Джулия отхлебнула шерри и взяла предложенную сигарету. Горечь и ожесточение, с которыми он говорил, загадочным образом добавляли очарования его мрачному облику. Девушке хотелось успокоить его, уверить, что ей безразлично его прошлое, его образование, она восхищается им таким, какой он есть.

Ужин был накрыт в маленькой уютной столовой с круглым столом из розового дерева и такими же стульями. Венецианские кружевные салфетки тонкой паутиной покрывали полированную поверхность. Помимо люстры в комнате горело несколько свечей, и Джулия подумала: «Как будет хорошо, если выключить верхний свет».

На столе один за другим появлялись салаты из лангустов и трепангов, жульены, бефстроганов и, наконец, свежая малина со взбитыми сливками.

Насытившись, Джулия откинулась на спинку стула.

— Еда великолепна, — почти с сожалением вздохнула она. — Жозе сам все приготовил?

— Да. Я передам ему твой комплимент.

— Он просто прелесть, — застенчиво улыбнулась она.

— Это тоже передать? — В его глазах появился озорной огонек.

Джулия покраснела. Как ему удается постоянно ее смущать?

В это время в гостиной на низком столике появился кофе, и девушка принялась разливать его в малюсенькие чашечки из тончайшего китайского фарфора. Мануэль отказался от кофе, наливая себе ликер и усаживаясь на единственной стоящей вблизи столика кожаной тахте. До этого момента Джулия намеренно не садилась рядом, впрочем, теперь выбора не было, и она волей-неволей опустилась около него. Слегка ослабив галстук и расстегнув рубашку, мужчина устало откинулся назад. Казалось, он задремал. Девушка нервно пила кофе, оглядываясь по сторонам, уже в который раз изучая комнату и всматриваясь в синее небо за широко распахнутыми окнами.

Спящий, он выглядел моложе и уязвимее, и у Джулии часто забилось сердце. Она поставила чашку и закурила — Жозе предусмотрительно оставил на столе сигареты. Было тихо и спокойно, и после плотного ужина девушка почувствовала себя умиротворенно, как вдруг случайно заметила, что Мануэль проснулся и смотрит на нее сквозь полуприкрытые глаза. Она вновь напряглась.

— Почему ты нервничаешь? Тебе здесь не нравится? — лениво поинтересовался он. — Согласись, здесь намного уютнее, чем в любой гостинице.

— Да, пожалуй, — нехотя откликнулась Джулия. — Здесь мило. Вы, должно быть, устали? — неожиданно спросила она.

— Немного.

— Наверное, очень много работаете?

— Да. Но я люблю свою работу.

Из вежливости Джулия поддерживала разговор, а в голове у нее навязчиво крутилась одна-единственная мысль: интересно, давно ли он встречается с Долорес Арривера и знает ли эта вспыльчивая особа о других его увлечениях, в частности о ней?

— О чем ты думаешь? — как гром среди ясного неба прозвучало у самого уха, и девушка вздрогнула.

— Ни о чем, — глухо отозвалась она. Впрочем, вопрос был чисто риторическим, и ответ так и повис в воздухе.

После минутного молчания Мануэль взглянул на золотые часы на руке и протяжно произнес:

— Как летит время. Уже без пятнадцати восемь.

— Вы сегодня тоже работаете?

— Ну конечно.

Он решительно встал. Джулия старательно смотрела в сторону. Вовсе незачем показывать свой явный интерес к нему, хотя любопытство неудержимо росло. Было в нем что-то непреодолимо притягательное, языческое — в его необычной манере говорить, двигаться, какой-то первобытной красоте. Он снова лег, продолжая пристально разглядывать Джулию, и девушка беспокойно поежилась, не выдержав его насмешливого взгляда.

— Я говорил тебе, ты очень красивая, — промурлыкал он.

Джулия не ответила. Нервно затягиваясь сигаретой, она упрямо продолжала смотреть в сторону.

— Мне нравятся твои волосы… и кожа. — Казалось, его голос убаюкивал. — Она такая мягкая, свежая и гладкая.

Девушка делала вид, что не слышит, а внутри вся горела. Пол никогда не делал ей подобных комплиментов. Робкое «ты потрясающая» — вот все, на что он способен.

Мануэль резко встал, и его гостья чуть не умерла от страха. Оказалось, он просто направился к торшеру. Щелкнул выключатель. Затем свет, лившийся из хрустальной люстры на потолке, погас, и комната погрузилась в романтичный полумрак. Стало значительно уютнее, а Мануэль — определенно опаснее. Джулия вздрогнула.

— Перестань дрожать! — требовательно скомандовал он. Сжав в кулаке густую прядь каштановых волос, он с силой повернул девушку к себе. — Ты прекрасно знаешь, что хочешь поцеловать меня, и, черт возьми, я тоже этого хочу!

От его слов Джулию бросило в жар, голова кружилась, дыхание перехватило, словно ее держали не за волосы, а за горло. Она чувствовала запах его дорогих сигар, лосьона для бритья и крепкого мужского тела.

При этом все ее существо наполнилось сладкой истомой, опасная слабость густо окутывала руки и ноги, в глубине живота зарождалась острая сладкая боль. Губы невольно раскрылись. И тут же сильный мужской рот жадно и требовательно завладел ими. Джулия выгнулась, крепче прижимаясь к нему, не в силах противиться горячей волне желаний, охватившей ее. Никто еще ее так не целовал. Волнующий, страстный поцелуй лишал ее последних сил, заставляя безвольно льнуть к жаркому мужскому телу. С ноющим замиранием под ложечкой она почувствовала давление его бедер, его губы коснулись глаз, подбородка и теперь ласкают шелковистый пушок на шее. Девушка с трудом осознавала, где находится, и, казалось, ничто не имело значения, кроме этих восхитительных минут рядом с ним.

Она тонула в море удовольствия, как вдруг в мозгу оглушительно забил сигнал тревоги. Джулия очнулась, почувствовав, что уже лежит под ним на диване. Этот мужчина не терял времени даром и, похоже, не привык к иному обращению с женщинами. Тяжело дыша, девушка умышленно грубо вырвалась из его объятий, постепенно возвращаясь из сладкого забытья в мир суровой реальности. Волосы растрепались и разметались по лицу, лишенному последних следов косметики, одежда съехала набок.

Оставаясь лежать на прежнем месте, Мануэль молча наблюдал, как она приводит себя в порядок. Он даже не шелохнулся. А ведь мог силой заставить ее лежать, однако моментально отпустил при первой же попытке высвободиться. Джулия не знала, что ей делать, боясь признаться себе, что хочет вновь почувствовать тепло его рук, вкус поцелуя. Сознание недвусмысленно предупреждало ее о неизбежной опасности, если она продолжит любовную игру, и это охладило девушку.

Мануэль упорно молчал, его глаза потемнели и утратили всякое выражение. Взглянув на часы, девушка приятно удивилась. Было только четверть девятого, а казалось, после ужина прошла вечность.

Застегивая рубашку и поправляя галстук, мужчина поднялся.

— Я отвезу тебя домой, — на удивление спокойно проговорил он.

Пальто так и лежали на стуле за дверью. Небрежно перекинув их через плечо, певец направился к выходу. Джулии ничего не оставалось, как последовать за ним. На душе было необъяснимо скверно. Вместо того чтобы радоваться, что он не устроил отвратительной сцены, она чувствовала себя виноватой, и это ее угнетало.

Спускаясь в лифте, оба молчали, и всю дорогу к Фолкнер-стрит никто из них не проронил ни слова. Когда машина наконец остановилась, Мануэль повернулся к девушке, при этом его рука оказалась на спинке соседнего сиденья.

— Иди домой и продолжай играть с маленькими мальчиками. Ты все еще в младшей лиге.

От обиды у Джулии задрожали губы. Разве можно быть таким жестоким? А ей такой глупой?

— Вы отвратительны! — Ее голос звенел от негодования. — Не слишком ли самоуверенно считать, что каждая, кому вы назначаете свидание, только и ждет того, чтобы очутиться с вами в постели?

— Ну, ну, зачем так горячиться? — насмешливо отозвался он. — Я и так насквозь вижу твою прелестную головку. Думаю, ты не в меру… как бы это сказать… целомудренная. А кроме того, — его глаза сузились, — я никогда первым не заигрываю с девушками.

— Я с вами не заигрывала! — гневно выкрикнула Джулия.

— Неужели? — Он выразительно пожал плечами. — Хорошо, давай забудем об этом. Просто прими это к сведению. Так, на будущее.