С тех пор я встречал их нередко, котов, которых зовут так же, как и меня. Они бывали разные: пушистые и гладкошерстные, белые, черные, рыжие и серые, ухоженные квартирные и драные уличные коты. И каждый раз, когда я вижу его, кота, которого зовут так же, как и меня, мне кажется, что он вовсе не кот, а загадка, принявшая облик обычного кота, что он видит меня насквозь, но до поры до времени по каким-то причинам не хочет замечать меня. Но скоро наступит час, когда один из них, кот, которого зовут так же, как и меня, остановится, перебегая улицу, и скажет нормальным человеческим голосом: «Здравствуй. Вася!..» Вот почему я замер, когда старый кот посмотрел на меня внимательным немигаюшим глазом. Но дядя Вася и на этот раз не соизволил сказать ни слова. Мне показалось, будто в его неподвижных глазах мелькнула усмешка.

— Между прочим, я бы мог и поверить, — сказал я с обидой.

— А дядя Вася в этом не сомневается, — мягко сказал Базиль Тихонович. — Он знает: у тебя хватит фантазии для того, чтобы поверить в то, что кошки умеют говорить по-человечьи. Если уж по-серьезному, дело совсем в другом: дядя Вася подает голос только в очень важных случаях. И когда-нибудь он тебе скажет свое мудрое слово, как это было во время его дискуссии с кардиналом Ришелье. Вот уж они тогда пофилософствовали!

— Вы хотите сказать, что ваш кот вел философский спор с самим кардиналом?! — воскликнул пораженный Феликс.

— Это не я хочу сказать. Это хочет сказать исторический факт, — пояснил Базиль Тихонович чуть обиженно. — А я только записал, как это было. Вот!

Он сунул руку в один карман спецовки, потом в другой.

— Где же он? — спросил слесарь себя. — Помню, еще тогда протекла ванна в шестой квартире, и я попросил у хозяйки листок бумаги. Она подумала, будто бумага нужна мне, чтобы заклеить трещину. И уж как удивилась, когда я положил листок на табуретку и начал писать!.. Ага, он здесь!

Базиль Тихонович расправил мятый промасленный лист бумаги и победно протянул Зое.

— Вот, читайте! А я пока поднимусь в десятую, — сказал слесарь.

Он извлек из груды инструментов, лежащих в углу, металлический прут и направился к выходу. Но в дверях Базиль Тихонович застрял и принялся слушать вместе с нами Зоино чтение. Он слушал внимательно и с удовольствием. Временами кивал головой, подтверждая, что так и было на самом деле.

— «В кабинет кардинала вбежал покрытый дорожной пылью незнакомец из Менга Рошфор, — начала читать Зоя.

— Ваше преосвященство, этот слесарь-водопроводчик опять обвел вас вокруг пальца! — воскликнул верный клеврет кардинала.

— Какую очередную неприятную весть вы принесли, Рошфор? — мрачно спросил Ришелье и поднялся из-за письменного стола.

— Этот слесарь и его сообщники-мушкетеры так застыдили миледи, что она тут же бросилась в озеро и утопилась в нем! Никто даже не успел шевельнуть пальцем, — сообщил Рошфор и рухнул от усталости в кресло.

— Он распоясался совсем, этот слесарь-водопроводчик, хотя я лично предупреждал его по-хорошему, — простонал кардинал. — Только подумать, Каюзак, де Жюссак, алмазные подвески и теперь миледи, — перечислил он, загибая пальцы.

Но кардинал Ришелье недаром был сильной личностью и выдающимся государственным деятелем. Его глаза сейчас же метнули молнию.

— Безумец! Ну что ж, теперь я возьмусь за него сам, — произнес Ришелье с коварной усмешкой и позвонил в колокольчик.

В кабинет вошел командир роты гвардейцев кардинала капитан Ла Удиньер, и Ришелье приказал поднять всех гвардейцев по тревоге.

Через десять минут по улицам Парижа двинулась огромная колонна вооруженных всадников. Впереди, закутавшись в плащ, ехал самый могущественный человек Франции Арман-Жан дю Плесси, известный в истории под именем кардинала Ришелье.

На улице Голубятни он остановил отряд, приказал оцепить весь квартал, проследовал затем в сопровождении капитана Ла Удиньера в дом, в котором, как уже догадался читатель, проживал Базиль Тихонович Аксенушкин.

К счастью, слесарь в это время находился в другом конце Парижа. Он сидел в славном кабачке в компании своих друзей-мушкетеров и придумывал вместе с ними очередную каверзу для его преосвященства.

Поэтому кардинал и его спутник очутились в безлюдной комнате. Правда, на стуле лежал, поджав под себя лапы, большой черно-белый кот, но вошедшие не придали ему должного значения.

— Монсеньер, осмелюсь доложить, хозяина в комнате нет, — объявил Ла Удиньер, тщательно осмотрев все потайные места.

— Ничего, мы подождем его. История отпустила нам для этого достаточно времени, — ответил кардинал и мрачно улыбнулся собственной шутке.

— Ваше превосходительство! — вдруг встревоженно воскликнул Ла Удиньер. — Кот снисходительно улыбается!

Ришелье устремил на кота пронизывающий взгляд, но тот отрешенно смотрел в точку, находившуюся где-то за окном.

— Ах, это, значит, вы, — сказал Ришелье, пожимая плечами. — И только подумать, про это примитивное создание говорит весь Париж. И что в нем нашли? Обычный уличный кот. Ла Удиньер, кстати, как его зовут?

— Васькой, ваше преосвященство! — доложил капитан. — Как еще могут звать уличного кота? Конечно, Васькой. — И Ла Удиньер фыркнул от смеха.

— Вы правы, капитан. Это в самом деле смешно, — засмеялся Ришелье. — А я-то принял его за противника, достойного меня, кардинала Ришелье. И кого? Человека, у которого кот самого низкого уличного происхождения. Да и того зовут просто Васькой!

И вдруг кот повернул огромную башку, украшенную бакенбардами, к Ришелье и произнес с великолепной дикцией:

— Арман-Жан дю Плесси, извольте называть меня дядей Васей. Мы с вами не ловили мышей. И к тому же вы образованный человек, не так ли? Не чета солдафону Ла Удиньеру. Пусть капитан благодарит судьбу за то, что Атос, д'Артаньян и Портос с Арамисом не слышали, как он непочтительно назвал их друга. Итак, кардинал, будьте вежливы! Будьте вежливы!

Ришелье был ошеломлен. Перед ним трепетали герцоги и даже принцы крови. А тут плебейский уличный кот требовал от него уважительного обращения.

— Кардинал, вы уязвлены? — спросил кот с легкой усмешкой. — Успокойтесь, вы ничуть не уроните свое достоинство, если будете вежливы даже с кошками и собаками. А кроме всего, я старше вас. С какого вы, кстати, года?

— С тысяча шестьсот двадцать четвертого… — ответил Ришелье растерянно и поспешно добавил: — …У власти.

— В пересчете на кошачье время я старше вас на пятнадцать лет. Как видите, все сходится: я гожусь вам в дяди, — сказал кот с обворожительной улыбкой.

Ришелье молчал, пораженный простой и вместе с тем железной логикой кота.

— Монсеньер, позвольте, я изрублю нахала на куски! — прохрипел пришедший в себя Ла Удиньер и схватился за шпагу.

Кот укоризненно покачал башкой и сказал:

— Капитан, позвольте вам дать совет: не хватайтесь за оружие, пока не использованы все мирные средства общения. Даже если перед вами всего лишь беззащитное животное.

— Ла Удиньер, уберите шпагу. Я дарю ему жизнь, — сказал Ришелье.

— Спасибо, — ответил кот, якобы пряча улыбку в усы и якобы раскланиваясь.

Но известно, какие усы у кота, хоть и длинные, да растут один от другого на таком расстоянии, что среди такой растительности не спрячешь даже блоху, не говоря уже о насмешке над кардиналом.

Капитан даже взвыл от возмущения. Но Ришелье сделал вид, будто все идет по этикету. Он был не только сильным, но и к тому же ловким и хитрым противником, умеющим ради успеха и отступать, и выжидать. Он быстро смекнул, что залучить себе на службу такого кота никогда не лишне.

«Чем черт не шутит, — подумал кардинал, — д'Артаньян и Базиль Тихоныч служить отказались. Кто знает, может, согласится этот кот? Если научить его делать зло, он заменит десяток миледи. А мне все равно, кто его делает: человек или кот. Я без предрассудков».

И Ришелье в тон дяде Васе ответил:

— Пожалуйста, — и даже поклонился. А дядя Вася сказал со вздохом: