Безмятежный Нестор вошел в мезон без стука. Мишель и Гусь, сидящие за столом, что-то тут же спрятали, и уставились на него.

— Привет вам, друзья! — радостно сказал Нестор, стаскивая робу через голову и бросая ее в угол. — Почему не на занятиях?

— Я всегда на занятиях, — парировал Гусь. — Но иногда мне лень транспортировать на занятия бренную мою плоть, и я присутствую там только духом.

— А я сегодня не расположен, — добавил Мишель. — А ты почему не пошел, Нестор?

— Я еще пойду, — сказал Нестор. — Вот только сожру чего-нибудь. Я тут давеча заблудился и миллариума три лишних ковылял. Задумался, замечтался.

— Мечтателен ты, Нестор, — заметил ему Гусь. — А вот Мишель у нас совершенно не мечтателен. Практичен и деловит всегда.

— Да, водится за ним такой недостаток, — согласился Нестор.

В дверь постучали. Гусь и Мишель обменялись взглядами.

— Кто это к нам ни с того ни с сего? — удивился Нестор. — Открыть, что ли?

Стук повторился. Затем стучавшему, очевидно, надоело ждать, и он, отворя дверь, вошел в мезон. Кинув быстрый взгляд на Мишеля и Гуся, Хелье криво улыбнулся и повернулся к Нестору.

— Здравствуй, отец, — сказал Нестор растерянно.

— Здравствуй, сын. Как изменилась Болонья с тех пор, как я последний раз сюда заезжал! Заметно холоднее, и здания другие. Почему-то все каменные снесли, и понастроили каких-то хибарок, лачуг…

— Отец, я…

— Но атмосфера осталась прежняя. Много студентов, на занятия никто не ходит, все рассуждают о судьбах мира и пьют какую-то подлую дрянь, чуть свет.

— Гусь, нам пора на занятия, — сказал Мишель.

— Это точно, — откликнулся Гусь.

Оба встали и пошли к двери, не глядя на Хелье.

— Вы только, молодые люди, наставникам не перечьте. И запоминайте больше, запоминайте, — сказал им Хелье. — Оно только по началу кажется, что все, что вы на занятиях узнаете, нужно только на занятиях.

Мишель остановился и посмотрели на Хелье. Гусь, следуя примеру товарища, тоже остановился.

— А потом всегда оказывается, — продолжал Хелье, — что и в жизни, возможно, нужно оно, да только вы не помните ничего. Эка молодежь нынче пошла. Да вы не стойте, идите. Расставились.

Мишель с Гусем вышли.

— Так, — сказал Нестор.

— Ну как у вас здесь, в Болоньи, хорошо? — спросил Хелье.

Судя по тому, что отец не подходит и не обнимает его, Нестор сообразил, что родитель чем-то расстроен или рассержен.

— Не присядешь ли? — спросил он. — А то тебе, наверное, трудно стоять-то. Старенький ты и немощный.

— Вот, здесь, в Болоньи, гостеприимство в ходу, это хорошо, — похвалил Хелье, садясь.

— Отец, ну что ты заладил…

— А что?

— Не в Болоньи мы, понятное дело.

— А где же?

Нестор закатил глаза.

— Нет, ты скажи. Ежели не в Болоньи, так где же?

— Где?

— Да. Где.

— Ну как… в Париже… Это город такой. Во Франции.

— Разве? — удивился Хелье. — Странно. Но ведь уезжал ты именно в Болонью для постижения наук. Ну, значит, менее чем за год все науки ты освоил. Постиг. Это бывает — не так уж много наук на свете! Скажи — не очень много?

— Не очень. Я тоже раньше думал, что больше.

— Вот, правильно. Ты теперь ученый человек. Ведь ученый? Ты не молчи, ты говори.

— Отец, я…

— Ну, стало быть, начнем с главного. Ибо то, что у тебя в голове — дело в конечном счете твое личное, а вот окружение, в коем ты… э… вращаешься нынче… меня беспокоит. Ибо я за тебя в ответе.

— Перед кем? — мрачно спросил Нестор.

— Перед собой. И перед Создателем. Почему ты поселился с этими двумя?

— А не надо было?

— Нет, не надо было.

— Почему ж?

— Родом занятий они отличаются от тебя разительно.

— Каких занятий? Такие же алумни, как я.

— Алумни? Оба?

— Да. А ты думал, они перевозчики?

— Да как бы тебе сказать… По мне — так обыкновенные тати, но тебе, конечно же, лучше знать.

— Нет, они не тати.

— А откуда они родом?

— Один местный… другой…

— А тебя не удивляет, что один местный понимает по-шведски?

— Как это?

— А вот я давеча им наставление прочел, как на занятиях по философии. Есть такая наука, ты уж ее постиг, небось. Он все понял, и даже ответил.

— Действительно, — озадаченно сказал Нестор. — Но… Может, они берут уроки у каких-нибудь норманнов.

— Местные норманны шведскому языку не обучены. Тупые оне.

— Не все.

— Соседи твои — тати, Нестор.

— Нет, они не тати. Не могут они быть тати.

— Почему ж?

— А вот к примеру — я все свои сбережения… средства… храню прямо здесь, вон в том сундуке, и ничего до сих пор не пропало.

— Твои сбережения им не нужны. Они тати крупные. Ну да ладно. С примо мы разобрались, перейдем к секундо, мой драгоценный алумно, чтоб тебе провалиться. Что ты делаешь в Париже в одних портах, в то время, как тебе положено быть на занятиях в Болоньи, одетым полностью и со вкусом, сволочь такая?

— Я?

— За бабой увязался? Говори.

Нестор промолчал. Хелье шагнул в угол и подобрал несторову робу вместе с веревкой, кою Нестор использовал вместо гашника. Понюхав робу на расстоянии, он поморщился и бросил ее обратно в угол, а веревку сложил вдвое.

— Говори, мерзавец.

Нестор потупился. Тогда Хелье, зайдя сбоку и коротко размахнувшись, хлестнул Нестора веревкой по арселю. Взвизгнув, Нестор отпрыгнул неуклюже и стал тереть арсель обеими руками.

— Ты что!

— Есть у меня несколько попутчиков на примете, — сказал Хелье. — Послезавтра выезжают в земли италийские, к морю Средиземному. Денег я тебе дам. Чтобы через месяц был в Болоньи, подлец. Всё. Официально-воспитательную часть совещания я на этом заканчиваю, можешь подойти и обнять отца, змей двуногий.

— Пошел ты… — начал было Нестор, но вдвое сложенная веревка в руке Хелье стала раскачиваться чуть быстрее, и он, смирясь, приблизился к отцу и обнял его, хоть и без энтузиазма. Отец взял его за волосы, придвинулся, и поцеловал в щеку.

— Рожа твоя бесстыжая, — сказал Хелье. — Негодяй. Ну, сядем теперь, расскажешь, что хочешь. Настаивать не буду. Хоть и надо бы. Что за баба, отвечай.

— Не…

— Не буду настаивать. Впрочем, нет, буду. Что за баба? Говори, аспид.

Нестор мрачно смотрел на отца. Хелье улыбался — озорно и с пониманием.

— Маринка, — сказал Нестор.

Хелье перестал озорно улыбаться.

— Не понимаю, — сказал он.

— Ну, Маринка, — сказал Нестор. — Ты знаешь.

— Теперь понимаю. Лучше бы не понимал. Она тоже здесь?

— Здесь? — Нестор посмотрел по сторонам.

— В Париже, орясина.

— Да.

Хелье вздохнул.

— Сколько женщин на свете, — сказал он. — Я, Нестор, полмира объездил, и, скажу тебе не таясь — куда бы ты не приехал, везде женщины есть. Во всем мире. Куда ни ткнись. Зачем тебе замужняя, которая к тому же тебя старше, и у которой…

— У которой что? — зло спросил Нестор.

Любовник в каждом доме, хотел сказать Хелье, но не сказал. Переупрямит он меня, подумал Хелье. Чувствует, что правда на его стороне. А когда Нестор чувствует, что прав, его никто не переубедит, ни наставник, ни священник, ни даже сам Бенедикт Девятый. Хелье вздохнул.

— Пойдем послушаем римского проповедника к полудню? — предложил он.

— К полудню?

— Да. Не хочешь?

— А где?

— В Святом Этьене.

— А…

Хелье еще раз вздохнул.

— Ты даже не знаешь, где это. Листья шуршащие! Ты когда последний раз на службе был?

— Я-то?

— Ты-то.

— Да я… как же… а греческих церквей в Париже нет! — нашелся Нестор.

— Да зачем тебе непременно греческая? Ты что — грек?

— Нет, но устои…

— Молчи, Нестор. Пойдем в какую-нибудь таверну, позавтракаем. И к оружейнику зайдем.

— Зачем?

Действительно, зачем?

— Я тут недавно разведал новый путь, — сказал Хелье. — Доброе оружие — хорошие прибыли.