Сарли всё это видела. Она укрывалась в качающихся ветвях пышно разросшихся мягких кораллов, и летрин был ей не страшен. Теперь наконец настал её час. Быстро выплыв из укрытия, она куснула придавленную и лежавшую на боку рыбку. Ещё раз куснула за плавник. Крепко в него вцепилась и уже не выпускала.

К ней присоединились ещё три черепашьих детёныша. Оглушённая ударом летрина, рыбка так и не очнулась. Сарли и тройка её сотрапезников принялись пировать. Вчетвером им легче было есть. Зубов у Сарли, конечно, не было, но челюсти были крепкие, острые, а пасть – роговая, ребристая. Острыми челюстями она крепко хватала рыбку, потом отталкивала её от себя передними ластами и таким образом отрывала кусок и глотала его. Другие черепахи тоже старательно тянули по кусочку, а их толстые языки помогали проталкивать эти куски дальше.

Когда рыбка упала на дно лагуны, черепахи последовали за ней. Они легко могли есть и под водой. Если в рот попадала вода, они струёй выпускали её через нос. Время от времени то одна, то другая черепаха всплывала на поверхность и, выпустив струю воды и открытой пастью вдохнув свежего воздуха, снова ныряла на дно.

Пир продолжался до тех пор, пока от рыбы осталась только костистая голова да весь в острых шипах позвоночник. Юные черепахи бросили ненужный им скелет и поплыли каждая в своё убежище.

Полосатая рыбка пришлась Сарли по вкусу. Теперь она каждый день высматривала себе жертву. Иногда ей и самой удавалось поймать рыбку, а иногда она хватала ту, которую укусила, а потом бросила либо королевская рыба, либо ставридка. Однажды она поймала маленького краба, когда он плавал в море, а на другой день вцепилась челюстями в оранжевого рака-отшельника, когда он пытался залезть в пустую раковину моллюска. Нередко Сарли рылась носом в мягком песке и выкапывала креветку. Кроме того, иногда ей попадался малый гребешок: над ним явно стоило потрудиться, ибо, перемолов его своими зубчатыми челюстями, Сарли находила внутри сочную устрицу. Сарли росла медленно, но верно. За три недели она выросла всего на четверть дюйма. Но за полгода панцирь её достиг в длину четырёх дюймов.

Если Сарли не удавалось поймать рыбку или найти приятные на вкус водоросли, она не слишком огорчалась, ибо, хотя еда и доставляла ей удовольствие, она вполне могла обходиться без пищи целыми днями и даже неделями. А взрослые черепахи, как ей ещё только предстояло узнать, могут ничего не есть даже месяцами. Однако в этом щедром море, изобилующем всяческими опасностями, но зато и всяческой живностью, редко приходилось поститься.

Почти у каждого живого существа в возрасте Сарли, если оно обитает на суше, есть отец и мать, которые опекают своих детёнышей, учат добывать пропитание, распознавать врагов и спасаться от них. Но Сарли ни разу не задалась вопросом, где же её мать, и никогда не спрашивала об этом своих юных сородичей. Так она и проживёт на свете, никогда не повстречавшись со своей матерью, – разве что случайно, да и то не будет знать, что это и есть её мать. Ну, а отец был ей и вовсе неведом.

Шли месяцы, и Сарли очень похорошела. Многочисленные пластинки её панциря были всё больше коричневые, каштановые и золотистые, с бледно-жёлтыми полосами у стыков. Голова сверху была в цвет спины, а шея – зеленовато-синяя, и такие же ласты. Кожу на ластах и на голове испещряли перекрещивающиеся бороздки, и казалось, будто она вся в пятнах, как песок под солнцем в мелких прозрачных лагунах, где воды то наступают, то отступают.

Теперь Сарли сразу бросалась в глаза даже в изобилующем яркими красками мире кораллового рифа, а значит, от неё требовалась ещё большая осторожность, чем от какого-нибудь тускло-серого, незаметного создания вроде бородавчатой скорпионовой рыбы.

У Сарли были уши, но они ничем ей не помогали. Черепахи глухи; драгоценной способностью слышать они обладали в давние-давние времена, но потом утратили её, а уши так и остались. Зато зрение у Сарли было на редкость острое. Она видела не только формы, но и цвета, различала всевозможные оттенки и мало-помалу научилась распознавать многоцветные живые существа и растения, что населяли море вокруг.

Долгое время ей больше всего нравились кораллы. Порою они росли очень глубоко, но в прозрачной воде видны были так хорошо, словно до них было каких-нибудь фута два.

Кораллов было великое множество – васильково-синих ветвистых, раскидистых – целые леса. Щупальца полипов, составляющих колонию кораллов, подпрыгивали и трепетали, и казалось, всё вокруг полыхает холодным и ярким голубым пламенем. Кораллы эти были точно пламенеющие голубые пальцы, и пронзительная голубизна их ослепляла. Сарли нравилось неспешно плавать вокруг них, отдаваясь течению. Но были тут и ещё кораллы, других видов, других цветов, и было их многое множество.

Горчичные и жёлтые, изумрудные и серые, бледно-лиловые и розовые, красные, бледные коричневато-жёлтые и серовато-зелёные. Одни нежные, точно влажные волосы, и бледно окрашенные, – среди них прятались маленькие белые крабы, Сарли отыскивала их и быстро пожирала. Другие мягкие. Третьи жёсткие и хрупкие. Все они в изобилии населяли морское дно, похожие на цветы и листья, то кружевные, то напоминающие плоскую губку, податливые, как коровье вымя, и упругие, как резина. Были здесь кораллы круглые, точно подушечка для булавок, и разноцветные, с яркими вкраплениями, точно палитра художника, и все сплошь в гребнях и бороздах, и мозговидные, и веерные, и трубчатые.

Прелестные колонии кораллов походили на любовно ухоженный сад, полный цветов, кактусов и кустов. Иные тесно переплетались со своими соседями, но при этом не давили их и не душили, другие цвели пышно и свободно. И вдруг у края рифа все они исчезали из виду, уходили в густо-зелёную глубь – терялись в море, но не тонули.

Не мудрено, что Сарли любила плавать под водой в коралловых садах, где к тому же было вдоволь вкусных водорослей. Но даже это дивное царство красок понемногу наскучило Сарли. Ею овладело беспокойство.

Всем своим существом Сарли жаждала приключений, жаждала отправиться в далёкое, захватывающее странствие и в пути испытать свои силы и выносливость.

Ей было уже около года, и тело её, если судить по длине карапакса, или спинного щита, достигало восьми дюймов. Жизнь била в ней ключом, и силы прибывали с каждым часом. Долгие месяцы она плавала в глубокой синей протоке к югу от того кораллового рифа, где появилась на свет. Теперь ей захотелось побывать у Большого Барьерного рифа. Она не раз видела, как оттуда возвращались взрослые черепахи.

Сарли предстояло проплыть тридцать или сорок миль – для молодой черепахи расстояние немалое. Но спешить ей было некуда:

время для того и существовало, чтобы им наслаждаться.

В один прекрасный, золотой от солнца день Сарли наконец отправилась в путь – к бескрайней синеве, туда, где раскинулся Тихий океан. И плыла без передышки долгие часы.

Назавтра она уже не так торопилась, отыскивая по дороге съедобные водоросли. Иногда она плыла под водой и каждые несколько минут поднималась глотнуть свежего воздуха, – конечно, если бы не путешествие, которое требовало много сил, она могла бы оставаться под водой и по часу.

Долго плыла Сарли по глубоким водам, и нигде под нею не было и следа привычных глазу кораллов. Куда ни глянь – со всех сторон только море да небо, пустынный, однообразный и странный мир. Вода здесь была тёмно-синяя, и в ней таились всевозможные чудовища.

На третий день мимо Сарли проплыл гигантский скат – плоская, треугольная рыбина, в десятки раз больше её самой. Существо на вид устрашающее, хотя, чего Сарли не знала, не очень для неё опасное.

На четвёртый день, лениво покачиваясь на волнах, Сарли с удивлением заметила, что в миле от неё в воздух взметнулась огромная струя воды.

А вслед за этим фонтаном вверх вскинулось чьё-то громадное тело и тотчас вновь ухнуло в море, и от этого места во все стороны пошли высокие волны. Сарли решила, что это, должно быть, кит. Неведомая тварь снова и снова подпрыгивала вверх, всё выше и выше, и тяжело шлёпалась в воду, а Сарли издали смотрела на неё.