Надя засмущалась, потупилась и отчаянно покраснела. Сергей Яковлевич посмотрел на Надю, посмотрел на сидевшую рядом с Надей Веру Овтовну, которая тоже почему-то смутилась, улыбнулся и стал рассказывать дальше:

— А случилось вот что. Начальник партии ушел слишком далеко от базы. Уже начало темнеть, а он все еще лазил среди скалистых выступов сопки, откалывал молотком кусочки камней и набивал ими свой рюкзак. Он уже понял, что в сопках есть вольфрам, и хотел побольше набрать образцов породы. Но пора было возвращаться, потому что совсем стемнело. Сопка, на которой он находился, была последней в гряде. Она круто сбегала вниз, а внизу лежала ровная тундра. Чтобы выиграть время, он решил спуститься вниз и идти к палатке тундрой.

Сергей Яковлевич умолк. Стоял у окна и молчал. Казалось, он совсем забыл, что в комнате сидят ребята и, затаив дыхание, ждут, когда он снова заговорит.

— А дальше, дальше?.. — послышался в тишине чей-то шепот.

— Дальше? — переспросил Сергей Яковлевич, потом негромко сказал: — Все, что было дальше, ребятки, он плохо помнит. Он оступился на скользком камне и полетел с крутизны. Наверное, падая, ударился о камни и потерял сознание. И не слышал, как началась пурга, как заносило его снегом. Прошло, вероятно, немало времени, прежде чем он очнулся. Открыл глаза и увидел девочку в меховой одежде, курносую и очень смуглую. Девочка испугалась и отскочила в сторону. Она, верно, думала, что человек замерз, а он вдруг открывает глаза. «Кто ты? — спросил ее начальник партии. — Откуда ты взялась?» Девочка смотрела на него черными глазами и молчала. Он догадался, что она не понимает по-русски, но сам не знал чукотского языка. Ну, как тут быть? Ведь ему надо было объяснить ей, что он геолог, что не может двигаться, что в рюкзаке у него ценный груз и что она как-то должна сообщить о нем другим геологам, которые беспокоятся и ждут его в палатке за длинной цепью сопок. Но девочка вдруг вскрикнула тоненьким голоском и побежала прочь от него. Он резко приподнялся, хотел крикнуть, остановить ее, но почувствовал сильную боль в голове и снова потерял сознание. Позже, находясь уже в московской больнице, он пытался вспомнить, что же было с ним после того, как убежала девочка. И ему все время казалось, будто его долго везли на лошадях, сани сильно трясло, а девочка сидела рядом и громко смеялась. Ну, а через год, ребятки, начальник партии выздоровел и вернулся на Север. Неподалеку от сопок, где геологи нашли вольфрам, уже строился поселок и горный комбинат. Старые друзья рассказали ему, кто его спас и кто привез с переломанной ногой без сознания на базу. Оказалось, это был старик-оленевод Тымкелен, пасший в тундре колхозных оленей. Начальнику партии, конечно, захотелось повидать старика, и он немало поколесил по тундре, пока нашел его ярангу. А когда нашел, узнал, что спасла-то его та самая девочка, внучка Тымкелена. Она искала в тундре убежавшего оленя и случайно наткнулась на лежащего человека. Но помните, она убежала от него? Испугалась, убежала, а потом вернулась, обвязала его арканом и до самого вечера тащила по снегу тяжелого человека с тяжелым рюкзаком, пока не втащила в ярангу деда. Ну, а потом уже, ребятки, наградили девочку Почетной грамотой за спасение геолога.

Сергей Яковлевич умолк и отошел от окна. И только теперь стало заметно, что он крепко прихрамывает.

— А я знаю, кто был начальник партии, — нарушил тишину Толик Нноко. — Это вы были.

— Да, — подтвердил геолог. — Это был я.

— А девочка, где она? — чуть слышно спросила голубоглазая Леночка Волкова.

— Девочка? — хитровато прищурился Сергей Яковлевич. — Она окончила школу-интернат, потом педучилище и сейчас учит в школе ребятишек. А живет она в большом поселке, с электростанцией, водопроводом и паровым отоплением. Еще в том поселке люди выращивают много красивых домашних цветов.

— Все, как у нас, — сказала Надя Эттынэ.

— А это и есть у вас, — улыбнулся знаменитый геолог. — И знаете, кто эта девочка? Ваша Вера Овтовна. Вот видите, она каждый день с вами, а вы говорите — не видели смелого и находчивого человека.

В пионерской комнате стало тихо, так тихо, что было слышно, как шуршит за окнами поземка. И вдруг все повернулись к Вере Овтовне — и ребята, и директор школы Митрофан Александрович, и учительница русского языка Альбина Федоровна, и математик Лука Лукич, который в самом деле был похож на знаменитого геолога. Все смотрели на Веру Овтовну, точно видели ее впервые.

Крашеный капкан

Кто из чукотских мальчишек не мечтает стать охотником? Многие из них занимаются промыслом едва ли не с семилетнего возраста. Один учится добывать нужного зверя у отца, другой у деда, третий — у нового товарища.

Саша Умкан считался лучшим звероловом среди мальчишек шестого «А». Зимой прошлого года в его капканы угодило три песца. Шкурки их он сдал на заготовительный, пункт и даже получил благодарность председателя колхоза.

Так было в прошлом году. А этой зимой все пошло шиворот-навыворот. Шел последний месяц охоты, а в капканы не попал ни один песец. Между тем даже Павлик Апкан, Сашин сосед по парте, который больше всего на свете любил заниматься фотографией, даже он успел поймать двух песцов, и теперь стоило Саше наведаться к Голубой сопке и вернуться ни с чем, как Павлик насмешливо спрашивал:

— Ну и что-о-о?

— Пусто, — вздыхал Саша.

— А все это Кмо, — насмешничал Павлик. — Зачем слушал его? Ставь простые капканы, посмотришь, пойдет песец.

Наконец и сам Саша начал думать, что виной всему крашеные капканы. В самом деле, зачем ему понадобилось их красить? Ведь никто, решительно никто из взрослых охотников не делал этого. Они обходились, старыми, ржавыми капканами, и в эти капканы каждый день попадали зверьки. Правда, песцы вплотную подходили и к его, Сашиным, капканам, но приманки почему-то не трогали, как не трогали ее и медведи. В том, что те и другие звери крутились возле капканов, не было никакого сомнения: снег вокруг всегда был изрезан тонкими, узорчатыми отпечатками песцовых лап и глубокими следами медведей.

Конечно, если бы не старик Кмо, Саше никогда бы не пришло в голову красить капканы. Но Кмо был самый старый и самый мудрый охотник в селе, и Саша старался во всем подражать ему. Поэтому, когда однажды летом Кмо вытащил из сарая свои капканы и, усевшись на солнышке, стал очищать их от ржавчины, а потом выкрасил их белилами, Саша, не раздумывая долго, проделал то же самое со своими пятью капканами.

Узнав о том, что Кмо покрасил капканы, охотники очень удивились, не понимая, как старик до такого додумался? Вычитать в книжке он не мог, потому что был неграмотный, подглядеть где-то тоже не мог, потому что за все свои восемьдесят лет нигде дальше села не бывал. Но вскоре об этих капканах забыли и вспомнили только с наступлением охоты. И когда стало ясно, что в белые капканы не идет песец, все единодушно решили, что Кмо на старости лет выжил из ума.

Хотя Саша и не думал такого о Кмо, он все-таки решил расстаться с белыми капканами. Уж очень надоело ему ходить за семь километров к Голубой сопке и возвращаться с пустыми руками.

Они забрались с Павликом на чердак интерната и среди всякого старого хлама нашли четыре ржавых-прержавых капкана.

— Вот увидишь, как теперь песец пойдет! — говорил Павлик, помогая Саше смазывать капканы нерпичьим жиром. — Давно надо было выбросить белые.

— И выброшу, — отвечал повеселевший Саша. — А как возьму первого Песца, сразу Кмо покажу. Он тогда и свои повыбросит. А пока, не надо ему говорить.

— Можно и не говорить, — согласился Павлик.

Дежурство на кухне у Саши всегда проходило гладко. Повар интерната Сима Марковна никогда не напоминала ему, что и как нужно делать. Но в это воскресенье Саша хотел пораньше выбраться к Голубой сопке и так торопился побыстрее управиться, что заработал от Симы Марковны два выговора. Один за то, что наступил на хвост дремавшей возле плиты кошке, другой за опрокинутую кастрюлю с компотом. Выговор за кошку он не считал выговором — чего ее держать, эту прожорливую соню-кошку, когда мышей и в помине нет? Другое дело, пролитый компот. Здесь уж ничего не скажешь! Стараясь загладить вину, Саша решил натаскать на кухню дров, чтоб их хватило на завтра и на послезавтра, хотя эта работа вовсе не входила в его обязанности.