Я лёг в постель и забылся в каком-то странном полусне. В сознании постоянно вспыхивали образы обнажённой Доминик. Меня переполняли одновременно восторг и стыд. Начало жечь глаза, заломило тело, в желудке возникла боль, в горле тоже. Вдобавок сильно колотилось сердце. Я открывал глаза, пытаясь успокоиться. Потом всё начиналось сначала. Неужели у всех после первого раза бывает такое? Где-то к середине ночи образы Доминик постепенно исчезли, и я заснул.

Меня разбудил скрип входной двери. Зажёгся свет, я поднял голову. В дверях стоял Тони. Его лицо при искусственном освещении казалось измождённым.

— Сколько времени? — прохрипел Гай.

— Четыре.

— Почему ты так рано?

— Потому что случилась неприятность, — сказал Тони. — Очень серьёзная. Умерла Доминик.

Апрель 1999 года, Сити, Лондон

В этом небольшом рыбном ресторане рядом с резиденцией лорда-мэра всегда полно народа. Чтобы занять столик, нужно прийти пораньше. Верховодил всем колоритный итальянец с пушистыми усами, безжалостно разорявший посетителей. Настолько всё было вкусно. Ну, для начала великолепная рыба. Но мой отец приходил сюда не столько из-за неё, сколько ради рулета с джемом и фирменного пудинга с заварным кремом.

С тех пор, как я начал работать в банке «Гёрни Крохайм», мы встречались здесь каждые несколько месяцев, когда он приезжал по делам в Лондон. Отец никогда ничего не объяснял, а я не спрашивал, хотя не понимал, какие могут быть в Лондоне дела у менеджера небольшого отделения строительной компании. Видимо, просто хотел выбраться из маленького города, повидаться со старыми друзьями, погулять по столице, пообедать со мной. Мы с ним получали огромное удовольствие от этих обедов.

Я опоздал на пять минут. Он уже занял столик неподалёку от бара и потягивал «Гиннесс» из высокой кружки с крышкой. Такая же была приготовлена для меня. Мы радостно поздоровались.

Отец был высокий, лысый, на носу очки. Ему перевалило за шестьдесят, но он по-прежнему работал менеджером филиала компании. Просто чудо какое-то. Его держали на плаву деловая хватка, проницательность и отсутствие амбиций. Он никогда не предпринимал попыток лезть наверх. В нашем небольшом городке его знали и уважали все, кто был связан с бизнесом. Конкуренты начинали новые маркетинговые кампании, назначали более высокие ставки по депозитам и ещё много чего, а он неизменно гнул свою линию и в результате оказывался прав. Боссы строительной компании, где он трудился, понимали, что, убрав его, ничего не получат, а потеряют многое. Был один тяжёлый момент в период экономического спада в начале девяностых, когда президент компании проявлял недовольство мягкой позицией отца по отношению к некоторым клиентам, имеющим задолженность по закладным, но всё обошлось. Минует два года, и отец пошлёт все к чертям и уйдёт на пенсию.

— Садись, Дэвид. Я взял тебе «Гиннесс». Молодец, что пришёл. Я уж подумал, что ты не можешь отлучиться с работы.

— Всё в порядке, папа, я уже здесь.

— Я предвкушал встречу с пудингом всю неделю. Твоя мама, к сожалению, вообще перестала готовить подобные блюда. Боится, как бы я не поправился на лишний фунт-два.

Он заказал консервированные креветки, палтус и бутылку вина «Сансер».

— Мне нравится твоя причёска. Как будто ты только демобилизовался из армии.

Я улыбнулся:

— С этой причёской у меня и ощущения другие.

— Что, мёрзнешь?

— Нет. Просто мы с Гаем Джорданом замахнулись на такое, о чём прежде даже не помышляли.

Я нервничал. Дело в том, что отец очень гордился, когда я получил диплом бухгалтера-аудитора, а потом поступил на работу в престижный торговый банк. Переходя к Гаю, я с ним не посоветовался, но очень хотел, чтобы он одобрил моё решение.

— Не представляю, как ты отважился уйти из банка «Гёрни Крохайм», — произнёс он.

— Там очень многое изменилось к худшему после слияния с банком «Лейпцигер».

— Не нравится работать на немцев? Тебя можно понять.

— Не в этом дело. Немцев там не так уж много, а те, с которыми я имел дело, прекрасные люди. Изменилась система. Мне не нравилось все — как они принимают людей на работу, как увольняют, не нравятся все их новации, бесконечные реорганизации и так далее.

— А у Гая Джордана нравится?

— Да. По крайней мере, пока. Нас там трое, работаем на квартире у Гая. Перед нами чистые листы бумаги. Мы все создаём с нуля, своими силами.

— И что должно получиться?

Я рассказал. За это время было съедено первое, рыба и выпита большая часть бутылки. Отец слушал. Он умел хорошо слушать.

Официант сменил тарелки. Приближался торжественный момент подачи пудинга.

— Как Гай? — спросил отец.

— Нормально.

— Ты ему доверяешь?

— Конечно.

Он вскинул брови.

— Вы вроде поссорились пару лет назад? Его отца я хорошо помню. Очень жёсткий делец. Успешный, но жёсткий.

Удивительно, что папа помнил о нашей ссоре. Я сообщил ему о размолвке буквально в нескольких словах.

— Это было очень давно, папа. К тому же Гай изменился.

— Ты уверен?

— Да.

— Хорошо. — Отец внимательно посмотрел мне в глаза, затем увидел пудинг и просиял. — О… какая прелесть. — Отправил в рот первую порцию. — Вкусно. Да, я думаю, ты разумно поступил, взявшись за это дело.

— Спасибо, — произнёс я, пытаясь подавить улыбку. Не стоило притворяться, что мне безразлично его одобрение.

Мы поговорили о маме и сестре. Сестра недавно переехала в Питерборо к своему дружку. Маме жутко не нравилось, что они сожительствуют без брака, хотя сейчас это принято почти повсеместно. Отец тоже был недоволен, но скорее потому, что считал приятеля дочери бестолковым. Наконец, покончив с пудингом, мы расплатились и вышли на улицу.

— Вот что, Дэвид. Пришли-ка ты мне ваш бизнес-план. Мне бы хотелось на него взглянуть.

— Хорошо, папа. И спасибо за обед. Поцелуй за меня маму.

Я направился к метро, оставив его у ресторана.

Бизнес-план я послал отцу незамедлительно, а через четыре дня в почтовом ящике моей квартиры лежало письмо. Я вскрыл конверт, и оттуда выпал чек на пятьдесят тысяч фунтов. Боже! Неужели у моего отца столько свободных денег? С беспокойством развернул письмо.

Я смотрел на письмо, глупо улыбаясь. Отец в меня поверил и вкладывает в наше дело свои пятьдесят тысяч фунтов. Но их нельзя принимать. В нашем доме никогда не было много денег — видимо, это все его сбережения к старости. Конечно, наш замысел вдохновил отца, но это был риск. Сюда нельзя вкладывать все деньги, отложенные на чёрный день.

И мама не знает, что тоже плохо. Я снял трубку и набрал номер телефона родителей. Побеседовал с мамой, затем она передала трубку отцу.

— Папа, то, что я получил от тебя сегодня, это безумие.

— Вовсе нет, — ответил он тихо, чтобы не слышала мама. — Я уверен, именно сюда и следует вкладывать деньги.

— Но, папа, компания только пытается встать на ноги. Она может лопнуть через год. Это огромный риск.

— В том-то и дело, Дэвид. Настала пора рискнуть. Интернет скоро изменит всю нашу жизнь, это осознал даже я. В моём возрасте я уже не в силах основать свою компанию, поэтому вкладываю деньги в вашу.

— Извини, папа, но я не могу их принять.

— Почему? Что, пятьдесят тысяч мало? В чём проблема? — Он начинал сердиться. А мой отец редко сердился.

— Не в этом дело. Представь, как я буду чувствовать, если ты потеряешь свои деньги.

— А если ваш сайт окажется успешным? И те, кто вложил в него деньги, заработают в десять раз больше? А ты не позволил мне вложить свои? Как ты тогда будешь себя чувствовать?