Чуть пошатываясь, Вега поднялся в свою квартиру. Ему было очень плохо. Рассказ Рагдара и собственные воспоминания вновь швырнули его в черную яму отчаяния, разбудили нестерпимую боль, которую лишь на какое-то время удавалось заглушить алкоголем.

Первое, на что наткнулся взгляд Веги, едва тот переступил порог — проклятый мольберт. Он достал бумагу, кисти, акварели… И невидящим взглядом смотрел на чистый лист. Хмель в голове постепенно рассеивался, уступая место привычной боли.

В оконное стекло застучали первые капли начинающегося дождя. Возможно, он пришел Веге на помощь, пытаясь как в былые времена смыть боль. Но теперь дождь не был ему другом. Теперь он только будил воспоминания о самой страшной потере.

Перед глазами иномирца вновь встала жуткая картина — любимая заслоняет его собой от смертоносного заклинания, от которого он не успел бы увернуться… Францеска падает, а он даже не может посмотреть что с ней — вокруг кипит бой. Наконец бой заканчивается, заканчивается победой, но Вегу охватывает тупое безразличие. Он падает на колени рядом с умирающей Францеской, первые капли дождя чертят дорожки на ее лице, на несколько мгновений приводя в сознание. И первый и последний раз с уже помертвевших губ срываются заветные слова — «я люблю тебя». Последние слова. Он поднимает мертвую Францеску на руки, и прижимает ее к себе, ту единственную, которую когда-либо любил. И первый раз в жизни плачет.

Дождь набирает силу.

Кисть, так и не коснувшаяся бумаги, выпадает из тонких пальцев. С криком он валится на пол. Боль сводит с ума.

Боль и пустота.

Не осталось ничего, за что можно было бы уцепиться, подобно хватающемуся за соломинку утопающему. У Веги не осталось ничего. Перед внутренним взором промелькнули лица бывшего командира — друга, врага и наставника, воинов его элитного отряда, друзей, Ариги, детей… Задержался неузнанный в первое мгновение образ, но тут же Вега понял — это Рагдар. Не успел он удивиться, как лицо варвара исчезло. Вплотную подступили темнота и пустота, осталась только боль…

Киммерион не сразу понял, что его разбудило. Впалой щеки ласково касалось что-то теплое, почти неощутимое. Эльф осторожно открыл глаза. И, едва подавив крик, метнулся в сторону. Рваный плащ, на котором он только что лежал, причудливым узором расцвечивали лучи солнца, пробивавшиеся через потрескавшуюся кладку фундамента.

Обругав себя последними словами за непредусмотрительность, Ким посмотрел на выход из подвала. Узкий проход заливал солнечный свет. Он был заперт.

Какая-то мысль неуловимо крутилась рядом, махала хвостом перед самым носом вампира, не позволяя поймать себя. Киммерион задумчиво посмотрел на служивший постелью плащ, потом — на трещину, в которую пробивался свет. И понял, что пролежал на солнце не менее десяти минут. Вскинув руку, эльф коснулся пальцами щеки, все еще теплой от солнечного света.

Медленно, еще не в силах поверить, но до безумия боясь ошибиться, Киммерион протянул руку. Лучи упали на бледную кожу.

Не веря, Ким смотрел на свои пальцы, которым солнце не причиняло вреда. Затем решительно сжал зубы и шагнул на свет.

Он почти час простоял, купаясь в солнечных лучах. Забытое за долгие годы заточения чувство ласкового тепла будило в вампире воспоминания. Перед глазами вставали родные леса, озеро Крионэ, ласковый ветер, развевавший его волосы, когда Ким наперегонки с Лианэй носился по тропинкам и полям…

Прядь волос упала на лицо, когда эльф с хриплым стоном уронил голову. Волосы были абсолютно белыми.

Когда через несколько минут Киммерион поднял голову, его лицо разительно изменилось. В нем не осталось ничего от того, прежнего Кима. В ярко-зеленых глазах горела мрачная решимость и лютая ненависть к тому, кто убил Лианэй и искалечил его. У Александра Здравовича появился еще один заклятый враг.

Дни шли своим чередом. Используя природную ловкость, Киммерион научился неплохо воровать, в результате чего обеспечил себе вполне сносное существование — маленькая комната в недорогой таверне «Бык на вертеле» на окраине Мидиграда, главное преимущество которой было в том, что там никто не спрашивал о его документах. Питание — несмотря на вампирскую специфику приема пищи, обычная еда ему тоже требовалась, одежда…

Но этого было мало. Ким прекрасно понимал, что рано или поздно его поймают. А с нелюдем, не имеющим не то, что имперского, а тем паче мидиградского гражданства, но даже обычных документов, особо церемониться не станут. Закончить же свою жизнь на виселице эльфу вовсе не улыбалось.

Перспектив не было. Он даже не мог стать наемником — все упиралось в проклятые документы. Впрочем, даже если бы они были, что обычный наемник, пусть даже и с необычными способностями, может противопоставить всемогущему главе Тринадцатого Департамента?

Эти пессимистические мысли не мешали лезвию в ловких пальцах Кима быстро и аккуратно отделить кошель от пояса какого-то зазевавшегося горожанина. Острые эльфийские глаза скользнули по сторонам, проверяя, нет ли где стражи, и… встретились со спокойным взором темно-карих глаз пожилого мужчины с седыми волосами до пояса, заплетенными в косу.

Киммерион замер. Он понял, что тот прекрасно видел, как кошель поменял владельца. Один крик — и эльфа ждала бы та самая виселица, встреча с которой не входила в его планы на ближайшее будущее. Но седой лишь укоризненно покачал головой и поманил вампира к себе. Опустив кошель в карман, Ким выскользнул из толпы и направился к незнакомцу. Но едва эльф приблизился, как мужчина, жестом пригласив Киммериона следовать за собой, развернулся и пошел в сторону Вольного квартала, прибежища музыкантов, художников, актеров и прочих представителей творческих профессий.

Пройдя по извилистым улочкам и переулкам, они вышли к небольшому саду, в глубине которого прятался маленький двухэтажный дом. Тихо и печально скрипнула несмазанными петлями калитка в кованой решетке, опавшие по осени листья прошелестели под ногами седого, когда он поднялся на крыльцо и отпер дверь.

Внутреннее убранство дома ясно говорило о том, что его обитатель одинок и уже давно не вылезает из финансового кризиса. На второе явственно намекали недорогая мебель, потрепанный плащ в прихожей, легкий запах дешевого масла для лампы, о первом сообщали пыль на комоде, растрепанные тетради на столе в кабинете, куда хозяин провел Кима, сваленные грудой ноты у пюпитра… Здесь давно уже никто не наводил порядок, женщина же последний раз посетила этот дом много лет назад. Однако чувствовалась во всем этом и своя непередаваемая атмосфера творческого беспорядка.

Мужчина небрежным движением скинул с потертого кресла не менее потертую шляпу, жестом предложил Киммериону присесть, но эльф предпочел остаться на ногах, прислонившись к подоконнику. Окно было завешено тяжелой шторой. Седой сам опустился в кресло.

— Я давно искал тебя, — голос у него был низкий, с хрипотцой.

— Меня?

— Да. Того, кто сможет стать моим учеником.

— Учеником? — вновь тупо повторил Киммерион. Он находился в полной растерянности, не понимая, что происходит.

— Да. Я скоро умру, детей или других родственников у меня нет, а оставить кому-то нужно многое. У тебя есть все для того, чтобы стать моим наследником — талант, способности, желание и целеустремленность. Твои пальцы созданы не для того, чтобы резать чужие кошельки.

— Но…

— Никаких «но». Я предлагаю тебе стать моим учеником. Разумеется, ты можешь отказаться и уйти, я не стану тебя задерживать. Да и если бы попытался, не думаю, что у меня это получилось бы.

— Я просто хотел спросить, чему учиться?

Вместо ответа мужчина встал, подошел к столу, открыл один из ящиков и достал футляр, обтянутый серой кожей. Откинул крышку и извлек сделанную из красноватого дерева скрипку и смычок. Он поднес инструмент к плечу, прижался к ложу подбородком, взмахнул смычком…