— Доброе утро, господин полицейский.

— Доброе утро, сэр Гайлс.

— А это, полагаю, — важно произнес тот, — знаменитый доктор Фелл. А молодой человек?

Ему представили Кента. Он кивнул, а его пронзительные глазки в это время словно ощупывали остальных.

— Джентльмены, я к вам явился, и теперь вам от меня не отвертеться. Вы должны зайти ко мне в номер… и выпить по чашке китайского чая, — добавил он, когда каким-то загадочным гипнозом своих глаз выводил их из комнаты. — Не знаю почему, но я не могу говорить об этом здесь.

Несмотря на внешнее самообладание, он выглядел чересчур бледным. Доктор Фелл с заинтересованной улыбкой посматривал на него сверху вниз, как на любопытный феномен.

— Кхе-кхе-кхе, — только и смог произнести доктор. — Да! Я как раз очень хотел побеседовать с вами. У меня, так сказать, свежий взгляд на людей. Остальные могут об этом судить, не сомневаюсь, но они слишком близки друг к другу, чтобы быть беспристрастными.

— Вы мне льстите, — ответил Гэй, показывая краешек искусственной челюсти. — Я весь к вашим услугам.

В то время как Хэдли задержался, раздавая указания Беттсу и Престону, Гэй провел остальных в свою гостиную. Это была очень милая комната, как ни странно, обставленная в стиле восемнадцатого века, хотя за окнами бурлило шумное движение на Пикадилли-стрит энергичной современной эпохи. С этой высоты открывался вид на покрытые снегом крыши за строгими очертаниями собора Святого Джеймса и обнаженные деревья в парке Сент-Джеймс. Оживленный, щегольски одетый хозяин отлично смотрелся в необычной обстановке своего номера. На столике у окна кипел чайник, и, когда гости отказались от чая, хозяин налил себе чашку.

— В ящичке рядом с вами вы найдете сигары, — сказал он доктору Феллу. — А теперь, джентльмены, перейдем к делу. Хотя это больше будет походить на теоретизирование. Одно могу сказать сразу. Я ничего не знаю об этом… об этом отвратительном деле, кроме того, что у меня в доме был убит молодой человек. Сегодня ночью я не выходил из своего номера и не знаю, выходил ли кто другой. Я знаю только то, что нас преследует опытный и упорный убийца.

— Гм-м… — промычал доктор Фелл, осторожно опустившись в хрупкое на вид кресло. — Послушайте, а что вы вообще думаете о друзьях мистера Рипера?

Гэй глубоко вздохнул. Довольное выражение его лица таяло по мере того, как он углублялся в размышления.

— До того момента, как был убит молодой Кент, — серьезно ответил он, — я еще никогда в жизни не получал такого удовольствия. — Он помолчал, давая возможность вдуматься в его слова. — Мне следует объясниться. В работе я известен как тиран, оскорбитель египтян и всех подряд. И я признаю, что мое поведение в Сити, как об этом говорится в одном рассказе Вудхауса, вызвало бы недоумение на палубе частной яхты. Правда, когда-то я был довольно известным чиновником, за что и получил в награду титул сэра. Правда, с зеркалом не поспоришь, оно отражает суровую и нелицеприятную правду. Следовательно, все это принимается как само собой разумеющееся. Поэтому люди, вынужденные общаться со мной, предпочитают разговаривать о погоде. Думаю, прошло уже много лет с тех пор, как меня не гнушались пригласить куда-либо вторично после знакомства. Ну а друзья Рипера внимания на это не обращали. Во всяком случае, не задумывались. Они приехали в мой дом и вскоре стали чувствовать себя совершенно непринужденно. Они бренчали на пианино. Они затевали игры, в которых я оказывался не последним дураком, беспечно прикололи обезьяний хвост, сделанный из бумаги, так сказать, к тылу миссис Рипер. Молодой Рейберн и даже сам мрачный Рипер, забыв о том, что он магистр искусств и деловой человек, представили отрывок пьесы из «Гони их, ковбой!». Короче говоря, они перевернули все в доме вверх тормашками, и я был в восторге!

Он разразился странным гортанным смехом, запрокинув голову. В его глазах сверкало оживление.

— А потом произошло убийство, — констатировал доктор Фелл.

Гайлс нахмурился:

— Да. Я знал, что мне слишком весело, чтобы это могло долго продолжаться.

— Вы умный человек, — несколько сонно и безразлично продолжал доктор Фелл. — Как вы думаете, что случилось?

— О, не знаю! Если бы это случилось не в моем доме, я бы сказал: «Прочтите в своем учебнике психологии». Но такие книги не помогают, когда дело касается тебя лично. И никогда не помогали.

— Родни Кент был среди тех, кто устраивал веселье?

Гэй ответил не сразу.

— Нет, не был, хотя и пытался. Думаю, это было не в его характере — слишком уж совестлив. Вы, наверное, встречали людей такого типа. Он из тех, что стоят, улыбаясь, неуверенные в себе, рядом с развеселой компанией. Глядя на него, вы ломаете голову: «Что бы такое придумать, чтобы развеселить этого типа?» А потом, отчаявшись, бросаете эту затею.

Кристофер Кент нашел его слова великолепным описанием Рода. Только погружаясь в работу, тот был, что называется, в своей тарелке.

— Но он был убит, — серьезно сказал Гэй.

— А как насчет мисс Форбс?

— А, мисс Форбс, — сухо произнес Гэй, снова слегка обнажив великолепный набор искусственных зубов. — Думаю, вы ее неправильно себе представляете, доктор Фелл. Посмотрели бы вы на нее, когда она стоит рядом с пианино и поет балладу… — Он обернулся к Кенту: — А знаете, она ведь в вас влюблена!

Кент выпрямился на стуле, вздрогнув, будто ему ударили под дых.

— Она… Почему вы так думаете?

— Это секрет, — задумчиво ответил Гэй. — Вы удивитесь, узнав, сколько секретов было мне доверено за последние две недели. Однако, к сожалению, ничего такого, что могло бы вам помочь. Но я был удивлен, доволен и даже растроган. Это мне льстило. Прежде никто и не подумал бы довериться мне. Люди опасались, что я могу использовать их тайны, чтобы навредить им. И, боюсь, они были правы. Но я упомянул именно об этой тайне в надежде, что она вам поможет, мой молодой друг. — Гэй задумался. — А теперь послушайте, я подведу итоги.

В Южной Африке существует политическая группа под названием Партия доминиона. Они отличные ребята, хотя не имеют ни малейшего шанса на победу — правительство на восемьдесят процентов состоит из белых. Но они пытаются поддерживать английские традиции, включая совершенно мифическую традицию об английской сдержанности. Почти все члены кружка Рипера заражены этой болезнью. И сам Рипер, хотя заявляет, что он южноафриканец. — Он посмотрел на Кента: — Подозреваю, что вы тоже. Но, думаю, мисс Форбс считает, что в наше время нет необходимости отстаивать свое достоинство. Меня заставили лакать шерри из соусника — штраф за то, что я не сумел сделать что-то такое же достойное — позабыл, что именно, — и я должен был это исправить. Вы понимаете, доктор Фелл?

Доктор усмехнулся, не сводя с хозяина задумчивого взгляда.

— Не уверен, что понимаю, — пророкотал он. — Вы что-то хотите нам сказать? Следует ли мне сделать вывод из зловещего подтекста этих игр, что встречаются репрессивные или невротические состояния, которые могут найти выход в убийстве?

Выражение лица Гэя не изменилось, но он помолчал, прежде чем ответить.

— Буду с вами совершенно откровенен, — сказал он наконец, — я не знаю, что я имел в виду.

— Хмрф! Однако есть еще одна персона. И ее характер вы не описали. Я имею в виду миссис Джозефину Кент.

Гэй встал и, гибко двигаясь, любезно предложил всем сигары. Каждый взял по одной. Пребывающий в растерянности Кент взглянул в окно на серые крыши, местами занесенные снегом. Чирканье спички и ритуал раскуривания сигары несколько успокоили его. Их новый знакомый вновь уселся на краешек кресла, его лицо приобрело непреклонное выражение.

— Вы забываете, — сказал он, — что я впервые встретил эту даму только вчера вечером и знал ее всего несколько часов до того, как случилось несчастье. Она была в гостях у своих теток, и мы встретились с ней только в Лондоне. Тем не менее я скажу вам, какой она была. Она была опасной женщиной.

— Чушь какая-то! — воскликнул Кент. — Жена Рода?