего.
И Карев снова увидел перед собой широкую спину и коротко остриженный затылок.
— Я доложу вашему командованию! — крикнул он.
— Пожалуйста, — не оборачиваясь, бросил полковник. Топнув в бешенстве ногой, Карев побежал за ним.
— Послушайте, вы! — почти нагнав полковника, он импульсивно вытянул руку и в тот же миг что-то ужалило ее.
— Ай!
Они одновременно остановились и посмотрели на рукав пиджака. Откуда-то на нем вылезло красное пятнышко. Виктор схватил следователя в охапку, и они вместе рухнули в окоп. Над ними что-то ударило в бруствер.
— Лежи и не двигайся! — прошептал Сато и, пригнувшись, побежал вправо.
Где-то вдалеке грохнуло. Застрекотали автоматы. Слева и справа. Мимо пробежали солдаты. Не дознавательские, здешние. Карев сидел на земле и думал о безнадежно запачканном костюме. Что он скажет Инне? Особенно про это пятно на рукаве. Кажется, оно увеличилось. Ну, пиджак точно пропал. И где же это его так угораздило? Внезапно правую руку пронзила жгучая боль. Даже дыхание перехватило. Карев с ужасом понял, что он ранен. Ранен! Огненная волна потекла от пятна к локтю. Затем к плечу. Там, где по ткани расползалось красное, кто-то принялся разрывать руку изнутри, дергая большими рыболовными крючьями, вроде тех, что они с отцом видели в детстве в магазине, когда зашли купить гвоздей, чтобы прибить скворечник… Как же больно! Ненасытный пламенный червь добрался до плеча и начал прогрызаться дальше. Вокруг шумело, мельтешило, вспыхивало, перекрикивалось. А он молчал, стиснув зубы и с ужасом ощущая, как раскаленная лава растекается внутри. «Так не должно быть! — отчаянно думал он. — Ведь это всего лишь рука… Я же… легкораненый… почему же болит все?» Откуда-то из глубин памяти донеслись обрывки не то разговоров, не то статей о новых отравляющих пулях. «Господи, я что, умру? — ужаснулся Карев. — Прямо сейчас? Здесь?» От леденящей мысли даже боль на мгновение утихла, но сразу же вернулась, нахлынув новой, нестерпимо колючей волной. Уже не один, а сотни жгучих червей грызли его изнутри.