Голландский ратман выхватил у красного Палача топор и одним махом запрыгнул на сцену.

Удар за ударом обрушивался на стеклянные стенки, звеневшие, как надбитый колокол, – ни с чем не сравнимый, зловещий набат.

Глубокие трещины разбегались по стеклу белыми молниями; лезвие топора погнулось.

Наконец – наконец бутылка лопнула.

На дне, вонзив в грудь посиневшие ногти, лежал задохнувшийся граф де Фааст.

Черные птицы ужаса, правя свой полет бесшумными взмахами крыльев, пересекали праздничную залу – гигантские и невидимые.