Мы вышли в коридор вместе, и Нелли прислушалась к музыке, которая чуть слышно доносилась из-за закрытой двери в переднем конце дома.
— Она слушает это день и ночь, — сказала Нелли не очень-то уважительным тоном по отношению к гостье; она всегда чувствовала себя со мной более свободно, чем с другими членами семьи.
— Кто она? — спросила я.
Нелли округлила глаза.
— Это мисс Дейсия — одна из последних у мистера Марка. — Она выразила свое неодобрение подергиванием плеч. Меня не интересовали женщины Марка, и я больше не задавала вопросов.
— Тебе нет необходимости идти со мной, Нелли, — сказала я. — Я еще не забыла дорогу.
Немного поколебавшись, она отошла от меня и направилась к задней лестнице, возможно, вспоминая, как я однажды умудрилась заблудиться в доме, когда впервые приехала в него.
Я поспешила по длинной галерее, соединявшей северное и южное крыло, бросив беглый взгляд на дальнюю стену, где находился в ссылке портрет мистера Данкоума. Были дни, когда во мне жило некое товарищеское сочувствие к этому несчастному зятю, но теперь у меня не было времени размышлять о нем. Этажом ниже лестница вела в большую библиотеку, и я вошла в нее с волнующим чувством узнавания.
Слово «большая» хорошо подходит к этой комнате. Библиотека занимает всю площадь как раз над холлом Атмора. Широкие доски ее темного, до блеска натертого пола были ничем не покрыты, за исключением разбросанных то там, то сям небольших ковриков и книжных шкафов вдоль стен, поднимавшихся до самого потолка. По всей длине потолка висело три люстры, а по обоим концам библиотеки была два камина, около которых образовались уютные уголки. В глубине комнаты стояли стулья и диваны, но были предусмотрены и оазисы для одинокого читателя, причем лампы располагались наилучшим образом, а высокое окно ярко освещало комнату в солнечный день. Я всегда любила библиотеку, несмотря на то, что она могла быть мрачной и полной теней вечером или в серый зимний день.
Дверь в дальнем конце привела меня в коридор на втором этаже, который вел в южное крыло здания, и я пошла по нему к комнатам Мэгги. Апартаменты Марка находились в передней стороне дома в противоположном конце коридора, насколько я помнила, и, вероятно, все еще находились там, так как Атмор не склонен был к каким-либо переменам.
Спальня Мэгги была просторной, к ней примыкала небольшая гостиная с дверью в углу. Именно у открытой двери этой комнаты я задержалась. В камине уютно горел огонь — несомненно, в мою честь, так как американцам вечно холодно в английских домах.
Мэгги ждала меня.
— Входи, — позвала она, — и закрой за собой дверь. Нам не надо, чтобы нас прервали, не так ли?
В ее тоне не было теплоты, и я поняла, как далеко мы ушли от наших былых теплых отношений. Мэгги приняла меня без энтузиазма, когда Джастин так внезапно обзавелся невестой, но хромые уточки всегда были ее слабостью, и когда она решила, что я именно одна из них, она охотно предложила мне дружбу, даже покровительство, настолько, что я могла бы занять в ее сердце третье место после Марка и Джастина. Конечно, в конце концов, она поняла, что я не настоящая хромая уточка, а всего лишь квадратная затычка, причем, весьма наглая, которая никак не подходит к хорошо отшлифованным круглым дырам Атмора. Но я любила Мэгги Грэхем, и было больно потерять в ее лице друга.
И я была рада встретиться с ней наедине в этой небольшой интимной гостиной, отделенной от большой спальни. Здесь великолепие Атмора отступило. Ковер давно выцвел и стал бледновато-желтовато-зеленым, а на стенах остался только намек на ее солнечные тона. Большинство мебели обветшало, но вся она была хорошей пробы, так сказать. Поверх нее были надеты чехлы из простой ткани. Со стен на Мэгги не смотрели портреты предков. Вместо этого висели акварели с пейзажами: леса, озера, окруженные холмами. На одной была изображена бегущая лиса и группа охотников в красном, преследующая ее. Я чуть подольше посмотрела на эту картину, и Мэгги сказала:
— Не беспокойся, лиса убежит. Это можно видеть по неловкой осанке этих всадников. Это нелепая картина, но мне нравятся ее цвета. Она подбадривает меня, когда дела обстоят очень плохо, а ее нелепость вызывает улыбку.
Дела же у Мэгги обстояли плохо очень часто. Она приехала в Атмор совсем молодой девушкой, когда ее мать вступила в опекунство над Джастином и Марком после трагической смерти их родителей в автокатастрофе. После того, как умерла ее мать, Мэгги, хотя и была всего на несколько лет старше Джастина, пошла по ее стопам, так что Атмор продолжал быть ее домом. В конце концов, она вышла замуж, но только затем, чтобы вскоре потерять молодого мужа под Эль Аламейном во время войны. Она не вышла замуж снова. Мэгги было не занимать храбрости и способности к действию, так что я всегда чувствовала ее успокаивающее и поддерживающее присутствие в течение всего года, что я жила в Атморе. Ее оптимистическая вера в свои силы и способность сделать так, чтобы все, в конце концов, наладилось, была обезоруживающей, но не всегда имела практический результат. И теперь мне было очень неприятно встретить в ней такую холодность, несмотря на ту ложь, что она сказала обо мне.
Я села на стул, который она приглашающим жестом подвинула к огню, в то время как сама опустилась на подушки на софе напротив меня. Уставившись на картину над камином — ее нарисовала сама Мэгги, и она изображала лошадь из конюшни Атмора с белой звездочкой на черном лбу и чувствительными бархатными ноздрями — я, наконец-то, нашла, с чего начать разговор, чтобы хоть как-то нарушить затянувшееся молчание.
— А что с конюшней, с лошадьми? — спросила я. — До того, как я уехала, шли разговоры о том, как бы избавиться от них.
— И это было сделано, — ответила она мне резко. — Теперь нужны машины. Осталось только три или четыре. Лошади всегда были роскошью, и от них надо было отказаться. Марк никогда не любил ездить верхом, а у Джастина больше нет времени для этого.
Итак, несомненно, Мэгги, которая любила лошадей и верховую езду, пошла на необходимые жертвы ради экономии. Я понадеялась, что Найджел Бэрроу, если она выйдет за него, предоставит в ее распоряжение конюшню с лошадьми и место для прогулок верхом.
— Я заметила у тебя кольцо, — сказала я.
Она взглянула на сапфировую звезду на своей левой руке. Выбор был удачен: кольцо подходило к ее сильной, ловкой руке. Более утонченное украшение противоречило бы ее характеру.
— Его Найджел выбрал, — сказала она. Действительно, это должен был быть старина Найджел,
подумала я. Но я не ожидала, что он мог быть таким внимательным.
— Именно Найджел убедил меня написать тебе и позвать сюда, — добавила она.
— Найджел? — я не могла бы быть более удивленной. — Но почему? Почему он думал, что я приеду?
Мэгги Грэхем была самым честным человеком из тех, кого я когда-либо знала, за исключением тех моментов, когда шла речь о Джастине и Марке. Ради них она могла бы пойти на ложь или мошенничество, или сделать что угодно, чтобы защитить их, и никогда бы не отказалась от той ноши, которую она так охотно взвалила на себя, когда была еще очень молода. И я видела, как она это делает. Теперь, однако, она пыталась быть откровенной, хотя все же с подозрением рассматривала меня, когда говорила, так что я гадала, что же у нее на уме.
— Возможная женитьба Джастина — вот что приводит меня в ужас. Найджел знает, как меня это беспокоит. А так как Джастин всегда был для Найджела как брат, это беспокоит его тоже. Никто из нас не думает, что все это хорошо кончится в данных обстоятельствах.
Я уже довольно наслушалась намеков.
— Это на Алисии Дейвен намерен жениться Джастин? — спросила я прямо.
Ответ Мэгги был неопределенным.
— Ты единственная, кто может остановить это, Ева. Ты хорошо знаешь, были причины не посылать за тобой. Но Найджел полагает, что они теперь не имеют значения. Что имеет значение, так это то, что ты чувствуешь к Джастину. Именно об этом я намеревалась поговорить с тобой в Лондоне. Потому что нет никакого толку в твоем приезде сюда, если ты больше его не любишь.