— Был незнаком. Раньше он знал Кортеза только понаслышке, а недавно разговорился о нем с коллегами по работе, расхваливал его необыкновенное лицо. Помнишь, он и перед нами им восхищался?

Джулия кивнула.

— Так вот, недавно… — Саманта тяжело вздохнула. — В общем, один из преподавателей дружит с братом Мануэля — Филиппом, он организовал им встречу как раз сегодня, думал, что Филипп придет один, а он заявился… Догадываешься, с кем?

— Значит, Мануэль вернулся в Штаты. — Сказанные предельно тихо слова потонули в плеске волн, и Саманта их не расслышала.

— Бенедикт был ошарашен, — невинно продолжала она. — Он всегда считал Мануэля эдаким злобным великаном-людоедом, а тот оказался очень милым. Мой муж весь вечер пел ему дифирамбы, и в результате Мануэль согласился позировать для него у себя дома. Бен уже размечтался, что выставит его портрет на следующем вернисаже. — Саманта широко развела руками. — Я должна была тебе сказать. Нет смысла притворяться, что ничего не произошло, ты бы догадалась.

— Конечно. — Джулия горько вздохнула. — Если честно, я чувствую себя хуже некуда.

— Но почему? Тебе-то не обязательно с ним видеться. Бог мой, Калифорния — огромный штат, а Кортез живет в Монтерее, а не в Сан-Франциско. Шансов случайно встретиться — ноль, я тебя уверяю. А не сказать тебе, куда ездит Бен, я не могла. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

— Я не об этом, — перебила Джулия. — Что, если он узнает, что я здесь? Он, чего доброго, подумает, что я его преследую. — Она удрученно склонила голову, что окончательно вывело из себя Саманту.

— Бред сумасшедшего! — зло крикнула она. — Когда мы уезжали, он был в Англии и собирался в продолжительное турне по Южной Америке, а не сразу домой. Вот все, что нам было известно! В любом случае ты же не знала, где он живет.

— Он говорил, что живет в Калифорнии, — едва не плача возразила Джулия. — Но, Саманта, честное слово, я и не надеялась встретить его здесь и приехала не за ним.

— Знаю, милая, знаю. Бенедикт не скажет о тебе, не беспокойся. Но его мы тоже должны понять. Это уникальная возможность, от которой глупо отказываться.

Джулия примирительно заулыбалась:

— Извини. Я просто расстроилась. Больше не буду обременять вас своими проблемами.

— Глупышка. — Саманта легонько тряхнула подругу за плечи. — Послушай меня, поезжай завтра в Сан-Франциско и забудь ты своего Мануэля.

Джулия так и сделала — по крайней мере то, что касается поездки.

На следующий день утром по пути в университет Бен подбросил ее до города, высадил в самом центре, а сам отправился за профессиональными журналами, которые нельзя было достать в Санта-Марте. Обратно девушка решила вернуться самостоятельно, поэтому, оставив Бена, смело отправилась изучать окрестности.

Бездарно потратив полчаса в порту, Джулия наткнулась на канатную дорогу, ведущую в Рыбацкую пристань. «Хоть какое-то развлечение», — подумала она, забираясь в качающуюся кабинку.

Вскоре внизу показалась пленительная гавань с маленькими аккуратными лодочками, которые качались у самого берега, маня запрыгнуть в них и уплыть далеко-далеко в открытый океан, прочь от безжалостной реальности, настигавшей на каждом шагу. Но, как все хорошее, недолгое путешествие подошло к концу, заставляя девушку снова раскрывать путеводитель и размышлять о том, куда бы податься. Яркие магазинчики с заморскими сувенирами ее не привлекали. Оживленный портовый район Окленд-бридж тоже. Джулия свернула в одну из малоизвестных улочек и побрела по ней вверх от доков. За многие годы существования цивилизации эта часть Сан-Франциско почти не изменилась. Со всех сторон девушку окружали крохотные полутемные бары, скромные гостиницы для рыбаков и бедных путешественников, тесные кофейни и товарные склады. Она уже было повернула обратно к центру, не находя ничего интересного в этой нищете, как ее взгляд наткнулся на красивейшие, идеально отполированные сотнями ног ступеньки, ведущие к такому же старому, но не лишенному шарма зданию. Размытая дождями табличка над входом гласила, что оно принадлежит Морскому мемориальному госпиталю. Джулия улыбнулась. Ей в голову вдруг пришла неожиданная мысль: «А что, если оно стоит здесь со времен «Золотой лихорадки» середины девятнадцатого века, когда скитальцы со всего света хлынули в Америку в поисках земли и счастья?» Мечтательно подняв глаза, она заметила в дверях темную фигуру монашки. Женщина беспокойно озиралась по сторонам, будто выискивая кого-то. Увидев Джулию, она изрядно удивилась. Туристы обычно не появлялись в этой части города.

— Доброе утро, — приветливо поздоровалась она, проворно сбегая вниз по ступенькам.

— Доброе утро, сестра, — машинально откликнулась Джулия. — Чудесный день, правда? — начала она как истинная англичанка.

Монашка кивнула. Погода ее не интересовала, поэтому без малейшего перехода она спросила:

— Дитя мое, вы, случайно, не говорите по-польски?

— Не… нет.

— Все правильно, я так и думала. — Женщина недовольно поджала губы. — Увидев вас, я подумала… Впрочем, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Возвращайтесь-ка лучше в более людные места, моя дорогая. Здесь не место для молоденьких симпатичных девушек. Здесь опасно… — Она запнулась. — Вы не потерялись, милочка?

— Нет. — Джулия бурно покраснела. — Я… я просто брожу по городу. Очень жаль, что я не могу вам помочь. Немецкий и французский — это все, что я знаю, не считая, конечно, английского, — чуточку самодовольно закончила она.

— Немецкий, немецкий… — несколько раз повторила женщина, словно пробуя слово на вкус. — Очень может быть, что немецкий подойдет. — И, заметив крайнее удивление Джулии, оживленно продолжала: — Вы, должно быть, решили, милочка, что старушка сошла с ума, да? Так не я одна. Весь медперсонал сбился с ног, разыскивая переводчика для одного больного. Прошлой ночью мы нашли его в сточной канаве. Он поляк, матрос, и ни слова не говорит по-английски. Бедняжка так намучился. Обследование показало, что у него острый аппендицит, и крайне важно объяснить ему необходимость срочной операции. Аппендицит в любой момент может прорваться, будет заражение крови… — Она сокрушенно покачала головой. — Никто не может объясниться с ним, мы все на грани отчаяния. Ваше появление — знак свыше. Поговорите с ним, а мы, в свою очередь, сделаем все возможное, чтобы спасти человеку жизнь. Он действительно нуждается в помощи, иначе я бы не просила.

— Конечно, конечно, я сделаю все, что смогу, — горячо заверила Джулия. — Надеюсь, мой страшный акцент не помешает.

— Мы все будем молиться об этом, дочь моя. — Монашка схватила девушку за рукав и потащила к входу.

Внутри было не так уютно, как снаружи. Облупившиеся в некоторых местах стены и потолок свидетельствовали о немалом возрасте здания. Длинные палаты были до отказа заставлены разнокалиберными койками со стонущими и охающими людьми: ранеными, калеками, немощными стариками. Общая атмосфера угнетала. Даже безупречная чистота и порядок, царящие кругом, не меняли дела. «Форменная больница», — вихрем пронеслось у девушки в голове.

Ее появление не осталось незамеченным. Проходя мимо больных, Джулия смущенно ловила на себе восхищенные, а порой и голодные мужские взгляды. Видно, не часто симпатичные девушки посещали сию мрачную обитель скорби.

Польский моряк лежал, отгороженный от остальной палаты плотными льняными занавесками. Осунувшееся зеленоватое лицо нервно подергивалось. На подбородке — трехдневная щетина. Длинные черные как смоль волосы разметались по подушке. В затуманенных болью глазах отражалась немая мольба.

Сестра, сидевшая у его постели, поднялась и вышла, а Джулия, присев на ее место, ласково спросила:

— Вы говорите по-немецки?

— Йа, йа! — Глаза поляка заблестели, голос возбужденно дрожал, выдавая чистосердечную радость: наконец-то его понимают!

Не теряя драгоценного времени, Джулия объяснила ему ситуацию. Судя по реакции, бедняга и понятия не имел о том, что ему угрожает.