— Вы грубите, — сказал наркотик.
— А вы страдаете фигней, — сказал Гусев.
Нарколог сдвинул брови и очень неохотно, но таки поставил подпись на обходном листе.
Квест продолжался.
Следующей в череде врачей была девушка офтальмолог, только что закончившая медицинский. Она посмотрела на Гусева долгим внимательным взглядом, спросила, сколько ему лет, удивилась, томно вздохнула и поинтересовалась, какую из строчек таблицы для проверки зрения он может прочитать одним только правым глазом.
— Нижнюю, — сказал Гусев.
Девушка удивилась еще больше и попросила ее прочитать. Гусев прочитал.
— Теперь левым.
С левым вышла небольшая заминка. Буквы расплывались и были нечеткими, и хотя Гусев назвал все правильно, для себя он понял, что снайпером ему уже не быть.
Потом девушка пыталась подловить его в тесте не дальтонизм, показывая картинки с расплывающимися цифрами на цветном фоне. И она его таки чуть не подловила, потому что все время показывала цифры, а на последней картинке Гусев разглядеть цифр так и не смог, хотя ему и нельзя было отказать в недостатке старания.
— Ну, и что вы видите? — спросила она, решив, что он уже достаточно пялится на одну и ту же картинку.
— Сверху вижу круг, снизу — треугольник, — признался Гусев. — Цифр не вижу.
— Так и должно быть, — заверила она и подписала его обходной лист.
Печальный отоларинголог глубокомысленно заглянул Гусеву в нос, подсвечивая себе фонариком.
— Сколько раз вам его ломали? — поинтересовался он.
— Ни разу, — сказал Гусев.
— Ну я же вижу, что ломали, — не согласился отоларинголог.
— Не ломали ни разу, — продолжал стоять на своем Гусев. Он вообще решил быть кристально честен, по крайней мере, в тех случаях, когда вранье не могло принести ему ощутимой выгоды.
— А почему же он тогда такой кривой? — спросил печальный отоларинголог.
— А я знаю? Наследственность, может быть.
— Ну-ну, — сказал отоларинголог и попросил Гусева прочитать абзац из какой-то книги по военному делу.
Гусев читал с выражением, можно даже сказать, с экспрессией, но как только он вошел во вкус, отоларинголог его наглым образом прервал и заявил, что проблем по своей части он не видит.
Женщина-терапевт измерила его рост (каким-то волшебным образом Гусев вырос на целый сантиметр), взвесила его на весах и нашла его слишком тяжелым.
— У вас два лишних килограмма, — сообщила она.
— Только два? — удивился Гусев. — А мне казалось, что больше.
Она еще раз сверилась с таблицей мер и весов и сообщила, что таки два, но это все равно проблема.
— А хотите, я вам напишу, что все нормально?
— А давайте, — сказал Гусев и поиграл правой бровью.
Она переправила уже вписанную в обходной лист цифру и так чудесным образом Гусев похудел на два килограмма меньше, чем за минуту.
— Вас что-нибудь беспокоит? — спросила Гусева женщина-невропатолог весьма приятной наружности.
— Говорят, Гольфстрим замерзает, — сказал Гусев. — Но знаю, как вас, а меня это сильно беспокоит.
— А Гондурас? — спросила она.
— А Гондурас не замерзает, — сказал Гусев. — Так что в целом, хотя я и не могу сказать, что Гондурас меня совершенно не волнует, проблема Гольфстрима и глобального изменения климата беспокоит меня куда больше.
— Родовые травмы у вас были?
— Нет, — сказал Гусев. — Все, что вы видите, это уже благоприобретенное.
— Хотите, я проведу какие-нибудь тесты?
— Честно говоря, особым желанием не горю.
— Ну, и ладно.
Последним в длинной череде медицинских работников оказался хирург, плотный, коренастый и бородатый. Из таких людей, который с топором смотрятся органичнее, чем со скальпелем.
— Хотите чего-нибудь отрезать или пришить? — осведомился он.
— В принципе, нет, — сказал Гусев.
— Вот и хорошо, — сказал хирург. — Снимите рубашку.
Гусев снял.
— Повернитесь спиной.
Гусев повернулся.
— Можете одеваться.
Гусев оделся.
— Присаживайтесь.
— То есть, это еще не все? — удивился Гусев.
— У меня к вам пара вопросов, — сказал хирург.
— Ага, — Гусев сел на стул.
— Вот этот шрам у вас на груди, — сказал хирург. — Откуда он?
— Операция на сердце, — сказал Гусев.
— И что делали?
— Вынули старое, вставили новое, — сказал Гусев.
— По какой причине?
— Говорят, инфаркт.
— Говорят?
— Говорят.
— То есть, сами вы обстоятельств, при которых получили шрам, не помните?
— Нет, — сказал Гусев.
— Хм, — сказал хирург.
— Что-то не так? — спросил Гусев. — Я нездоров?
— Здоровы, насколько я могу об этом судить, — сказал хирург.
— Тогда к чему эти вопросы?
— Курите? — спросил хирург.
— Курю. Советуете бросить?
— В принципе, конечно, советую, — сказал хирург. — Но если хотите, то вот сейчас можете закурить.
— Спасибо, — сказал Гусев и закурил.
— Понимаете, это, в принципе, не мое дело, — сказал хирург. — И вы можете запросто послать меня к черту, но я бы хотел обследовать вас чуть более тщательно. Уже не в рамках получения справки, разумеется.
— То есть, за дополнительную плату?
— Ну да, — сказал хирург. — Но это не потому, что я хочу стрясти с ваш лишних денег.
— А почему?
— У вас были когда-нибудь проблемы с сердцем?
— Исключая инфаркт?
— Именно.
— Вроде не было, — сказал Гусев. — По крайней мере, таких, о которых стоило бы говорить.
— Значит, какие-то были?
— А я знаю? — сказал Гусев. — Иногда кольнет, иногда стрельнет. Я думал, это нормально и бывает у всех.
— К врачам вы с этими проблемами не обращались?
— Нет, — сказал Гусев. — Пока у меня не случился инфаркт, я и не думал, что это проблема.
— А когда у вас случился инфаркт, кстати?
— Лет тридцать назад, — сказал Гусев.
Хирург изумленно задрал бровь. Очевидно, документы Гусева он смотрел не очень внимательно.
— Вы слышали о крионике? — спросил Гусев. — Я — их первый пациент. Ну, то есть, первый, удачно размороженный, как они мне сказали.
— Так операцию по замене сердца вам делали к их клинике?
— Да. Они напортачили? Мне стоит подать в суд на их хирургов?
— У них хорошие хирурги. Насколько я знаю, лучшие. Но они и могут себе их позволить, с такими-то ценами.
— Тогда, быть может, вы перестанете ходить вокруг да около и расскажете мне, что вас так взволновало?
— Дело в том, что у вас есть еще один шрам, — сказал хирург. — На спине, в районе левой лопатки. Он прекрасно замаскирован, и вы сами, даже если бы у вас была привычка разглядывать свою спину, вряд ли бы его заметили. А если бы заметили, то не придали б ему большого значения. Еще пара лет, и его вообще не будет видно.
— И? — сказал Гусев.
— Я видел много таких шрамов, когда работал в полевом госпитале, — сказал хирург. — Это очень похоже на выходное отверстие от пули. Очень аккуратно зашитое, но все же…
— Э… — сказал Гусев. — А входное тогда где?
— Полагаю, оно замаскировано шрамом от операции, — сказал хирург.
— То есть, вы хотите сказать, что в меня стреляли?
— Ну да, — хирург помолчал. — В вас стреляли. А если выражаться более точно, то вас убили.
Глава шестая
Гусев всегда считал, что относится к тому типу людей, которых очень сложно чем-то удивить, но на этот раз он удивился. У него от удивления даже на мгновение дар речи пропал, что, прямо скажем, случалось нечасто.
Он не был так удивлен, даже когда очнулся в клинике и ему рассказали, что он умер, и был воскрешен, и теперь ему предстоит жить в будущем. Смерть, в общем-то, не была для Гусева чем-то из ряда вон выходящим. В смерти не было ничего поразительного, ведь смерть — это то, что в конце концов случается с каждым.