Могучая фигура Кернана наводила на мысль об огромной физической силе этого человека. И в самом деле, у себя на родине он прослыл необыкновенным силачом. О нем рассказывали удивительные истории; и ни разу на праздничных поединках, так любимых бретонцами, этот неустрашимый боец не повстречал достойного соперника.
Его лохмотья, пропитанные грязью и кровью, достаточно красноречиво свидетельствовали о том участии, которое он принял в последних сражениях повстанческой армии.
Он следовал за графом размашистым шагом; последний, в свою очередь, стремясь сократить путь, пробирался по рву, наполовину заполненному водой и грязью. Слова, произнесенные Кернаном, ужаснули его. Достигнув передних рядов колонны, граф заметил в стороне от дороги небольшую рощицу. Туда-то он и увлек своего спутника.
— Так ты видел Карваля? — спросил граф изменившимся голосом.
— Да, мой господин!
— Где?
— В сегодняшней драке, среди республиканцев.
— Он узнал тебя?
— Да.
— И он говорил с тобой?
— Да, после того, как разрядил в меня свои пистолеты.
— Ты не ранен? — живо воскликнул граф.
— Нет пока что, — ответил бретонец с печальной усмешкой.
— И что сказал этот негодяй?
— «Тебя ждут в замке Шантелен», — вот что он крикнул перед тем, как скрыться в дыму сражения. Я бросился за ним вдогонку, но — куда там!
— «Тебя ждут в замке Шантелен», — повторил граф. — Что он хотел этим сказать?
— Да уж ничего хорошего!
— А что он делал в республиканской армии?
— Командовал шайкой таких же бандитов, как и он сам.
— А! Доблестный офицер армии Конвента, которого я выгнал за воровство из моего дома!
— Да, бандитами становятся не сразу. Но от этого его слова внушают мне не меньше беспокойства. «В замке Шантелен», — так он сказал. И туда стоит поспешить!
— Да, да, конечно! — подхватил граф, томимый горестными предчувствиями. — Но эти несчастные, наше движение…
— Мой господин, — Кернан постарался придать своему голосу возможно большую убедительность, — сначала семья, а потом родина. Что станется без нас с госпожой графиней и с моей племянницей Мари? Вы исполнили свой долг дворянина, сражаясь за Господа Бога и короля. Вернемся в замок и, как только наши близкие будут в безопасности, снова возьмемся за оружие. Католическая армия разгромлена, но война еще не закончена. Поверьте! Снова зашевелились в Морбиане;[26] я сам знаю некоего Жано Котро, который способен доставить немало хлопот республиканцам, а мы уж похлопочем вместе с ним.
— Тогда в дорогу, — сказал граф. — Ты прав, в словах этого Карваля содержится угроза. Я увезу своих жену и дочь за пределы Франции и вернусь сложить голову на родной земле.
— Мы вернемся вместе, мой господин, — откликнулся Кернан.
— Да. Но как добраться до замка?
— Я думаю, нам надо идти до Геранда, а оттуда пробираться вдоль берега либо на Пирьяк, либо на Круазик, чтобы затем выйти в море.
— А на чем? — воскликнул граф.
— У вас есть золото?
— Да, около полутора тысяч ливров.[27]
— Ну так на это можно купить лодку у какого-нибудь рыбака, а если потребуется, и самого рыбака в придачу.
— И как же мы поступим?
— У нас нет выбора, мой господин. На суше мы скоро столкнемся с одним из отрядов республиканцев или же, прячась в зарослях и избегая проезжих дорог, рискуем добраться до цели слишком поздно. Если вообще сможем добраться…
— Тогда в путь, — сказал граф.
— В путь, — ответил ему крестьянин.
Граф де Шантелен полностью доверял Кернану, который был его молочным братом. Можно сказать, что храбрый бретонец являлся частью семьи де Шантеленов. Дочь графа Мари он называл не иначе как «моя племянница», а та, в свою очередь, звала его «мой дядя Кернан». Господин и слуга были неразлучны с малых лет, причем Кернан, получивший хорошее воспитание, выделялся среди людей своего круга. Разделив со своим господином забавы детства и бурные годы юности, он смело последовал за ним, чтобы разделить все тяготы и лишения военного похода. Решив присоединиться к армии Кателино, граф собирался оставить Кернана в своем замке, но разлучить братьев оказалось невозможно. Впрочем, в замке оставались другие слуги, способные защитить графиню в случае опасности. И наконец, еще одно обстоятельство, которое более или менее успокаивало графа: замок находился в самом центре Филистера,[28] затерянный где-то между Фуэнаном и Плугастелем, вдали от Кемпера и Бреста — оплота республиканцев. Итак, считая свою семью в безопасности, граф без колебаний примкнул к восстанию. Но встреча с Карвалем, его бывшим слугой, которого граф выгнал год назад за воровство, и особенно его слова, полные угрозы, явились для него предупреждением о надвигающейся опасности, которую следовало опередить.
В тот момент, когда толпа беженцев приблизилась к топям Св. Жоакина, граф и Кернан свернули с проезжего тракта, решив двигаться напрямик. В последний раз они бросили взгляд на эту обезумевшую толпу, медленно растворявшуюся во мраке ночи. Скоро последние крики замерли вдали, и наступила тишина.
В восемь часов вечера путники прибыли в Геранд, опередив на верных полчаса авангард отступающей колонны. Городские ворота закрывала решетка, но наши друзья воспользовались потайным ходом и вскоре очутились на пустынных улицах городка.
Какая жуткая тишина после грохота битвы! И ни одного освещенного окна, ни одного запоздалого прохожего: ужас загнал жителей в собственные дома с крепкими ставнями и засовами на дверях. Все утро Геранд прислушивался к грому пушек. И каким бы ни был исход битвы, обыватели боялись бегства обезумевших побежденных так же, как и нашествия жаждущих крови победителей.
Граф и Кернан быстро шли по выщербленным мостовым, и звук их шагов, далеко разносившийся в мертвой тишине пустого города, казался зловещим. Они достигли церковной площади и вскоре оказались на крепостной стене.
Отсюда уже ясно слышался нарастающий гул, доносившийся со стороны предместья; этот гул, похожий на угрожающий шепот, перемежался эхом выстрелов.
Дождь прекратился, и сквозь рваную завесу низких свинцовых облаков проглянула луна. Дул западный ветер. Казалось, что под его порывами звезды, внезапно вспыхивая и озаряя своим светом крыши домов, кружатся в каком-то беспорядочном танце, очерчивая с поразительной четкостью мельчайшие детали и отбрасывая на землю быстрые и причудливые тени.
Граф и Кернан обратили свои взоры к морю. Бухта Геранда лежала перед ними позади множества бассейнов, издали напоминавших огромную шахматную доску. Слева от них из-за желтеющих дюн виднелась колокольня местечка Бас. Еще дальше, в пелене тумана, проступали очертания стрелки Круазик — узкой полоски суши, уходящей в океан. Справа, у оконечности бухты, зоркие глаза Кернана еще могли различить очертания колокольни Пирьяка. А дальше небо и вода соединялись друг с другом, переливаясь в неверном свете звезд и сиянии луны.
Оголенные ветки молодых деревьев дрожали и гнулись под порывами сильного ветра, и время от времени какой-нибудь камень, расшатанный в своем гнезде, с громким стуком скатывался с крепостной стены и исчезал в жидкой грязи, заполнявшей ров.
— Итак, — наклонясь против ветра, обратился граф де Шантелен к своему спутнику, — там — Круазик, здесь — Пирьяк. Куда направимся?
— В Круазике мы скорее отыщем лодку, но если придется возвращаться, эта полоска суши вполне может превратиться в ловушку.
— Я полагаюсь на тебя и следую за тобой, Кернан. Только выбери самую короткую дорогу, а еще лучше — самую верную.
— Думаю, надо обогнуть бухту и идти на Пирьяк. До него едва ли больше трех лье, и, скорым шагом мы доберемся туда менее чем за два часа.
— В дорогу, — сказал граф.
Путники покинули город в тот самый момент, когда колонна вандейцев входила в него с противоположной стороны, взламывая ворота и рекой переливаясь через рвы, словно идя на приступ. В окнах один за другим вспыхивали огоньки. Мирный Геранд наполнился непривычным шумом обезумевшей толпы. Звуки выстрелов заставляли дрожать ветхие стены, и вскоре с колокольни городской церкви донеслись тяжелые раскаты набатного колокола.
26
Морбиан — департамент, занимающий юго-западную часть бывшей провинции Бретань и выходящий к Атлантическому океану. Расположен к северо-северо-западу от Вандеи.
27
Ливр — старинная французская серебряная монета, первоначально соответствовавшая стоимости одного фунта серебра; впоследствии такое значение ливр имел только в качестве денежно-счетной единицы; как обиходная монета с 1667 года был равен 20 су; отменен в 1793 году.
28
Финистер — департамент, занимающий крайний запад бывшей провинции Бретань.