О Прибалтике и ее богатствах (особенно о янтаре) рассказывались небылицы — они, однако, вполне серьезно воспроизводились в трудах некоторых географов. Реального же представления об этих местах еще не было. Из рек, впадающих в Балтийское море, знали только одну Вислу. Северную же границу Европы проводили через Ирландию (сведения о ней, впрочем, тоже носили фантастический характер).

В Средней Европе римляне проникли в заальпийские области и дошли до Дуная, разбив лагеря на территории нынешних Румынии и Венгрии.

Войны римлян в Азии не слишком расширили их кругозор. По-прежнему считали они Каспийское море заливом Океана, понаслышке знали о Дальнем Востоке и Китае, практически не знакомы были со Средним Востоком и Индией, не говоря уже о Средней Азии, Урале и Сибири.

Одно из немногих их достижений — более детальное знакомство с Аравией, куда в 5 году до н. э. отправился по Красному морю Элий Галл, друг Страбона, проникший в «Счастливую Аравию» (Йемен), но вскоре бесславно возвратившийся оттуда с большими потерями.

Берега Аравийского полустрова, южного Ирана и западной Индии, очевидно, были хорошо знакомы мореходам и купцам (судя по сохранившимся «Периплам»). Точно известно и то, что для плавания в западных частях Индийского океана уже в I веке использовали периодически сменяющиеся муссоны.

Но уже Цейлон представлялся сказочной страной. Так же как земли за Гангом или у Каспия (хотя Антоний вторгался с войсками на территорию современного Азербайджана, а историк II века до н. э. Аполлодор из Артемиты впервые сообщил подробные сведения о парфянах). О массагетах же, обитавших к востоку от Каспийского моря, по словам Страбона, «историки в результате своих исследований не передали ничего точного и правдоподобного, а древняя история персов, мидян и сирийцев не приобрела большой достоверности из-за наивности писателей и их увлечения мифами».

Еще меньше была изучена Африка, которую при Страбоне именовали Ливией (Африкой называли тогда узкую полосу на северо-западе континента, прилегающую к Тунисскому заливу). О протяженности ее с севера на юг в те времена и не подозревали. В глубь ее римляне почти не продвигались. Разве что в 19 году до н. э. римский отряд отправился подавлять беспокойных кочевников. Захватив оазис к югу от лежавшего в руинах Карфагена, он пересек каменистую пустыню и, двигаясь на восток, вышел к оазису в семистах километрах к югу от Триполи.

На востоке же к середине I века н. э. побережье было известно до Сомали, а позднее — до Занзибара (что составляло примерно три пятых длины континента).

Таким представлялся мир современникам Страбона. Таким и описывал он его в своем сочинении, откровенно признаваясь, что неведомые или малоизученные земли его не интересуют.

Материал распределяет он крайне неравномерно, исходя не только из «количества информации», но и руководствуясь явно личными пристрастиями. Из пятнадцати книг, в которых рассказано об ойкумене (две, как уже говорилось, касаются общих вопросов географической науки, ее истории, знакомят со взглядами других авторов), восемь посвящены Европе (из них три — Греции и две — Италии), шесть — Азии (из них три — Малой Азии) и лишь одна — Африке.

В III книге речь идет об Иберии, в IV — о Галлии, Британии и Альпах, в V–VI — об Италии и Сицилии, в VII — о Германии, Балканах и Скифии, в VIII—Х — о Греции и Крите, в XI — о Кавказе, Закавказье, Боспоре, Понте, о Парфии, Гиркании и других областях близ Каспийского моря, в XII–XIV — о Малой Азии, в XV—{64} о Персии и Индии, в XVI — о Передней Азии (Ассирии, Вавилонии, Месопотамии, Сирии, Финикии, Иудее, Аравии), наконец в XVII — о Египте, Эфиопии и Ливии.

Симпатии автора безоговорочно отданы Европе. По его мнению, она, за исключением небольшой территории на севере, очень удобна для обитания и «удивительно приспособлена природой для усовершенствования людей и государственных форм». Правда, в гористых и более холодных районах жить нелегко, и это отражается на нравах их обитателей, однако и эти «бедные области, прежде населенные разбойниками, становятся культурными, как только получают хороших правителей». Равнины более благоприятно влияют на характер жителей, которые, как правило, миролюбивы и трудолюбивы, тогда как «в бедной стране, напротив, все служит тому, чтобы сделать людей воинственными и храбрыми».

А поскольку Европа «испещрена» равнинами и горами, то в ней «земледелие и цивилизованная жизнь сочетаются с воинственностью», поэтому она наиболее независима. Кроме того, она «сама производит все наилучшее и необходимое для жизни, а также все полезные металлы». Наконец, в Европе «много различных пород домашнего скота, дикие же звери редки. Таков в общих чертах этот материк по своей природе».

При всей наивности точки зрения Страбона это все же одна из первых попыток установить взаимозависимость между человеком и окружающей природой. Более того, ученый верит в возможность благотворного воздействия людей, в их, так сказать, культурную миссию. Естественно, образцом для него, патриота могучей державы, служат римляне. Подчинив массу отсталых племен, живших в «неудобных для обитания местностях» (скалистых, холодных, лишенных гаваней и т. п.), они «не только заставили народы, до сих пор разобщенные, вступить в общение друг с другом, но и научили даже более диких цивилизованной жизни».

Рассказывая об Испании или Галлии, Страбон опирается на надежные источники — сообщения заслуживающих доверия очевидцев (например, Юлия Цезаря, не только покорившего кельтов, но и оставившего знаменитые «Записки о Галльской войне»), труды побывавших там ученых (Полибия, Посидония, Артемидора из Эфеса). Это, правда, не избавляет Страбона от ошибок: Атлантическое побережье тянется у него прямой линией от Пиренеев до устья Рейна, о Бискайском заливе и выступе полуострова Бретань не говорится ни слова.

Еще больше погрешностей — в описании Британии. Сам остров, по форме напоминающий треугольник, «сдвинут» далеко к югу, причем южная его часть по длине равна и параллельна Галлии. Ирландия же помещена близ северной оконечности Британии. Это — крайняя точка ойкумены. Надежными известиями об острове Иерна (Ирландия) Страбон не располагает и потому вопреки обыкновению обращается к непроверенным свидетельствам: «Об этом острове я не могу сказать ничего определенного, кроме того, что обитатели его более дикие, чем британцы, ибо они людоеды и отличаются обжорством».

О Германии представления у Страбона крайне смутны. Рассказывая о некоторых важнейших событиях, связанных с походами римлян (Юлия Цезаря, Августа, Тиберия), ученый ограничивается очень краткой и неопределенной характеристикой природных условий страны (два параграфа о Германии занимают всего пять страниц!). Он утверждает, например, что все ее пространство до Эльбы — болота и густые леса. Что же касается земель за Эльбой, то о них ему ничего не известно, как не знает он и реки Вислы.

Довольно точно описывает географ Адриатическое побережье, земли же на севере Балкан (до Днестра) известны ему гораздо хуже.

Отрывочны и данные о землях, прилегающих к Черному морю с севера. «Варварские» земли (скифов, сарматов) его мало интересуют. О них он говорит с чужих — и не всегда убедительных — слов. Разумеется, географу хорошо известны старинные греческие колонии: Ольвия (около Одессы), Херсонес (близ Севастополя), Феодосия, Пантикапей (современная Керчь), Фанагория, Танаис (в устье Дона). Но, как заметил еще М. И. Ростовцев,[17] нет ни одного указания на то, что Страбон лично знаком с северным и восточным побережьями Черного моря, и «нет оснований думать, что его тянуло в эти отдаленные места».

Категорические же высказывания, вроде «Вся территория к северу от Германии до Каспийского моря представляет собой равнину» или «Вся страна вплоть до приморских областей между Борисфеном [Днепр] и Меотидой [Азовское море] отличается суровыми зимами», отнюдь не делают эти главы книги более убедительными. Историко-этнографический материал в них весьма интересен, хотя и не всегда достоверен.