Я последовал за ним в комнату Наны. Мы оба стояли над Мальчиком, лежащим в манеже, в окружении многочисленных мячей и плюшевых игрушек, сжимая своего любимого медвежонка Пинки.

– Бедный малыш, – шептал Кайл, глядя на Алекса. – Какие плохие новости. Кстати, он больше похож на тебя, чем на Кристину. Да, а как между вами дела?

– Вроде бы, понемногу все начинает улаживаться, – промямлил я, но, к сожалению, это было неправдой. Кристина отсутствовала целый год, а когда вернулась в Вашингтон, отношения между нами уже не были такими, на которые я рассчитывал. Я тосковал по близости с ней больше, чем мог выразить. Это буквально убивало меня, но я не мог открыться никому, даже Сэмпсону или Нане.

– Кайл, пожалуйста, хоть сегодня оставь меня в покое.

– Сожалею, но дело не может ждать. Боюсь, что нет. Мне пора возвращаться в Куонтико. Где бы мы могли поговорить?

Я покачал головой, чувствуя, как внутри у меня все закипает. Пришлось проводить Крэйга на веранду, где стоял старый рояль, асе еще, как и я, годный к употреблению. Я опустился на скрипнувшее сиденье и наиграл несколько нот из Гершвина – «Давай прекратим».

Кайл узнал мелодию и горько усмехнулся:

– Сожалею…

– Не очень-то ты сожалеешь, но, давай, валяй.

– Ты слышал об ограблении филиала «Ситибэнк» в Сильвер-Спринг? И об убийстве в доме менеджера банка? – сразу же начал Кайл. – Погибли муж менеджера, ее трехлетний сын и домработница.

– Как я мог об этом не слышать? – пробурчал я, отвернувшись от Кайла.

Жестокое и бессмысленное преступление потрясло меня и заставило все внутри сжаться, когда я читал о нем. Этот материал обошел все центральные газеты и телепрограммы. Даже полицейские в Вашингтоне возмущались.

– Но из того, что мне известно, я не могу сделать никаких выводов. Что за чертовщина происходила в доме менеджера? Преступники деньги добыли, верно? Зачем понадобилось убивать заложников, если добыча уже была у них в руках? Ты явился сюда, чтобы рассказать именно об этом, да?

Кайл кивнул:

– Преступники не уложились в строго оговоренное время: исполнитель, находившийся в банке, должен был покинуть его ровно в 8.10. Алекс, но тот, кто грабил банк, задержался меньше чем на минуту. Меньше чем на минуту! Из-за этой малости они и убили тридцатитрехлетнего отца, трехлетнего ребенка и домработницу. Кстати, эта молодая женщина была беременна. Они казнили отца, малыша и прислугу. Представляешь себе саму сцену такого убийства, Алекс?

Я весь съежился и покрутил шеей. Я почувствовал, как напряжение постепенно сковывает мое тело. Да, я будто воочию видел произошедшее. Но как молено было расправиться с теми людьми без причины?

На самом деле я не был расположен заниматься расследованием, даже такого вопиющего преступления, как это:

– И из-за этого ты притащился в мой дом? В день крестин моего сына?

– Боже мой! – Кайл неожиданно улыбнулся, и голос его потеплел. – В любом случае, я явился, чтобы взглянуть на долгожданного ребенка. К сожалению, дело действительно не терпит отлагательства. Есть предположение, что налетчики сами из Вашингтона. Даже если это не так, то не исключено, что кто-то из здешних знаком с ними, Алекс. Ты нужен мне, чтобы разыскать убийц до того, как они решатся на новое преступление. Есть у меня предчувствие, что это не одноразовая акция. А малыш у тебя – просто прелесть.

– Ты тоже прелесть, – усмехнулся я.

– Трехлетний ребенок, его отец и беременная домработница, – напомнил мне Кайл перед тем как уйти. Он уже находился в дверях на веранду, когда вдруг повернулся и добавил: – Ты именно тот, кто должен этим заняться. Ведь они уничтожили семью, Алекс.

Как только Кайл исчез, я отправился на поиски Кристины. Сердце мое остановилось: она забрала маленького Алекса и ушла, даже не попрощавшись.

Дирижер неторопливо припарковал машину и пешком направился к заброшенному дому, находившемуся почти у самого берега Анакостии. Полная луна освещала своим мертвенным костяным сиянием с полдюжины разрушающихся трехэтажных построек с выбитыми окнами. Дирижер даже засомневался, хватит ли у него смелости на все это.

– А теперь – в долину смерти, – прошептал он. К своему неудовольствию. Дирижер обнаружил, что Паркеры прятались в самом дальней постройке в ряду развалин. Супруги обосновались на третьем этаже. Обстановка их «уютного семейного гнездышка» состояла из грязного засаленного матраса и ржавого шезлонга. По полу вокруг были разбросаны пакеты и стаканчики с символикой «Макдональдс».

Войдя в комнату. Дирижер воздел над головой коробки с недавно разогретой пиццей и коричневый бумажный пакет.

– Кьянти и пицца! – объявил он. – У нас есть повод для праздника, не так ли?

Очевидно, Брайана и Эррол здорово проголодались, так как тут же с жадностью впились в пиццу. Они даже не поздоровались с Дирижером, что тот счел верхом непочтительности, но, тем не менее, принялся разливать вино по пластиковым стаканчикам, которые предусмотрительно захватил с собой. Вручив каждому его долю, Дирижер произнес тост:

– Да здравствуют идеальные преступления!

– Верно. Именно идеальные. – Эррол нахмурился и сделал два больших глотка. – Если считать идеальным то, что произошло в Сильвер-Спринг. Три убийства, без которых можно было обойтись.

– А я считаю именно так, – продолжал Дирижер. – Причем абсолютно идеальные. У вас будет возможность в этом убедиться.

Они ели и пили молча. Паркеры выглядели угрюмыми и даже немного дерзкими. Брайана исподлобья поглядывала на мужа. Неожиданно Эррол схватился за горло и закашлялся. Потом начал задыхаться. Грудь и гортань у него жгло огнем, и он почти не мог дышать. Он попытался приподняться, но тут же рухнул на пол.

– В чем дело, Эррол? Что с тобой? – всполошилась Брайана.

В ту же секунду она сама почувствовала приступ удушья и схватилась за горло. Внутри нее все горело, но она нашла в себе силы вскочить с матраса. Отшвырнув стакан, она стиснула обеими ладонями горло.

– Что происходит, черт возьми? Что с нами? – просипела она, обращаясь к Дирижеру. – Что вы с нами сделали?

– А разве это не очевидно? – самым холодным и отчужденным тоном ответил тот.

Комната, казалось, начала вращаться перед глазами Паркеров. Тело Эррола сотрясали конвульсии. Брайана в судорогах прокусила себе язык, но оба упрямо продолжали цепляться за жизнь. Они хрипели, задыхались, и лица их постепенно принимали синюшный оттенок.

Дирижер стоял в дверях и спокойно наблюдал их агонию. Паралич, вызванный ядом, усиливался, сопровождаясь ужасной болью. Сначала онемели лицевые мышцы, потом голосовые связки. Глотательный рефлекс исчез, после чего действие яда распространилось на всю дыхательную систему. Довольно высокая доза анектина привела, наконец, к остановке сердца.

Вся безжалостная процедура, как и смерть семьи в Сильвер-Спринг, заняла от силы минут пятнадцать. Оба тела наконец замерли, распластавшись на грязном полу. Дирижер был абсолютно уверен в летальном исходе, однако, из предосторожности, проверил пульс. Лица обоих, как и тела, были судорожно искажены и скрючены, словно Паркеров сбросили с большой высоты.

– За идеальные преступления, – нараспев произнес Дирижер, поклонившись гротескным фигурам.