Я встал и подошел к телу Рикори. На простыне расплылось красное пятнышко величиной с монету, как раз напротив сердца Рикори. Я взял одну из моих самых сильных луп и вынул самый тонкий из зондов. Под лупой я увидел на груди Рикори крохотный укол, не больше чем от тончайшей иглы. Осторожно я вставил туда зонд. Он легко скользнул вниз, пока не дотронулся до стенки сердца. Дальше он не пошел. Какая-то острая, исключительно тонкая игла вошла через грудь Рикори прямо к сердцу. Я посмотрел на него с сомнением. Не было причины умирать от такого укола. Если, конечно, орудие не было отравлено, или если укол не сопровождался каким-нибудь неожиданным шоком. Но вряд ли шок мог убить Рикори — человека, ко всему привыкшего в жизни. Нет, я, несмотря ни на что, не был уверен в смерти Рикори. Но я не сказал об этом. Живой он или мертвый, Мак-Кенн должен объяснить ужасный факт. Я повернулся к паре, внимательно следившей за каждым моим движением.

— Вы говорили, вас в машине было всего трое?

Снова я увидел, как они переглянулись.

— Была еще кукла, — сказал Мак-Кенн, как-то вызывающе.

Но я нетерпеливо отмахнулся.

— Я повторяю вопрос: вас было только трое в машине?

— Трое людей. Да.

— Тогда, — сказал я угрюмо, — следует много объяснить. Рикори был убит. Заколот. Я должен вызвать полицию.

Мак-Кенн встал и подошел к телу. Он поднял лупу и долго смотрел на маленькое пятнышко укола. Затем он повернулся к шоферу.

— Я сказал тебе, Поль, что это сделала кукла!

Я сказал недоверчиво:

— Мак-Кенн, ты, конечно, не думаешь, что я этому поверю?

Он не ответил, размял вторую сигарету между пальцами и закурил. Шофер приблизился к телу, опустился на колени и начал молиться. Мак-Кенн, к моему удивлению, совершенно успокоился. Было похоже, что установление причины смерти Рикори восстановило его обычное хладнокровие. Он сказал почти весело:

— Я должен вас заставить поверить.

Я подошел к телефону. Мак-Кенн прыгнул к телефону и загородил его спиной.

— Подождите минутку, док. Если я принадлежу к тому типу крыс, которые могут вонзить иглу в сердце человека, который нанял охранять его, не кажется ли вам мое поведение непонятным? Как вы думаете, что в этом случае помешало нам с Полем убежать?

Откровенно говоря, я об этом не подумал. Теперь только мне стало понятно, в какое опасное положение попал я сам. Я взглянул на шофера. Он поднялся с колен и стоял, глядя на Мак-Кенна.

— Я вижу, вы все поняли.

Мак-Кенн невесело улыбнулся. Он подошел к итальянцу.

— Дай-ка твои игрушки, Поль.

Шофер молча погрузил руки в карманы и передал ему пару автоматических пистолетов. Мак-Кенн положил их на стол и добавил к ним свои два.

— Сядьте, док, — сказал он, указывая на мой стул у стола. — Это вся наша артиллерия. Пусть она будет у вас под руками. Если мы пошевелимся, стреляйте. Все, о чем я прошу вас, — не звоните никому, пока не выслушаете меня.

Я сел, положил перед собой оружие, проверил его. Пистолеты были заряжены.

— Я хочу, чтобы вы подумали над тремя вещами, док, — сказал Мак-Кенн.

— Первая, если бы я был хоть как-нибудь виноват в смерти босса, разве я так вел бы себя? Вторая — я сидел с правой стороны. На нем было толстое пальто. Как бы я мог проткнуть его такой тончайшей иглой через одежду и через куклу? Да еще сделать это так, чтобы он не заметил? Рикори был сильным человеком. И Поль заметил бы что-нибудь.

— Какая в этом разница, если Поль сообщник?

— Верно, — согласился он. — Поль сидит в той же луже, что и я. Не так ли, Поль?

Шофер молча кивнул.

— Ладно, оставим это с вопросительным знаком. Возьмем третью версию — если бы я убил босса этим путем, а Поль был со мной, неужели бы мы привезли его к единственному человеку, который может понять, как он убит? А когда вы определили причину смерти, как мы и ожидали, рассказать вам все как было — значит погубить себя. Иисус, док, я не такой идиот, чтобы так поступить. — Лицо его исказилось. — И зачем мне убивать его? Я бы прошел через ад для него, и он знал это. И Поль тоже…

Я почувствовал правоту всего сказанного. В глубине души я был уверен в том, что Мак-Кенн говорит правду — или, по крайней мере, то, что кажется ему правдой. Он не убивал Рикори. И все же сваливать это на куклу было слишком фантастично. В машине было три человека. Мак-Кенн словно читал мои мысли.

— Это могла быть какая-нибудь механическая кукла, — сказал он, — заводная, приспособленная для удара.

— Мак-Кенн, сойди вниз и принеси ее сюда, — приказал я резко.

Он дал, наконец-то, рациональное объяснение.

— Ее там нет, — сказал он и весело усмехнулся. — Она выпрыгнула.

— Нелепость… — начал я.

Шофер перебил меня.

— Но это верно, что-то выпрыгнуло, когда я открыл дверь. Я подумал, что это кошка, собака или какой-нибудь другой зверек. Я сказал «кой-черт» и тут увидел ее. Она улепетывала со всех ног, затем остановилась и исчезла в тени. Я видел ее один момент, как блеск молнии. Я сказал Мак-Кенну: «Что за черт?» Мак-Кенн шарил в машине. Он сказал: «Это кукла. Она убила босса». Я сказал: «Кукла? Что ты хочешь сказать?» Он объяснил. Я ничего не знал до этого про куклу, хотя видел, что босс нес что-то под пальто. Я не знал, что там у него. Но я видел продолговатую штуку. Не кошку и не собаку. Она выпрыгнула у меня из машины между ног.

Я спросил иронически:

— Вы считаете, Мак-Кенн, что эта механическая кукла была заведена так, что могла убежать после удара?

Он покраснел, но ответил спокойно:

— Я не утверждаю, что это была механическая кукла. Но всякое другое предположение было бы сумасшествием, не правда ли?

— Мак-Кенн, — сказал я, — чего вы хотите?

— Док, когда я был в Аризоне, там умер один фермер. Умер неожиданно. Там был один парень, который, казалось, был здорово замешан в этом деле. Маршалл сказал: «Я не думаю, что ты это сделал, но среди присяжных я один так думаю. Что ты скажешь?» Парень ответил: «Маршалл, дайте мне две недели, и если я не притащу убийцу, можете меня повесить». Маршалл сказал: «Прекрасно. Временное определение — умер от шока». Это и был шок. От пули. Ну вот, еще до конца второй недели явился этот парень с убийцей, привязанным к его седлу.

— Я понял тебя, Мак-Кенн. Но здесь не Аризона.

— Я знаю. Но разве вы не можете сказать всем, что он умер от инфаркта? Временно. И дать мне одну неделю? Тогда, если я не явлюсь, обвиняйте меня. Если вы скажете полиции… лучше возьмите один из этих пистолетов и убейте меня с Полем сейчас же. Если мы скажем им о кукле, они умрут от смеха и сейчас же отправят нас в Синг-Синг. Если мы ничего не скажем, будет то же самое. Все останется невыясненным навсегда. Если каким-то чудом полицейские потеряют нас…

Я говорю, док, вы убьете двух невинных людей. И никогда не узнаете, кто убил босса, потому что никто не станет искать настоящего убийцу. Зачем это им?

Облако сомнения в невиновности этих людей закралось в мой ум. Предложение, кажущееся наивным, было хитро задумано. Если я соглашусь, Мак-Кенн и его сообщник будут иметь целую неделю, чтобы скрыться. Если они не вернутся и я расскажу правду, я буду выглядеть, как сообщник. Если я скрою причину смерти и ее обнаружат другие, я буду обвинен в невежестве. Если их поймают и они во всем сознаются, опять я буду выглядеть как сообщник.

Мне пришло в голову, что сдача мне оружия была необыкновенно умно задумана. Я не смогу показать, что мое согласие было вынужденным. И кроме того, это могло быть хитрым жестом с целью завоевать мое доверие, ослабить сопротивление его просьбе. Разве я знал, есть ли у них еще оружие, которое они в случае отказа могут пустить в ход? Пытаясь найти выход из этой ловушки, я подошел к Рикори, положив оружие в карманы халата, и нагнулся над ним.

И вдруг в углу его рта начал появляться и исчезать пузырек. Рикори был жив! Но для меня опасность только увеличивалась. Если Мак-Кенн убил его, если они оба были в заговоре и вдруг узнают, что их попытка кончилась неудачно, не захотят ли они закончить начатое дело? Если Рикори жив и сможет говорить — им грозит смерть даже скорее, чем если бы их судили. Приговор в банде Рикори выносился им самим. А убивая Рикори, они должны будут покончить и со мной.