Но в остальном он был доволен.

Ему уже доложили о том, что Красная Звезда покинула свою Вселенную и отправилась в множественные миры. Всё шло своим чередом, и Тёмному Кочевнику оставалось лишь незримо наблюдать и подталкивать своих дублёров в нужном направлении.

В его пьесе, как и в его жизни, начинался завершительный акт.

Горячая влажная слизь стекала между пальцев Энлиля, обволакивая изорванное лицо и уцелевшую руку жижей, состоящей преимущественно из запёкшейся крови, раздробленных костей, грязи и взорвавшихся внутренностей. Командир отхаркивал мерзкие солоноватые комки, с досадой рассматривая ещё недавно живую плоть и пытаясь упорядочить вновь разбушевавшиеся мысли. Это было не к добру. Мысли стоило контролировать. Возможно, Энлилю удалось бы быстрее успокоиться, если б не одно «но» – размозжённая плоть, в которой он беспомощно увяз, принадлежала ему. И наблюдение за тем, как всё твоё тело от ног до грудной клетки полностью уничтожено, а тебе самому ничего не остается, кроме как в очередной раз захлёбываться своей же рвотой, лишь сильнее спутывало неопытный, едва переродившийся разум.

Боль казалась невыносимой, нервной, натянутой, но Энлиль знал, что, если бы он мысленно не уменьшил её, ощущения превосходили бы нынешние в десятки раз и взорвали бы его уцелевший мозг. Это было то немногое, чему командир научился, – частично блокировать боль. Облегчить же чем-то ещё своё нынешнее состояние Энлилю было сложно.

Рядом незаметно появился Энки.

– Помочь? – поинтересовался напарник.

Командир ощутил, как от товарища начинала распространяться невидимая энергия, направленная на его регенерацию.

– Нет! – поспешно отказался тот. – Я должен сам.

Энки сдержанно пожал плечами. Оба они всё реже обращались к обычным словам, неосознанно переходя на телепатическое общение. Без продолжения ненужного разговора, наёмник тихо исчез, оставляя командира наедине с его привычной проблемой.

Успокоившись, Энлиль сосредоточенно застыл, отгоняя от себя весь ненужный шум. Некоторые вещи давались ему лучше, некоторые сложнее, нежели Энки, и регенерация входила в число последних. Сам он изначально ещё подсчитывал количество случаев, когда ему, как и сегодня, приходилось оставаться изувеченным по воле своего же разума, но, чем дальше удалялся тот день, когда Кали сотворила с ними всё это, тем реже Энлиль думал о статистике неудач. Теперь в состоянии полутрупа он находился куда чаще, чем в здравии.

С четвёртой попытки ему всё-таки удалось притянуть рассеянные частицы для построения своей плоти, возвращая их на прежние места. Пошевелив обретёнными конечностями, командир не спеша поднялся, давая себе обещание быть осмотрительнее при телепортации. Причиной его травм, как правило, становилось неудачное перемещение. Энлилю не всегда удавалось выбрать правильную точку прибытия, и иногда он оказывался разорван невидимой материей или энергией, соединяющей слои пространства, но чаще наёмника просто сталкивало с попавшимися при материализации телами. Он врастал или застревал в камне, телепортировался под землю, в воду, и уязвимая плоть, не защищённая энергетикой разума, моментально превращалась в мертвечину. Сегодня ему отчасти повезло – у него хотя бы оставалась голова на плечах. В случаях же, когда тело рассеивалось полностью, воссоздать его было куда сложнее.

Закончив с регенерацией, Энлиль недовольно оглядел самого себя. Что-то в их с Энки самовольном обучении не заладилось изначально. Повлияв на их эволюцию, Кали дала им не только толчок в развитии, но и поделилась с ними многим, что знала сама, но тех навыков, которые, несомненно, пригодились бы друзьям, в памяти их разума не оказалось. Им приходилось действовать вслепую.

С их последней встречи пробежало чуть больше двух месяцев. Едва очнувшись в покоях Канцлера, с первых секунд пробуждения и по сей день, как и Энки, Энлиль неизменно пребывал в борьбе со своими главным врагом – самим собой. Поначалу его обновившийся разум был милостив, оставаясь в беспамятстве. Но потом командир начал всё чаще сталкиваться с изменениями, проявлявшимися в той или иной форме, и уже не мог укрыться в темноте обморока. Его неконтролируемый, непонимающий своих пределов разум рвался во все стороны, что приводило к ужасным, непредсказуемым последствиям.

В первые дни нового существования ему и Энки пришлось пропустить через себя столько эмоций, сколько наёмники не испытывали за всю жизнь, и главной из них оказался страх. Энлиль боялся практически всего, что открывалось его мыслям, боялся копошащихся в голове и теле незаметных доселе ниточек энергии, но, главное, чего больше всего опасался наёмник, так это того, на что были способны эти ниточки, когда сплетались в энергетический ком и соскальзывали с невидимых округлых границ его разросшейся яркой души, устремляясь в слои пространства.

Подобные неконтролируемые выбросы энергии, из-за которых друзья невольно переломали все здания в окрестностях сената и убили десятки невинных, стали не последней причиной, заставившей Энлиля и Энки покинуть столицу и центр системы. По настоянию Хранителей наёмники перебрались на непригодный для колонизации спутник газового титана, расположенный на окраинах Солнечной системы.

Этот уединённый скалистый шарик погубил бы на своей поверхности любого, кто остался б в его спёртой, тяжёлой кислотной атмосфере дольше пары секунд, но, к удивлению наёмников, смертоносная среда нисколько не отразилась на их самочувствии. Лишь позже оба заметили, что им попросту не нужно было дышать. И не только это. Более наёмники не чувствовали надобности в пище, воде. Они не замечали разницы температур, не страдали от раздражителей, болезней, радиации. Правда, была усталость, осевшая в них с растратой энергии. Она исчезала, лишь стоило тем восполнить утрату, но, так как оба постоянно совершенствовали свои навыки, усталость окончательно загостилась в их телах и мыслях, доводя порой до изнеможения и физической смерти.

Труднее же всего оказалось смириться с возросшими или видоизменившимися эмоциями. Порой они пропадали вовсе. Полное отсутствие эмоций, тем не менее, не было полным. Появлялось чувство всевластия, и, возможно, гордыни, опасное и предсказуемое, ведь оно побуждало друзей к эгоцентризму и последующему подтверждению через силу своей уникальности. Но схожее состояние длилось недолго и сменялось взрывом отходивших от сна эмоций, что вело к стыду и осознанию совершённых ошибок.

Если изнеможение ещё можно было терпеть, то несвойственные смертным существам яркие переживания подчас выбивали из колеи. Горечь, чувство долга, любви или дружбы из мелкой мороси перерастали в бурный ливень, ураган, и труднее всего было справиться с болью. Этот особый вид боли, что в прежней жизни отдавал лишь щемящим спазмом в груди, возникал теперь при соприкосновении с невидимой энергией. Стоило кому-то из них задеть товарища или нарваться на свой же пучок энергии, что недавно произошло с Энлилем, как пострадавший уже корчился в агонии. Страдало не тело, не простая оболочка, хотя чаще именно оно и оказывалось разорвано или испепелено. Оба уже давно догадались, что именно могло так болеть – душа – их израненные сущность и разум, но по привычке продолжали связывать болезненные ощущения лишь с телом.

Убедившись, что невидимые раны уже зарубцевались, Энлиль собирался вновь вернуться к практике. Мгновенная телепортация нравилась командиру. Невольно он сравнивал себя с пилотируемым крылатым кораблем. Летать он уже умел, но вот с приземлениями дела обстояли гораздо хуже. Вложенные в его разум знания уверяли Энлиля в том, что ему под силу пересекать миры, даже измерения, но пока что наёмник с трудом перемещался между двумя соседними спутниками, и каждое третье такое путешествие заканчивалось потерей головы. В такие мгновения, пытаясь спрятаться от боли, он без стыда начинал поносить Кали, но это не приносило облегчения. Наёмник до сих пор поддавался страху.

На что только надеялась Кали, вверяя им такую ответственность? До ускоренного скачка в эволюции оба они, как выяснилось, и понятия не представляли, что их ждёт, а те ожидания, которые, напротив, у них имелись после разговора с Канцлером, ни в какую теперь не шли с подстерёгшей действительностью. Энлилю было горько признавать свою недееспособность. Он и Энки честно старались побороть самих себя, но не могли превзойти того, чего не понимали, а не понимали они многого. Они догадывались, на что способны, но были не в состоянии воспользоваться этими способностями правильно, знали, с чем им придётся столкнуться, и не сомневались, что при таком уровне подготовки проиграют. А ведь пока друзья даже не заговаривали о неизбежном – приходе самого Тёмного Кочевника, о котором, благодаря подаренным Кали воспоминаниям, теперь были осведомлены гораздо подробнее, чем хотели. Пока что их скромной целью оставалось защитить Республику от рабов Владыки, армады которого уже толпились в тёмных окраинах галактики. Знали они и то, что его кочующее вместилище вскоре окажется достаточно близко к их Вселенной. С математической точностью умы друзей просчитывали возможные сюжеты такого появления, и все они неизменно вырисовывались фатальными.