Надо было снять медведя на свободе. Обтянули сеткой большой участок леса. Тарик поочередно то с Микой, то с Фенькой находился внутри вольера, остальные снаружи. И вот Фенька разошлась, разбегалась и с ходу, легче кошечки, со скоростью, всех удивившей, взлетела на сосну.

Обратно она слезала медленно, с оглядкой и не в вольер, нет - по ту сторону сетки, где находилась группа.

Сетка шла по холмам, оврагам, кустарникам, и Фенька носилась вокруг, то скрываясь, то показываясь, весёлым галопом проскакивала мимо людей.

Тарик и не подумал покинуть своё место в центре ограды. Он только командовал оттуда:

- Не двигайтесь! Стойте кучей! Никаких резких движений!

Потом добавил:

- Не двигайтесь, всё равно догонит.

Он произнёс это, кажется, серьёзно, но с какой-то особой интонацией, и, точно в тон ему, откликнулся режиссёр.

- Слушай, - взмолился режиссёр, - возьми меня к себе!

- Нельзя, - отвечал Тарик, - места мало. Метраж не тот.

- Может, я в клетку залезу, пока она свободная, - просил (не жестикулируя, без резких движений) режиссёр, - в клетке, знаешь... как-то спокойнее.

Оба уже открыто смеялись.

Некоторое напряжение Тарик уловил, но не мог он не оценить способности шутить в такую минуту. Да и вся группа... Неплохо они держались, это он заметил.

Затем понадобилось снять берлогу, видневшегося в ней зверя и собак, рвущих ему шкуру. Тарик нашёл место на откосе, под корнями старой сосны. Пока углубляли яму, он заметил, с каким интересом поглядывает Мика, и понял, что яма ей нравится. Открыл клетку, и Мика побежала прямо к берлоге. Уж она там трудилась! Она рыла, выкидывала землю, исчезала и выглядывала...

Медведь в берлоге был снят.

Пустили и натравили собак. Не на Мику, избави боже, о таком чёрном деле никто и не заикнулся! Мику водворили в клетку, а в берлогу залезли люди с полушубком. Выставляли, наружу мехом, полушубок, его драли собаки. Тянули с таким азартом, что вырвали из рук и с триумфом понесли свою добычу. Это показалось так смешно, что все захохотали.

- В нашу уставшую группу, - говорил рассказчик, - парень этот внёс милую атмосферу, совершенно новую, непривычную. Всё у нас переменилось. Вечерами в гостинице смех, оживление. Раздражённости как не бывало. Утром мы приезжали в лес. Он уже ждал нас, такой весёлый, бодрый, что-то уже придумавший... Бесконечно изобретательный! Он был, по существу, режиссёром всех "звериных" сцен, подсказывал, с каких точек снимать, придумывал, как обойтись с медведем, чтобы сцена получилась...

- Мы смотрели на него открыв рот и слушали открыв рот. Никто не представлял себе таких отношений между человеком - причем профессионалом и зверем. Он, понимаете, совершенно не противопоставлял им себя. Дрессировщиком его можно назвать лишь условно. Как-то получается, что он среди зверей - старший и одновременно равный... Мне было неловко за себя, вдруг признался рассказчик, - я с таким самозабвением работать не умею. Настоящее творчество!

Вот один эпизод. Девушка очутилась в берлоге, надвигается рассвирепевшее чудовище с развёрстой пастью. Вот уже зверь и актриса сблизились ("Не бойтесь, она не тронет". - "А я и не боюсь! Я только сначала боялась"). Смельчак бросается между ними (актёр уступает место дублёру, а дублёр - Тарик). Предстоит схватка, и Мику заменяют Фенькой.

- Почему, - ещё раньше спрашивала я Тарика, - ты не с Микой боролся? Фенька всё-таки взбалмошная.

- Зато Фенька полегче. Мика насядет, так выдох получается, а вдох почему-то не получается...

Группа наготове. Сейчас будет самое опасное. Тарик (в костюме героя) начинает заигрывать с медведицей. Он подталкивает её, щекочет по носу, замахивается - и она замахивается. Фенька входит в игру. Тарик обхватывает её, она берёт его в свои медвежьи объятия. Валит. Они катаются по земле. Идёт торопливая съёмка. Люди напряжены. Зверь увлёкся. Человек стиснут, спеленат медвежьими лапами.

- Мы увидели, как Тарик замер, его поднятая свободная рука замерла, потом чуть дёрнулась - едва уловимое судорожное движение боли... и крик: "Топуш!" Я не говорил вам, у него великолепный пёс, огромный, умнейший. Летит пёс, вмиг хватает медведицу за ухо, она - на него, пёс бежит, уводит её... Тарик встаёт. Он расправляет плечи, спину... с усмешкой... Не знаю, есть ли в кино ещё кто-нибудь, работающий с медведем без, хотя бы, намордника.

- Ну, а убитого медведя, - спросила я, - как же вы снимали?

- А это, представьте себе, вот как. Фенька валяется на земле. У неё перед носом Тарик вылил сгущённое молоко - таким образом, что ей можно лизать не двигаясь. Он встаёт с Феньки - спиной к аппарату, с окровавленным ножом в руке. Краски налили!.. Крови - на стадо медведей хватит. Затем он оборачивается - а оборачивается уже актёр. Ну, это обыкновенно, монтаж. Тарик посоветовал, откуда лучше снимать. Фенька лижет молоко, Тарик сидит на ней. Мы приготовились - он тихонько встал, отошёл... И - всё, понимаете! И отлично! Вот вам, - рассказчик задумчиво опустил глаза, - убитый медведь...

* * *

Киностудия - это целый городок. Есть и глухие, заросшие углы, где в безлюдные вечерние часы можно гулять с животными. Сейчас Тарик выходит с волками и Топушем - гигантским псом породы "московская сторожевая", который доброжелателен к людям и строг со зверями.

Прежде чем отойти от ворот, Тарик показывает глазами: на глине медвежий след. Я киваю. И - удивляюсь. Нелёгкий труд и вечные заботы не погасили в нём огня, который всех нас опаляет в детстве, когда в первый раз мы прочитываем Бианки и Сетона-Томпсона.

Волки натягивают поводки. Тарик удерживает их с трудом. Возле нас притормаживает микроавтобус.

- Тебя с утра ищут! - кричит шофёр, распахивая дверцу. - Давай скорей в группу! Отведи волков, я тебя свезу!

- Я только приехал, - отвечает Тарик.

- Да утром завтра съёмки, две собаки нужны! Там психуют!

- Скажи, у меня утро в своей группе занято. Я не смогу.

Дверца захлопывается.

- Я скажу, да ведь обратно за тобой погонят! - кричит шофёр, отъезжая.

- На части рвут, - говорю я, - ты смотри не зазнавайся!

Тарик смеётся. Он достаёт из кармана и протягивает мне записку:

Уважаемый Тарик! Убедительно прошу зайти в отдел подготовки