От Граника Александр двинулся на Сарды – один из важнейших политических центров Малой Азия, некогда столицу Лидийского царства. По дороге его встретили Митрин, возглавлявший гарнизон, стоявший в тамошнем акрополе, и самые влиятельные граждане, Оки сдали город победителю. Александр послал туда гарнизон; гражданам Сард он дозволил сохранить свободу и жить по древним лидийским законам [там же, 1, 17, 3; ср.: Диодор, 17, 21, 6; Плутарх, Алекс, 17]. Как показывают дальнейшие действия Александра в Малой Азии, да и в самих Сардах, «свобода», которую он даровал, вовсе не означала освобождения пй власти верховного владыки или даже податного и повинностного иммунитета. Провозглашение «свободы)) было равносильно признанию полисной суверенности) ограниченной верховной властью царя, и, возможно, в данном случае – созданию демократического режима. Как бы то ни было, Александр назначил в Лидий своим сатрапом Асандра, сына Филоты; сбор налогов он поручил Никию, выделив, таким образом, налоговое ведомство и изъяв его из-под контроля сатрапа; командование гарнизоном в сардском акрополе было передано Павсанию, одному из дружинников [Арриан, 1, 17, 7]. Не забыл Александр и богов: находясь в Сардах, он решил построить в акрополе храм и алтарь Зевса Олимпийского. Это событие легенда украсила живописными подробностями: когда Александр выбирал место для постройки, внезапно среди лета разразилась снежная буря, сухая гроза, а потом полилась с неба вода туда, где стоял дворец лидийских царей. Александр понял, что бог указует, где должен быть построен храм, и отдал необходимые распоряжения [там же, 1, 17, 5–6].

Тем временем персидские наемники-греки, стоявшие гарнизоном в Эфесе, крупнейшем греческом порту на малоазиатском побережье Эгейского моря, узнала о результатах битвы при Гранике и, не дожидаясь победителя, бежали, захватив у эфесцев две триеры (там же, 1, 17, 9]. Явившись на четвертый день в Эфес, Александр ликвидировал там олигархический режим, служивший опорой персидского господства, и установил демократические порядки. По его приказу в город были возвращены изгнанные при персах приверженцы демократии. Как и в Сардах, в Эфесе Александр счел необходимым продемонстрировать свое благочестие, хотя и несколько иным способом: подати, которые выплачивались персидскому царю, он приказал вносить в храм Артемиды Эфесской [там же, 1, 17, 10]. Восстановление в Эфесе демократии сопровождалось антиолигархическими выступлениями народных масс; наиболее ненавистные и, очевидно, самые влиятельные олигархи – Сирфак, его сын Пелагоний и его племянники – были вытащены из храма, где искали убежища, р забиты насмерть камнями. Александр быстро прекратил беспорядки: он не желал, чтобы народное движение в Эфесе вылилось в избиение и разграбление местных богачей; вероятно, он не желал и слишком энергичной поддержки „снизу“. Власть должна была устанавливаться и политический режим должен был организовываться „сверху“ – по воле и решению царя! [там же, 1, 17, И – 12]. Той же политики Александр придерживался и по отношению к другим греческим городам Малой Азии, добровольно признававшим его власть, Отправив в различные пункты малоазиатского Побережья отряды под командованием Пармениона (в Магнесию и Траллы) и Лисимаха, сына Агафокла (в другие эолийские и ионийские города), он всюду велел уничтожать олигархию, устанавливать демократический строй, всем пользоваться своими старыми за^ конами. Александр устанавливал демократию не по. тому, что был принципиальным сторонником ее, а вследствие военно-политической необходимости, поскольку тирании и олигархические режимы придержи^ вались персидской ориентации. Мало того, теперь Александр решил отказаться от налогов, которые эти города выплачивали персам [там же, 1, 18, 1–2], Впрочем, как показывает надпись из Приены [Тод, II, 185], вообще от выплат в пользу македонского царя они освобождены не были. Однако речь шла уже не о податях в собственном смысле слова, а о взносах, которые эти города должны были вносить в царскую казну; употребление для обозначения платежей слова уэнфбойт, которым назывались и взносы в союзническую казну II Афинского союза, свидетельствует, по-видимому, о том, что вне зависимости от включения греческих городов Малой Азии в Панэллинский союз они считались союзниками Александра и выплачивали в его казну не подати, а союзнические взносы. Само собой разумеется, действия Александра ничего не изменили по существу. Как бы деньги ни назывались, они все же отнимались у плательщиков и поступали в царскую казну, а союзнический статус, как показывал опыт общегреческих союзов, надежно обеспечивал верховную власть Александра над малоазиатскими греческими городами.

Не все греческие города добровольно признали власть Александра Македонского, Исключение составил Милет, важный порт на берегу Эгейского моря, крупный экономический и культурный центр страны. По некоторым сведениям, после битвы при Гранине туда бежали остатки персидской армии во главе с Мемноном [Диодор, 17, 22, 1], который рассчитывал на персидскую ориентацию кругов, стоявших тогда в Милете у власти. Там он задержался недолго, ушел в Галикарнасс, где начал готовиться к новой встрече с неприятелем. Быстрое удаление Мемнона объясняется, по-видимому, тем, что командир милетского гарнизона Гегесистрат уже обращался к Александр) с письмом, предлагая сдать город: при отсутствии поблизости организованной персидской силы он не видел возможности защищать его. Воины Гегесистрата оставили так называемый внешний город Милета, который без труда был занят Александром. Однако приближение огромного, в 300 кораблей, персидского флота (флота киприотов и финикиян, сражавшихся на стороне персидского царя), ожидание близкой помощи побудили Гегесистрата к защите.

Персидский флот опоздал. Никанор, командовавший греческим флотом (160 кораблей), на три дня опередил персов и встал у о-ва Лада в непосредственной близости от Милета. Персы остановились у горы Микале; греческий флот и размещенный Александром на о-ве Лада гарнизон из 4 тыс. фракийцев и других наемников надежно преграждали им доступ в Милет. Персидские флотоводцы пытались спровоцировать греков на морское сражение; с такой же идеей носился и Парменион, рассчитывавший на неминуемую победу, предсказанную божественным знамением: орел сел па берегу около кормы корабля Александра. Александр отверг этот авантюристический план, заявляя, что предзнаменование истолковано неправильно. Вступать в бой с гораздо более сильным и опытным противником – значит заранее обрекать себя на неминуемое поражение. Орел, севший на берег, определенно показывает, что он, Александр, одолеет Милет с суши.