– Ну и бросишь! – взгляд женщины выражал презрение к тому, чем Евгений Александрович занимался всю свою сознательную жизнь. – Твоя докторская диссертация никому не нужна, даже тебе. Ты прекрасно знаешь, что это ничто иное, как пятьсот страниц макулатуры.

– Ну, ты не права... В ней есть парочка-тройка весьма интересных выводов...

Парочка-тройка выводов по теории рудообразования была. Но тех, кого они могли заинтересовать и подвигнуть на продолжение исследований, уже почти не осталось. Они торговали нижним бельем и списанными танками, работали в Метрострое проходчиками и маркшейдерами, воевали с палестинцами или увеличивали в Кремниевой долине военно-стратегическую мощь Америки.

– Да и денег у меня нет... – продолжил Смирнов. – А в сыске ты же знаешь, как – тому дай, этому дай.

– А те шестьсот долларов, которые ты вчера заработал?

– Их хватит максимум на неделю.

– Тогда я... я нанимаю тебя!

– Ты нанимаешь меня?? Частным детективом?

Смирнов представил себя стоящим в дождливой подворотне с пистолетом в руках. Темная широкополая шляпа глубоко надвинута, длинный плащ застегнут на все пуговицы, сердце холодно стучит, в душе ничего, кроме желания поскорее разрядить обойму и пойти потом к стойке бара, усесться и сказать: "Паша, двойной виски и вечернюю газету".

– Да, нанимаю! – глаза Юлии, все еще влажные от слез, загорелись азартом.

– Я не смогу брать у тебя деньги... Да еще за... за это.

– Ты просто боишься!

– Я боюсь!?

– Да, ты! – Юлия хорошо знала, что взять Смирнова на "слабо" проще простого.

– Чепуха, ты же меня знаешь... Я просто не привык заниматься не своей работой. Ну, представь, милиционер по просьбе подруги садится за поляризационный микроскоп и пытается отличить ороговикованный диоритовый порфирит от грейзенизированного гранодиорит-порфира. Смешно.

– Кроме тебя некому этим заняться. Я не могу пойти в частное агентство, ты же знаешь, кому они все принадлежат...

– Частные детективы – все бывшие оперативники, – начал исподволь сдаваться Смирнов. – С опытом, со связями, с доступом к секретным базам данных.

– У тебя есть знакомые в ФСБ. Я подключу своих надежных друзей. У тебя все получится.

– Розыскная работа – это серьезная профессия, – Евгений Александрович представил себя Ниро Вульфом, копающимся в комоде остывающей проститутки.

– Профессия, профессия! Ты же сам говорил, что геолог – это тот же детектив, но выпытывающий тайны не у людей, а у каменной земной оболочки.

Смирнов задумался. На душе было гадко: работал столько лет, опыта и знаний выше крыши, а тут пришла какая-то мразь, и все коту под хвост.

– Может, все-таки вызовем милицию? – придвинулся он, смущенно улыбаясь.

– Ты просто меня не любишь! – отстранилась Юлия, кривясь от неприятия.

Смирнов растерянно посмотрел женщине в глаза. Они, негодующие, блестели презрением.

– Ну, ладно, ладно, уговорила, – сказал он, тяжело вздохнув. – Не позже чем через три месяца я приведу его сюда. И отдам в твои руки. И мне будет приятно, если ты измочалишь ему пенис моими долбанными пассатижами.

– Мне кажется, что пенис надо будет мочалить не ему...

– А кому?

– Кто-то прислал его... Шурик этот – подневольный исполнитель, "шестерка". И совсем не вор. Помнишь, как он сказал: "Это крупная методическая ошибка, ведущая к необратимым последствиям"?

– Помню... Действительно, так мог сказать только человек, писавший пространные квартальные отчеты в весьма вредном народу научно-исследовательском институте. Кто же его нанял? Борис Михайлович?

– Исключено... У нас сейчас почти что любовь.

– А кто?

– Ума не приложу. Может быть, кто-нибудь из крыши?

– Евнукидзе?

– Он бы сразу убил... – покачала головой женщина.

– Но есть же у тебя враги? Они у меня есть, а у тебя и подавно должны быть.

– Враги-то есть... Как без них? Может быть, кто-нибудь из соперничающих с нами фирм?

– Вот и вспоминай, залазь на диван с ногами и вспоминай. А я буду вещественные доказательства искать.

Через десять минут игры в Шерлока Холмса в пузырьке из-под пенициллина Евгением Александровичем были заточены образцы спермы насильника. К полуночи с помощью лупы были найдены несколько его волосков, а в прихожей – частички грязи с ботинок. Но самое главное было обнаружено на вешалке. Это был черный плащ, очень похожий на плащ хозяина квартиры.

– Поновее моего. Хоть в чем-то прибыток, – хмыкнул Смирнов, осматривая его.

Юлия покрутила головой.

– Завтра куплю хорошую собаку, дам ей понюхать, – продолжал бормотать Смирнов, обследуя наружные карманы плаща. Ничего, кроме мелочи, в них не было.

Юлия не отреагировала. Она поняла, что детектива из любовника не выйдет.

Во внутреннем кармане лежал рекламный проспект фирмы "Северный Ветер". Новенький, пахучий, только что из типографии.

Смирнов повесил плащ на место, подошел к Юлии, по-прежнему сидевшей на диване, протянул ей проспект. Та не взяла.

– Мы таких напечатали пять тысяч экземпляров только в этом квартале.

– Получается, что и в самом деле, кто-то до тебя докапывается... Материалы собирает, даже этот проспект...

– Я же говорила. Теперь ездить к тебе придется с охраной. Если, конечно, ты захочешь со мной встречаться...

Смирнов подсел к женщине, робко посмотрев в глаза, сказал:

– Как-то странно все...

– Что странно?

– Да так...

– Ты хочешь сказать – странно, что меня изнасиловали прямо, тебя изнасиловали косвенно, а ощущение такое, что вроде бы ничего особенного не случилось?

– Да... У тебя что-нибудь болит?

– Нет...

– Тебе было... было не очень противно?

– Он умеет обходиться с женщинами...

– И член оптимальный...

– Да. Но он меня изнасиловал...

Смирнову хотелось вернуть прошлое.

– Нас все время насилуют, – вздохнул он. – Все, кто может насиловать, насилуют. И у нас иммунитет. То есть, если никто не видел, то ничего и не было.

– Если ты не хочешь его искать, не ищи... Все равно, похоже, ничего хорошего из этого не выйдет.

– Все, что я хочу, сейчас хочу – это... это...

– Переспать со мной?

– Да. Я хочу сполоснуть твое влагалище своей спермой.

Смирнов всегда выражался без обиняков. Он всегда был как на ладони. Юлия это ценила.

– Я тоже этого хочу... Иди ко мне.

На следующий день вечером Смирнову позвонила мать Юлии. Она сказала, что ее дочь в середине дня положили в больницу:

– В обед девочка вышла на Чистопрудный бульвар прогуляться и у театра "Современник" ей показалось, что ее преследует маньяк. Она бежала, пока не лишилась чувств.

В конце разговора старшая Остроградская попросила Смирнова ни о чем не распространяться, так как руководству "Северного Ветра" сообщено, что госпитализация Юлии обусловлена нервным ее переутомлением.

– И не удивительно, ведь последний месяц она работала по восемнадцать часов в сутки, дважды была в Лондоне и дважды в Варшаве, – добавила мать Юлии с упреком. Она знала, что Смирнов приходит на работу к одиннадцати и уходит, когда ему заблагорассудится.

Приехав в больницу, Евгений Александрович встретился с заведующим отделением, в котором находилась Юлия; тот сказал, что госпоже Остроградской придется провести в больнице недели две. И что сейчас к ней нельзя – она на обследовании, да и палата режимная.

Расстроившись, Смирнов поехал на работу. Месячный отпуск без содержания был оформлен в начале следующего дня.

Вернувшись домой после междусобойчика по этому поводу, Евгений Александрович залег на кровать и принялся осмысливать случившееся.

"Мог ли Шурик действительно зайти "не в свою квартиру"? – сразу же задался он вопросом. – Вряд ли. Такие умники идут наверняка. А может, он просто не смог пройти мимо не захлопнувшейся двери?