— Мы не знали этого. — Джайлз посмотрел на меня. — Послушай, ты выполнил большую работу, но не всегда все удаётся. Пора привыкнуть.

— О, я уже привык. Ведь это пятый провал, причём подряд.

Джайлз поморщился.

— У нас на очереди расчёт строительства ирригационной системы в Малайзии. В пятницу поедем в Дюссельдорф и подпишем договор.

— Договор! Очнись, Джайлз, никакого договора не будет. — Я был прав, но именно поэтому мне не следовало обижать Джайлза. — Извини, — промолвил я.

Джайлз чуть улыбнулся.

— Скажи Мишелл, чтобы она забронировала билеты на самолёт.

Мы посидели несколько минут молча. Нам никогда не удастся заключить договор на проект в Малайзии. Я это знал, и Джайлз тоже. Неожиданно всё стало ясно.

— Джайлз!

— Да?

— Я увольняюсь.

Июль 1987 года, Лазурный берег, Франция

Я проснулся около девяти часов с тяжёлым похмельным синдромом. Первым в жизни. Гай ещё спал, я тоже попытался, но не удалось. Кроме того, не давала покоя головная боль. Я не знал, как её унять, — с помощью воды, кофе, еды, таблеток, — но нужно было что-то сделать. Обязательно. Я натянул футболку с шортами и выполз из гостевого коттеджа на противоестественно яркое солнце. Простоял целую минуту покачиваясь, с закрытыми глазами, потом осторожно открыл их и увидел, что стол на веранде, за которым мы вчера так хорошо посидели, накрыт для завтрака. Кофе и круассаны. Меня окликнула Ингрид:

— Доброе утро.

Я поплёлся к ней. Раскрыл рот и со второй попытки еле слышно прохрипел:

— Доброе утро.

— Ты всегда такой бойкий по утрам? — спросила она, пытаясь подавить улыбку.

— Пиммз больше никогда пить не буду, — пробормотал я. — А тебе-то как удаётся выглядеть свежей?

Ингрид и вправду была очень хороша в лёгком цветастом платье. Нежная золотистая кожа, светло-голубые лучистые глаза.

— Очень просто. Я почти не пью.

— Неужели?

— В прошлом году у меня были большие неприятности, связанные с выпивкой, и я решила, что с меня хватит.

— Какие неприятности?

— Меня выгнали из Челтнемского колледжа[8].

— Выгнали? — Вот, значит, почему она появилась в нашей школе в середине учебного года. — А как это восприняли родители?

— Мама спокойно, а отец был взбешён. Но они уже давно не живут вместе, и мамина поддержка помогла мало. Со мной поступили несправедливо. Подумаешь, выпила первый раз в жизни на свой день рождения. Но в Челтнемском колледже порядки строгие.

— А как тебя приняли в Бродхилл?

— Папа внёс приличную сумму в благотворительный библиотечный фонд.

— Понятно.

Молодой араб, садовник, склонился над клумбой, выпалывая сорняки. Без рубашки. Ингрид наблюдала за ним, а я закрыл глаза. Солнце все равно проникало сквозь веки. Где-то очень близко застрекотал кузнечик. Я поморщился.

— Кто-нибудь ещё встал?

— Мел проснулась, она тоже неважно себя чувствует после вчерашнего. Больше я никого не видела. А как Гай?

— Спит. — Я посмотрел на круассаны. — А они откуда появились?

— Мигель принёс.

Слуга тут же возник с большим кувшином в руке.

— Апельсиновый сок, мсье?

— Да, пожалуйста.

Я осушил бокал, осознавая, что душа требовала именно его. Приятная прохладная жидкость благотворно повлияла на состояние желудка. Мигель это понял, снова наполнил бокал и обратился к Ингрид:

— A senhorita aceita um poco mais?[9]

— Sim, por favo[10].

Он наполнил её бокал.

— Е о suficinte. Obrigada[11], — сказала она.

— De nada[12].

— На каком языке вы говорили? — спросил я, когда Мигель ушёл.

— Он португалец, — ответила Ингрид.

— Да-да, конечно. — Я глотнул ещё сока. — До сих пор не могу постигнуть, каково это — жить в таком месте. Ну когда тебе утром слуга приносит завтрак… Ты, очевидно, к этому привыкла?

Она рассмеялась:

— Ты прав, здесь действительно хорошо.

— А где живут твои родители?

— В разных местах. А твои?

— В графстве Нортгемптоншир, Англия. И фамилия у тебя необычная — Да Куна.

— Полностью мои имя и фамилия звучат Ингрид Карлсон Да Куна. Моя мама шведка, а отец бразилец. Живут они, к сожалению, порознь. Родилась я в Лондоне, подданная Великобритании, хотя приходилось жить в Токио, Гонконге, Франкфурте, Париже, Сан-Пауло и Нью-Йорке. Бродхилл — моя девятая и, надеюсь, последняя школа. Но поверь, я была бы счастлива, если бы все восемнадцать лет провела в одном месте.

В это было трудно поверить. Что может быть интереснее, чем путешествовать по миру? Я потёр виски и воскликнул:

— Когда же наконец пройдёт это чёртово похмелье?

— Думаю, через неделю, не раньше.

— Не смешно. Неделю я не выдержу.

— Очень тебе сочувствую. — Ингрид весело улыбнулась.

Я вдруг вспомнил свои ночные похождения.

— Как у тебя с французским?

— Ну, кое-что понимаю.

— Что такое «gosse»?

— Сленговое выражение. Означает «ребёнок» или «дитя».

— Вот, значит, как. A «baiser», насколько я помню, это «целовать», верно?

Ингрид рассмеялась:

— Такое значение это слово имело раньше. А сейчас…

— Что — сейчас? — Неожиданно я вспомнил, как пару лет назад в классе захихикали, когда мадам Ренар объясняла значение этого слова. — Ты хочешь сказать, что сейчас оно означает «трахать»?

— Да. А с чем связаны твои вопросы?

— Понимаешь, среди ночи я вышел в сад проветриться, подышать воздухом. Ну, как сама видишь, вчера перепил немного. И услышал в доме голоса. Доминик и Тони ссорились. По-французски. Мне удалось разобрать только одну фразу: «Salaud! Une gosse! Tu as baiser une gosse!»

Ингрид отвела взгляд.

— Вчера ночью Тони переспал с Мел?

Она кивнула.

— Не могу поверить. Извращенец! — Мне казалось противоестественным, когда отец соблазняет девушку сына. — А жена находилась тут же, в доме!

— И видимо, догадалась. — Ингрид понизила голос. — Потише.

На веранду выползла Мел. Именно выползла, иначе не скажешь. Вид ужасный. Лицо серое, глаза покрасневшие, опухшие. Она подкрасила губы, навела тёмные тени, но от этого стала выглядеть ещё хуже.

— Привет, — произнёс я.

— Привет, — ответила она и уткнулась в чашку с кофе.

Мел не проронила больше ни звука, мы закончили завтрак в молчании. А потом я пошёл поплавать в бассейне. Холодная вода — прекрасное средство от похмелья, и вскоре жизнь начала поворачиваться ко мне своей приятной стороной. В бассейн прыгнул Тони и сразу проплыл туда-сюда раз тридцать, не меньше, будто шёл на побитие рекорда. Через несколько минут появился Гай. Нырнул и пустился с отцом наперегонки. Наблюдать за этим соревнованием, после того как Тони так поступил с подружкой сына, было противно. Казалось, вчерашнее происшествие зарядило его необыкновенной энергией, забрав её у Мел, которая сидела неподвижно на веранде с затуманенным взором, зажав в ладонях чашку. Я вылез, плюхнулся в шезлонг и закрыл глаза, подставив лицо солнцу.

Примерно в полдень меня поднял Гай.

— Одевайся. Пошли. Мы отправляемся в ресторан в Монте-Карло, а оттуда на пляж.

Я повиновался, не вполне уверенный, что готов к большому обеду и алкоголю, который наверняка будет его сопровождать. Все собрались в холле. Появилась Доминик, в тёмных очках. В её поведении не было и намёка на вчерашнюю ночную ссору с мужем. Оуэн отсутствовал. Гай сообщил, что он прилип к компьютеру и хочет остаться дома. Это никого не обеспокоило.

— Ладно, поехали, — сказал Тони. — В джипе поместятся все.

— Я возьму свою машину, — заявила Доминик.

— Пожалуйста.

— И приглашу кого-нибудь, чтобы не скучать. — Она повернулась ко мне. — Дэвид, вы составите мне компанию?