Очкастый отошел подальше, почти спрятался за маткой, а Талмаш своим крюком несколькими точными ударами отсек у Спицы одну ногу. Завывая, чтобы перекричать пленницу, и морщась от потоков крови, мясники быстро перевязали ее рану тряпкой, причем, внутрь вложили какой-то артефакт! Кровь течь перестала, а судя по тому, что Спица недоуменно уставилась на обрубок, прекратилась и боль!

— Good консева! — похвалил Талмаш, ударив по второй ноге. Спица заревела опять, проклиная вместе с карликам даже Яну, с не меньшим ужасом наблюдавшую все это.

Со второй ногой пошло все не так гладко, Талмашу рубить было не с руки, и он передвинулся на другое место, пока Спица извивалась в своем кресле. Закончив с ногами и отправив их в таз-«холодильник», Талмаш таким же образом отделил руки. После этого мясники подвели и втолкнули в низ живота Спицы две резиновые трубки, а третью пропихнули ей глубоко в горло, перед этим задрав голову кверху и зафиксировав железной распоркой. К этой трубке была приделана воронка, и Яна, наконец, полностью осознала, что означает словосочетание «живые консервы». Невольно она вспомнила, что в одной газете уже читала об антигуманном производстве гусиной печенки — целый конвейер птиц кормят, но держат их тела в неподвижности, и даже еду, подчас недостаточно остывшую, совершенно равнодушно заливают в похожий пищеприемник. В итоге, вместе с деликатесом из жирной печени, едок получает концентрат страданий!

Здесь же вполне реально было питаться пленником по частям, которые из-за артефакта будут постоянно регенерировать или восстанавливаться!

Очкастый увез мычащую и уже, скорее всего, сошедшую с ума Спицу, а Талмаш подступил к самой Яне. Волкова закрыла глаза, едва сдерживаясь, чтобы самой не впасть в истерику. Хотя это было бы все равно, что просить пощады у механического приспособления или у стаи бродячих собак. Крики и дерганья жертвы для них были бы всего лишь мелким неудобством! Яна решила, во что бы то ни стало попытаться покалечить шамана, если ей удастся освободить хоть одну руку.

— Bad гунда! No косерва! — опять на смеси русском, английском и своем бюрерском проскрипел Талмаш и разорвал на груди Волковой майку.

В этот же момент он отпрянул и уронил баклажку. Мамука тоже выдохнула какой-то жалобный звук, запричитала, забормотала.

— Бохан! Бохан-гунда! — раздалось со всех сторон, с каждым разом усиливаясь. Карлики скандировали эти два слова и отступали от стола подальше.

Талмаш вдруг издал вопль радости, смеясь и бормоча что-то в извиняющимся тоне, быстро освободил Яну и попытался снова надеть на нее майку. Девушка оттолкнула карлика и оделась сама, по пути машинально связывая разорванную бечевку материнского кулона.

— Бохан! Гунда-бохан! — хором вскричали бюреры, оглушив Золотого, вернувшегося и без того немного испуганного их криками.

Талмаш указал ему на Яну и со злостью затопал ногами.

— Бохан-гунда! — проскрежетал он зубами, — No еда! Бохан!

— Ого, агент «Монолита»! — уважительно покачал головой очкарик, глядя на Яну уже совсем по-другому, — Ё-моё! А что же ты раньше молчала?!

Яна была от этого шокирована едва ли не больше всех присутствующих. Она стояла с полуоткрытым ртом, жадно втягивала в себя смрад подземелья, который, правда, сейчас казался ей самым чистым и лучшим воздухом в мире. Руки она держала поднятыми, одной придерживая майку и закрывая грудь, а другой нервно теребя кулон, который, как ей показалось, снова стал теплым и даже немного светился.

Талмаш подскочил к ней и что-то забубнил, однако в данный момент Яну больше занимал вопрос, как отсюда быстрее уйти.

Очкастый Серега тем временем сам ответил за Яну на свои же вопросы.

— Понятно, ты ранена, поэтому не говорила… Наверное, первый раз в таком обществе? Это кто тебя так, они? (кивнул в сторону вещей наемников у двери) Или эти низкорослые выродки?

Яна не ответила, глядя то на него, то на кучу хлама за его спиной. Кулон заставлял что-то груди со страшной силой чесаться, раньше такого не было, Яна терпела и вообще сопротивлялась возможному обмороку лишь потому, что ноги у нее страшно болели — затекшие до этого, сейчас они испытывали уколы миллиона булавок!

Очкастый подошел ближе, подняв с пола ворох одежды и положив рядом с Яной.

— Умоляю, хоть ты не бросай меня! Я уже не могу им дальше служить! А ты видела, что со мной будет! Да и с любым!.. — взмолился он, — Тут даже один раз спецназ был… Этот ублюдок с баклажкой поднял в воздух оба взвода! Один! А остальных добила эта куча гавна на телеге!

— Почему? — смогла выдохнуть Яна.

— Это же не люди! Они не понимают нас! У них свои правила и своя культура! — с надрывом продолжил очкастый, — Я им только помогаю с аппаратурой и с этим гребаным КПК на шее твари, чтобы ей музыку включать! Ну что тебе стоит? Возьми меня с собой!

Мамука завозилась, недовольно зарычала.

— «Бохан» — это что по ихнему? — напряглась Яна.

— «Монолит»! Ведь ты же — человек «Монолита», ангел «Монолита»! Это сила!..

Тут Серегу оттеснил Талмаш, с вполне искренней улыбкой предлагая Яне свежего мяса из окровавленного тазика. Яна судорожно сглотнула и отказалась, переведя внимание на ворох тряпья, где кое-как отыскала не разрезанную и не испачканную одежду. Талмаш не успокоился и вытащил откуда-то из-под складок своего балахона связку сушеных крыс.

— Штунки! Штунки вкусна еда! — потряс он ими перед лицом Яны. Потом, видя, что крысы аппетита девушки не вызвали, вытащил из-под стола слепого пса-инвалида, держа его за загривок рукой, а не телекинезом. — Новара! Еда!

Яна отказалась и от сочного слепого «новара», более твердо покачала головой и отодвинула Талмаша, думая, что даже играть в русскую рулетку, наверное, не так страшно, как общаться с этими маленькими жестокими человечками.

Одевшись и замотав тряпкой кровоточащее ухо, Яна показала на свой FN220, который уже украшал мусорный фетиш в соседнем помещении. Однако Золотой покачал головой, давая понять, что это уже бесполезно. Талмаш, словно подтверждая это, попрыгал и погремел баклажкой.

Яна вздохнула. Она потеряла буквально все — от оружия до чудо-ПДА. Ей посчастливилось только в том, что конфискованные Грейс берцы находились в рюкзаке негритЯны и бюреры их не тронули.

Но самое главное, что она была жива! Эти страшные и странные существа даже называли ее агентом «Монолита». Внезапно голова девушки закружилась, Яна чуть не упала, и Талмаш вовремя подхватил ее с помощью телекинеза, аккуратно положил назад на стол.

— Она ранена! — услышала девушка голос очкастого и на две минуты впала в забытье.

Приоткрыв глаза, Стрелка увидела, что Талмаш подносит к ее голове артефакт, похожий на те, что он прислонял к культям Спицы.

— Мне надо уйти отсюда! — увидела Яна маячившего за ней Золотого, — Ты понял?

— Понял, понял! — закивал он, — Возьми меня с собой!

— Хорошо! — пообещала Яна, чувствуя, как сдвинула с места какой-то механизм. Она назвала это «жернова судьбы», потому что вдруг почувствовала зависимость от данного обещания. Парня теперь надо было вытаскивать, а ведь каких-то пять минут назад она была готова убить его за то, что он холуйски прислуживал людоедам!

Впрочем, что еще можно ожидать от человека в такой ситуации, — равнодушно подумала она. Не успеешь передернуть затвор, как тот же Талмаш размажет тебя по стенке, даже не прибегая для этого к физической силе!

От артефакта, приложенного к голове, в Яну вливалась какая-то энергия, девушка за каких-то полминуты почувствовала себя лучше, уселась на разделочном столе, обводя помещение мутным взглядом.

За то время, что она была в отключке, бюреры в своем большинстве разошлись, по пути прихватив с собой всю сталкерскую одежду, оружие и тазы с мясом. По поводу последних Яна абсолютно не переживала. А вот оружие и еще больше — свобода — требовались как воздух!

— Как отсюда выбраться? — крикнула она Золотому, который опять что-то выискивал в ПДА толстой бюрерши.