И снова кивнули.

— Добавлю, что в моем собственном приходе дела плохи, как никогда. Пиратство в Адриатике искоренено почти полностью, несметное количество золота течет в сундуки купцов, и с помощью этого золота они развратили мне прихожан. Храм пуст. Люди посещают Дом Божий только по большим праздникам, вера превратилась в обыкновенную традицию. Как обстоят дела в Швеции, Ларс?

— Христианские конунги сменяют один другого, — упрекающе и торжественно сообщил Ларс, — но объявлять Учение официальной религией отказываются. В соседней Дании, несмотря на официальность, больше язычников, чем пять лет назад.

— Ришар?

Вместо ответа лионец только пожал плечами и вскинул брови.

— Андрю?

— Казалось бы, — сказал архиепископ кентерберийский, — многолетняя драка с датчанами должна была привести в церковь хотя бы женщин, у которых погибли мужья. Не привела.

— Увы, — венецианец, представляющий самый богатый, несмотря на жалобы, приход, естественно главенствовал. — Нас не уважают.

— Совершенно верно, — подтвердили в один голос остальные, кроме Кристофа.

— А почему, братья мои? Нас, церковников, не уважают — почему? Ответ очевиден. Какое может быть к нам уважение, если нас возглавляет… — Роберто сделал многозначительную паузу.

— Бенедикт Девятый, — поспешил подсказать лионец.

Венецианец посмотрел на него таким взглядом, будто спрашивал — ты что, Ришар, всерьез считаешь, что только ты здесь помнишь, как прозывается нынешний Папа Римский?

— Нет уважения к папскому престолу — нет уважения и к нам, и к Церкви, — сурово пояснил венецианец. — Это чудовищно. Это невыносимо. За что нас уважать? Что знает народ о Папе? Что он стал Папой в двенадцать лет, что ему сейчас двадцать пять или двадцать семь, что он вымогатель… палач… вор… развратник… и трус!

— Нужно его заменить, — заметил Андрю, чей приход отстоял от Рима дальше, чем приходы любого другого из присутствующих.

— Мы так и сделаем, — заверил его венецианец, понижая голос. — Наша задача здесь — составить список кандидатур.

— Это просто глупо, — подал вдруг голос самый молодой, Кристоф.

— Что глупо? — грозно вопросил Роберто.

— Все это.

— Почему же, сын мой?

— Я думал, — сказал Кристоф, — что присутствие здесь представителя Константинополя изменит дело, но вижу, что ошибся. Я думал, что хоть при нем-то вы постесняетесь, вы все, болтать попусту языками! Разговоры о списке кандидатур ведутся целых десять лет. Посол вынужден будет сообщить Патриарху, что прелаты Западной Церкви всё также беспомощны и не способны ни на какие действия. Десять лет назад Полония была самой надежной территорией. Сегодня она потеряна — а мы продолжаем бесконечную нашу дискуссию. Завтра мы потеряем Францию, а Швецию не обретем. И будем так же собираться на постоялых дворах и произносить возмущенные монологи.

— Не забывайся, сын мой! — сказал сердито Роберто. — Ты что же это.

— Что ты себе позволяешь, щенок! — возмутился Ришар. — Почему на встречу не явился архиепископ парижский?

— Потому, что он знает, — ответил Кристоф, — что все это просто болтовня. Мы не пригласили епископа майнцского, поскольку боимся, что он императорский спьен. Меж тем бояться нам следует вовсе не императора Конрада Второго, которого не интересует ничего, кроме денег и власти.

Остальные отвели глаза и насупились.

— Бояться следует Неустрашимых, которых до сих пор никто из вас не решился даже упомянуть! — горячо продолжал Кристоф. — Меж тем мятеж в Полонии, под носом Императора, организован был настолько безупречно, что стихийным его назвать могут только лицемеры. И Папа Римский смотрел на это сквозь пальцы. Не в разврате дело. Что с того, что Папа — развратник? Мужеложец? Вор? Мало ли таких Пап было за тысячу лет! А дело в том, что Бенедикт — ставленник Неустрашимых. Мы должны искать союза с Императором, а не скрываться от него. Он любит деньги — мы пообещаем ему много денег. Мы можем кого угодно посадить на папский престол — это ничего не изменит, пока престол находится в Риме, где каждый десятый житель — заезжий варанг, где Неустрашимые чувствуют себя свободнее, чем в Швеции и Земле Новгородской!

Притихшие прелаты поглядывали на Панкратиоса.

— Замолчи, брат Кристоф, — сказал Роберто. — Замолчи. Ты молод и горяч.

— Я могу и помолчать, но это ничего не изменит.

Возникла пауза. И стала растягиваться. Роберто решительным голосом сказал:

— Список кандидатов я представлю завтра, здесь, в это же время. Мы проведем выборы. Прямо здесь.

— У меня нет таких полномочий, — вмешался Ришар. — Я не могу отвечать за всех лионских священников.

— И не надо, — заверил его Роберто. — У тебя, падре, достаточно власти в Лионе, чтобы просто сообщить им о нашем решении, не спрашивая их мнения. Мне бы хотелось знать, — он повернулся к Панкратиосу, — личное мнение константинопольского представителя. Я понимаю, что это — не официальное мнение, и тем более не мнение Патриарха. Совершенно частное мнение. Панкратиос, как, на твой взгляд, может прореагировать Патриарх — на нынешние события?

— Ты спрашиваешь, одобрит ли Патриарх идею смены власти в Риме?

— Да. Твое личное мнение. Совершенно частное. Как ты думаешь?

— Я думаю, отношение Патриарха будет строго отрицательным. Я думаю, что Патриарх вас не поддержит.

Помолчали. Роберто, глядя Панкратиосу в глаза, спросил:

— Почему?

— Мне неприятно об этом говорить, поскольку я на вашей стороне, и согласен с вами, коллеги. Но все-таки скажу, ибо это мой долг — как христианина. Патриарха устраивает нынешний Папа Римский. Поэтому Патриарх будет категорически против.

Прелаты нахмурились и погрустнели.

— Позор, это просто позор, — говорил горячий Кристоф, шагая по улице и норовя забежать вперед — Панкратиос еле поспевал за ним. — Пустобрехи. Список он представит! И что же? Каким это образом выбранный нами кандидат вдруг заменит ни с того ни с сего Папу Римского? Разве что придет в Рим во главе армии.

— Не спеши так, брат Кристоф, — попросил Панкратиос. — Я за тобой не поспеваю.

— А что ты думаешь обо всем этом? На самом деле?

— Я думаю, что перекладывание вины с Папы Римского на Неустрашимых ни к чему не приведет.

— Какое перекладывание! Неустрашимые не встречают сопротивления, поэтому.

— Они не встречают сопротивления потому, что большинство народа за них. Не будь Неустрашимых, был бы еще кто-нибудь.

— Согласен, но не значит ли это.

— Это значит, брат Кристоф, — сказал с мудрой улыбкой Панкратиос, останавливаясь и опираясь на посох, — что тебе следует идти помедленнее. Дай отдышаться пожилому человеку. Также это значит, что священники плохо справляются со своим долгом. Вспомни, друг мой, что апостолы были в первую очередь миссионерами. Нужно проповедовать — на улицах, в полях и лесах, в деревнях, чтобы люди слышали Слово. Это — главный долг христианина, вне зависимости от ранга. А там, где вместо священников и монахов проповедуют Неустрашимые, власть над душами достается именно Неустрашимым. Что и произошло в Полонии.

— Да, — Кристоф вздохнул. — Это тоже правда. Увы.

— Не спеши.

— Что делать, что делать! — Кристоф в отчаянии покачал головой. — Конец света, да и только.

— Не спеши, тебе говорят! Подождем до завтра, посмотрим, что за кандидаты.

— Ты веришь, что список будет представлен?

— Я не исключаю этой возможности, — голос Панкратиоса звучал спокойно, мудро. — Мне любопытно было бы взглянуть на этот список.

— Первым Роберто в списке поставит, разумеется, самого себя.

— Вряд ли.

— Почему?

— Он практичный, как все венецианцы. Зачем ему престол? Только лишние хлопоты. Не престол ему нужен, а удобный Папа Римский. А то ведь посланцы развратника Бенедикта постоянно требуют у Роберто отчета, а он этого терпеть не может.

Кристоф рассмеялся.

— Ты прав, Панкратиос. Ты совершенно прав. Я об этом не подумал.