Если вам, ребятки, кто-нибудь скажет, что в сказках нет никакой правды, то вы этому не верьте. Правды предостаточно. Вот и моя бабушка, дай ей пан Бог вечной славы, собственными глазами видела королеву змей. И у нас в Упе и в Метуе[1] жил настоящий водяной. И собаки-русалки, о которых я уже рассказывал[2], таки действительно существуют, это вам подтвердит и пан Йирасек[3], который написал немало книжек, в том числе и относительно собачек. Да и здесь, в Праге, есть один большой дом, именуемый парламентом, и там собираются чудотворцы, или, иначе говоря, чародеи, и мощно чудят. Скажет один из них заклинание «чары-мары-фук», и как начнут вам летать в воздухе жареные голуби[4]! А другой выкрикнет «эники-беники», и те жареные голуби вмиг исчезнут, даже духу их не будет. Вот так те чудотворцы или депутаты чудят себе друг против друга на своих заседаниях, а заседаний-то и не видать. И это святая правда, ребятки, даже ваши папы вам это подтвердят. Также есть в Праге одна чудесница, которая предсказывает будущее. И я сам знаю одну русалку со звёздными глазами. Из этого вы можете видеть, что сказки действительно существуют, а кто этому не верит, тот не смей читать дальше.

Итак, жил-был один нищий, который в одном кармане имел дырку, а в другом даже и того не было; это и всё его имущество. К тому же бедолага был немой, со вшами в седых волосах и такой бедный, что его нигде даже переночевать не пускали; кое-как ему иногда подавали заплесневелую краюшку хлеба, а нищий даже поблагодарить не мог, только чудно смотрел ясными добрыми синими глазками и брёл себе дальше. А что до сна, так боже мой, где-то есть сено, а где-то — солома; а когда уж совсем нечем было прикрыться, в крайнем случае накрывал себе нищий глазки морщинистыми веками — вот всего и делов.

Спит себе как-то этот немой нищий в пустой сторожке и сдаётся ему, что он в раю; такая вещь может присниться и бедному человеку. И пока он так спал, притопал ничтожный воришка, чтобы также заночевать в этой будке. Лезет он внутрь и нащупывает в темноте нищего. Знать это коллега, — думает себе и сразу же обшаривает у нищего карманы — нет ли там золотых цепочек или бриллиантовых перстней после кражи. И в одном кармане нашёл он дырку, а в другом и того не было. А этого, ребятки, маловато даже для истощавшего воришки. Так что ничего он из карманов не взял, даже дырку и ту оставил нищему. И лёг в другом углу сторожки, чтобы хотя бы выспаться.

Лежит воришка и никак не может заснуть. Видать, совесть у него не чиста. Итак, лежит он себе, и о диво: вдруг в сторожке как засияло красиво, аж у воришки ком в горле от такой красоты! И в этом таинственном сиянии появились три белые старушки. Воришкой овладел страх, съёжился он в уголке и стал такой махонький, будто кучка пепла, словно сухая былинка, или ничто, сложенное втрое. А три старушки склонились над спящим немым нищим, и первая из них сказала:

— Смотрите, сёстры, как спокойно спит самый бедный в мире человек.

— Человек этот самый бедный, — сказала вторая, — да найдёт он место, где наибольшее в мире сокровище.

— Но только после смерти, — добавила третья.

Трижды свёрнутое ничто в уголке — ничтожный воришка — навострило уши.

— Ага, когда уже его похоронят, — сказала первая старушка.

— И именно на том месте, где его похоронят, будет находиться самое большое в мире сокровище, — добавила вторая.

— Так суждено! — закончила третья.

— А где его похоронят? — выскочило вдруг из воришки, и он тут же о том пожалел, ибо не успел даже договорить, как три старушки мгновенно исчезли. Осталось после них только странное, волшебное и тоскливое сияние, от которого аж ком в горле, и в том сиянии тихо, спокойно отдыхал во сне немой нищий.

Воришка сел и призадумался. Значит, так суждено, что этот вот дед когда-то будет похоронен там, где закопан самый большой в мире клад. Вечно тут сидеть не будет, утечёт, как пар из котелка. Я теперь уж от него не отстану; буду всюду ходить с ним, а когда наконец помрёт, то увижу, где его похоронят, именно на том месте буду копать и найду клад. Людишки, я ведь хитрый! С такой-то хитростью даже воровать как-то не к лицу; такому хитрецу, как я, подойдут дела почище. Найду тот клад и куплю себе автомобиль, власть, шубу и золотые перстни. А если какой-нибудь ворюга придёт обокрасть меня, не дай бог, то я уж задам ему, ох и задам! Что, ты, проходимец, ты, душегуб, ты, воровская рожа, у меня мои перстни воровать?! Марш на виселицу! Ага, — говорил себе воришка, — так всё и сделаю, пусть только дед помрёт и я найду клад там, где его похоронят.

На рассвете вытер немой нищий кулаком сон с синих глазок, а воришка к нему: кто ты, дескать, такой, откуда и куда идёшь и так далее. Конечно, немой дедушка не мог ответить ни на один вопрос, лишь смотрел добрыми синими глазками.

— Знай же, немота бессловесная, — сказал воришка, — что я теперь всюду буду ходить с тобой. А попытаешься от меня удрать, так я тебя отлуплю, ей-богу отлуплю, понял? Иди же по белому свету, куда глаза глядят!

И шёл нищий от села к селу, а воришка рядом, вслед за ним, чтобы не потерять из виду. Шёл старик от двери к двери; где-то давали ему кусочек хлеба, а где-то только оскорбляли; оскорбления воришка оставлял нищему, а хлеб забирал и съедал сам. Иногда воришка крал курицу или кролика, жарил для себя на огне, а дедушке не давал и косточки облизать. Пусть помрёт от голода, — думал, — тогда я быстрее найду тот клад. А немой старичок не умирал. Шёл себе от деревни к деревне, а воришка — шаг в шаг за ним. И так прошли они со временем весь белый свет.

Однажды брели по большому чёрному лесу, и была ночь, и была зима. В полночь дошли до уединённой лесной харчевни. Дедушка-нищий постучал в дверь, и харчевник Йира пришел её отпереть. А был тот Йира разбойником. Старичок попросил жестами, чтобы Йира пустил его где-нибудь переночевать: на чердаке там или в хлеву, но Йира лишь грозно выругался и захлопнул дверь перед старым нищим. Старичок оглядывается и видит собачью конуру, где лежит огромный пёс (а был то кровожадный волкодлак[5]). Но дедушка совсем ничего не боится, и лезет в будку. А тот лютый волкодлак грациозно встаёт, машет хвостом и пускает старичка в свою тёплую конуру. Тогда говорит себе воришка: «Ну так я тоже там лягу». И суётся к будке. Но волкодлак как выскочит, как оскалит зубы, как зарычит, будто хочет вцепиться ему в грудь; а если бы вцепился, ой, ребятки, то был бы чудовищный укус! Воришка мигом отскочил к двери харчевни и давай в неё колотить. Разбойник Йира отворил и гнусно так спрашивает, чего надо.

— Умоляю вас, хозяин, — лепечет воришка, — пустите меня в дом, а то меня этот ваш пёс сожрёт!

— Так плати! — сказал Йира.

— Я заплачу — воскликнул воришка, — как только выкопаю клад!

Как Йира это услыхал, сразу хвать воришку за шиворот: давай, дескать, выкладывай, какой-такой клад и где. Хошь не хошь, а пришлось воришке открыть, как видел тех трёх богинь судьбы, как они пророчили, что на месте погребения немого нищего обнаружится наибольший в мире клад. Ну и, понятно, Йиру это чрезвычайно заинтересовало. Пятикратно его обо всём расспросил, а затем запер воришку в чулане, закатал рукава, поплевал на ладони и стал размышлять.