– Ну, что, милый, хорошо тебе там? – спросил он, когда Шура приоткрыл глаза.

Шура не ответил.

– Ослаб ты, есть, наверное, хочешь, – участливо покивал Борис Михайлович. – Ну, ничего, я покормлю, я люблю кормить животных.

Спустя несколько минут перед пленником стояла миска, полная бутербродов с черной икрой, ветчиной и сыром.

Шура посмотрел на них равнодушно.

– Не отчаивайся, кушай, – сказал Борис Михайлович, погладив его по голове. – Мне кажется, у тебя есть шансы выбраться из своего положения.

Шура посмотрел в глаза начальника. И понял, что шансы у него действительно есть.

– Откуда Женя знает Пашу Центнера? – спросил Борис Михайлович, придвинув к пленнику напряженное лицо.

"Смирнов сказал, что знаком с Пашей", – мгновенно отложилось в мозгу Шуры, и он ответил.

– Фиг его знает. Пидары по тусовкам только и слоняются. И Паша любит показать себя в общественных местах с двумя качками за спиной.

– Как Жене могло придти в голову, что это я приказал устранить Пашу Центнера? – продолжал вопрошать Борис Михайлович. Волнение не позволяло ему тщательно формулировать вопросы.

– Он отказывался с вами встречаться, – подумав, начал Шура издалека. – Прочитал в "Московском Комсомольце", как один российский предприниматель любовника в кладовке на цепи держал. И надо же, в тот же день увидел голливудский фильм с аналогичным эпизодом на ту же тему. "Криминальное чтиво", вы его, конечно же, помните. Траволта, Уиллис и тому подобное. Вот Женечка и струсила от этого вульгарного материализма, начала требовать гарантий. И черт меня попутал. Красивый он, собака, было бы жаль, если бы вы его не поимели.

– Каким образом черт попутал?

– Ну, я сказал ему, что вы на идеологической основе тайный борец с бандитизмом... Ну, как Джульетта. И что большую часть своих доходов вы направляете на искоренение отечественной преступности.

– Ты сказал, что это я приказал устранить Пашу!?

– Да. Пашу и многих других известных авторитетов. Вы не представляете, как он неровно задышал, как взволновался! Бабы и пидары любят сильных мужиков, мужиков, которые давят врагов чистыми руками.

– Понятно. А Пашу, значит, ты убил?

– Так получилось. Вы приказали мне поближе с ним познакомиться, узнать привычки, пристрастия, а я, в свою очередь, попросил Женю назначить ему тет-а-тет в шашлычной одного малолюдного парка. И, как бы случайно, с ними столкнулся. А эта Женечка... Вот штучка!

– Что эта Женечка?

– Да он такой весь из себя был, что даже я на глазах голубеть начал...

– А Паша? – Борис Михайлович был вне себя. Виагра буйствовала в крови.

– А Паша его лапал, в щечку, губки вытянув, целовал. Ну и в пламенной дружбе, естественно, признавался, предлагал даже на яхте до Канар прокатиться.

– Он же не страдал?

– Я сам удивился.

– И что дальше?

– Когда Паша пописать пошел, я, – ради вас, между прочим, – напомнил Жене, с кем мы шашлыки из парной баранины едим. С человеком отсталым и принципиально уничтожающим сексуальные меньшинства. И что Центнер с ним лижется, чтобы убедиться в его антидемографической ориентации. Убедиться и потом собственноручно зарезать. Может быть, в этом самом парке. Если бы вы видели, как он побледнел. Ну, я и словил момент. Предложил ему после моего ухода с Пашей в лесочек прогуляться... Сказал, что если не мы его, то он его.

– И что, пошел он?

– Пошел, весь дрожа. Я из-за дерева видел. А этот кретин, точно, думал, что от любовного нетерпения он трясется. Или с целкой своей навсегда прощается.

– И ты его убил...

– Да. В тот самый момент, когда он сзади к Жене пристраивался. А Женя – точно целка. Окаменел весь... Нет, целок трахать – это не фонтан.

– Где это было?

– Это мой маленький секрет или, так сказать, ключик от моего саркофага, – постучал Стылый указательным пальцем по бетону. – Скажу только, что в яму, перед тем, как ее засыпать, я бросил не традиционную горсть земли, а кое-что такое, что приведет эксгуматоров прямиком к Василию Васильевичу, вашему покорному слуге.

– Негодяй! И о Евнукидзе ты Жене все рассказал?

– Рассказал. Он знает, что Евнукидзе вас за Пашу на тоненькие ленточки порежет...

– Негодяй!

– Погодите вы с характеристиками, я еще не все рассказал. Да будет вам известно, что подробное описание обстоятельств смерти Паши Центнера и местонахождение его останков в настоящее время хранится в одном известном своей надежностью банке. И если раз в месяц один мой приятель в нем не отметиться, то хана вам, Борис Михайлович, причешет вас Евнукидзе по полной программе.

– Погань, – Борис Михайлович принял вторую таблетку Виагры. – Я же тебе деньги плачу. Ты обязан был с самого начала посоветоваться насчет Жени с Василием Васильевичем.

– Не было времени.

– Даже по телефону?

– Если бы я позвонил ему, закрутилась бы канитель. Это, во-первых. А во-вторых, я подозреваю, что Василий Васильевич симпатизирует Остроградской.

Шура взял бутерброд с икрой. Начал есть. Борис Михайлович задумался. В желудке кольнуло. "Виагра" не действовала.

– А у Жени в самом деле ноги кривые? – спросил Борис Михайлович, решив оказать "Виагре" моральную поддержку.

– Не видел. Но вряд ли.

– Почему вряд ли?

– Ну, знаете ли, бывают такие женщины... – Шура взял бутерброд с ветчиной. – Покажут один пальчик и ясно, что у нее все в порядке и с ногами, и с грудью, и со всем остальным. Этот хрен собачий такой же.

Шуре следовало быть осторожнее. "Виагра" начала действовать. Борис Михайлович начал расстегивать ширинку.

– Это вы зря, – невозмутимо сказал Шура, продолжая расправляться с бутербродом. – Принесите лучше чего-нибудь попить.

Борис Михайлович принес бутылочку "Фанты". Ширинка его была расстегнута. Сквозь нее виднелись белые трусы, из-за резинки которых выбивались жиденькие пряди седых волос.

– Почему зря? Тебе в твоем положении любое удовольствие нелишне. Вряд ли ты в рай попадешь. А в аду, как я слышал, в задницу одно каленое железо суют.

Стылый поморщился. Вспомнил паяльник. Но, взяв себя в руки, потянулся за бутербродом с сыром. Но взял с икрой.

– Приговор себе подпишете, – сказал он, перед тем как откусить.

– Какой приговор?

– Если Женя узнает, то письмецо из банка опять таки к Евнукидзе попадет, потому как Женя ревнивый и самолюбивый.

– А как он узнает? Вы, что, телепаты?

– Сердцем, Борис Михайлович, сердцем узнает.

"Виагра" перестала действовать.

"Опять подсунули черт те что".

Борис Михайлович застегнул ширинку и застыл, обхватив подбородок рукой. Образ Жени захватывал его воображение все больше и больше.

– Ну ладно, давай пока отложим, – сказал он. – К завтрашнему утру я решу, что делать. Через час к тебе придут, и ты скажешь им, где живет Женя. Ей богу, скажешь.

"Конечно скажу, – подумал Стылый провожая глазами начальника. – Девяносто девять из ста, что Смирнов не дома, а у своей аппетитной Марии Ивановны".

Мария Ивановна ждала Смирнова. В обтягивающем черном платье. Коротком, с короткими рукавами и глубоким вырезом на груди. Два часа назад она купила в "Библиоглобусе" две книжки Смирнова. Пролистала их и обнаружила, что его героини непременно появляются в таких платьях, дабы сразить героев наповал. Смирнов ее любознательность оценил и не стал лаять с порога.

Мария Ивановна, поставив себе пятерку по литературе, провела его в столовую, посадила за стол, налила красивого борща со сметаной.

Смирнов есть отказался. Он даже не сел.

– Ты просто не знаешь, – сказал он, вынимая сигареты, – как я из-за тебя влип.

И, сокрушенно покачав головой, пошел к двери.

– Ты куда!? – всполошилась Мария Ивановна?

– Как куда? – обернувшись, Смирнов вперил в нее холодные глаза. – На лестничную площадку курить.