— А ты знаешь, — вдруг молвил он, — и черт с ними. Все равно надо это дело доделать. В конце концов, мне уже самому интересно, откуда здесь ноги растут. Может, оно так даже и лучше. Я не буду им отвечать на их презренные выходки, — он усмехнулся, — а тихо доделаю все до конца. И разберусь, кто же все-таки подсыпает в эту косметику всякую дрянь. Получится замечательно! Мы утрем им нос…

— Ну, а не получится? — Я подражала его интонации. — Так мы смело можем сделать вид, что обиделись и ничего не делали.

Мой любимый искоса посмотрел на меня.

— Женская логика, — крякнул он, но отрицать моих слов не стал.

— А как же быть с милицией? — робко спросила я.

Он, не очень понимая, взглянул на меня:

— По просьбе фирмы мы расскажем им то, что, по мнению наших уважаемых нанимателей, мы можем знать на сегодняшний момент. То есть практически ничего такого, чего бы они сами не знали.

Он поднял бокал и залпом его осушил. Я пригубила из своего бокала.

— А что же ты собираешься делать? На самом деле? — поинтересовалась я.

— Гляди, — он снова наполнил свой бокал, — что у нас есть реального. Первое — два мальчика, которые явно заинтересованы в том, чтобы количество исков в фирму «Милена» росло подобно снежному кому.

— И ты уже их начал прорабатывать.

— Да, ты же при этом присутствовала. Завтра с утра мы будем иметь не только новую информацию о том, что они делали, но, надеюсь, запись всех их разговоров. — Он задумался и опять стал пристально смотреть сквозь свой бокал на огонь. — Я надеюсь, — снова повторил он. — Сильно надеюсь…

— Ты же не отдашь это в милицию.

— Нет, — ответ был коротким.

— А что, есть еще какие-то варианты? — оживилась я, — мы же вроде с тобой рассматривали только этот?

— Помнишь, немец как-то обронил в разговоре, — мой любимый был уже в нормальном настроении, — что к нему приходили наши отечественные бандиты и предлагали свои услуги по «охране».

— Да, — стала припоминать я.

— Ну так вот, — Ниро отпил из своего бокала, — немец тогда сказал, что он не только отказался от этих услуг, но и навел на них милицию.

— Ну он же сказал, — я стала припоминать:

— «Все закончилось благополучно, они достаточно мирно поговорили и разошлись». Он еще и добавил: «Что с тех пор все было в порядке».

Мой любимый снова отпил из своего бокала.

— Ну а что, если дело этим не кончилось? Уж очень не любят эти ребятишки, когда их сводят с милицией. Обычно они это расценивают как «предательство» со стороны потенциальной жертвы.

— Ну это же бред, — удивилась я.

— Бред, конечно, — согласился Ниро. — Но обычно это расценивается именно так.

— Да…

— Так что можно смело предположить, что в несчастиях фирмы вполне замешаны ребятишки, которые тогда «обиделись» на реакцию московского представительства немецкой фирмы. И, сделав вид, что все в порядке, теперь тихо гадят им в карман.

— Но ведь… это же глупо… — у меня не хватало слов, чтобы выразить мысль.

— Почему ты так думаешь, Рыжик?

— Но ведь это… — моя мысль наконец сформировалась, — это же не экономично, что ли?

— Почему, — возразил Ниро, — они же теперь могут рассказывать своим будущим клиентам, что вот была такая фирма, которая отказалась с ними сотрудничать. И вот каков результат. Они эту фирму вполне успешно разорили.

— Но для того, чтобы это говорить, нужны какие-то доказательства?

— Доказательства чего? — не понял Ниро. — Все газеты только об этом и пишут. И радио, и телевизор бубнят не переставая! Нет, не доказательства того, что фирма разорилась, — он пытался подобрать слова, чтобы объяснить мне, казалось бы, такую понятную для него вещь, — а что именно они в этом виноваты? Точнее, не так… не то чтобы виноваты, а что именно они вызвали разорение этой фирмы?

Ниро опять задумался, продолжая рассматривать свой бокал на просвет. Потом снова поднял его и сделал еще один большой глоток. Увидев, что бутылка опустела, он поднялся и отправился на кухню за следующей.

Я терпеливо ждала.

Вернувшись с бутылкой охлажденного шампанского, он откупорил ее и наполнил свой бокал.

— В том, что ты говоришь, есть доля здравого смысла, — наконец молвил он, — Но в то же время, — он опять установил бокал на уровне глаз, — эта публика просто сообщает что-то, не сильно утруждая себя доказательствами. А это уже дело клиента — верить или не верить.

— Клиента?

— Ну, если хочешь, жертвы!

— То есть ты считаешь, что жертва должна решать, правда ли то, что ей сообщили. С твоих слов получается, что приходит ко мне какой-нибудь Петя и говорит: «Во! Видели, вчера Останкинская башня упала? Ее директор мне не заплатил, так ведь я ее порушил за это! Так что, не будешь платить мне, я тебя тоже порушу?»

— Ну, в общем, да… — Ниро смотрел на меня вполне серьезно. Особенно если ты действительно знаешь, что Останкинская башня свалилась не в результате землетрясения, а в результате диверсии какой-нибудь темной личности.

— Но ведь этим каждый проходимец может воспользоваться в своих интересах?

— Обычно приблизительно так и бывает. Сожгли, скажем, какой-нибудь магазин. А назавтра уже человек пять пугают этим своих будущих жертв: «Вот, видишь, мне отказали, и что я сделал!»

— Ну… — У меня опять не хватало слов.

— Не все так страшно, Рыжик. — Ниро рассмеялся. — Видишь ли, это только со стороны так кажется, что здесь все абсурдно. Человек, который крутится в этом мире, достаточно легко может определить, кто хотя бы потенциально может действительно сделать такую диверсию.

— Это как? — не поняла я, — у кого найдутся две канистры с бензином, чтобы поджечь магазин?

— Нет, — невозмутимо ответил мой любимый. — Понятно, что две канистры найдутся у всякого. Но если взять, например, магазин, то все становится достаточно просто. Ведь магазин расположен на определенной территории. По городу он не бегает. За эту территорию отвечает одна, ну максимум две группировки.

— А что, только они могут спалить магазин?

— Нет, если они находятся в состоянии вражды с кем-то еще, то это могут сделать конкуренты.

— Таким образом количество претендентов увеличивается.

— Да, — ответил Ниро. — Но до очень ограниченного количества, до трех-четырех. Так что, если что-то происходит в конкретном районе, искать приходится максимум среди трех-четырех группировок из сотни-другой, которые существуют.

— Все так просто? — удивилась я.

— Просто, при одном условии, что ты точно знаешь, кто отвечает за этот район, что ты точно знаешь, что директор магазина не подпалил его сам, чтобы скрыть какую-нибудь недостачу, и что ты уверена, что это не случайность.

— Но в нашем же деле очевидно, что не случайность.

— Да, и так же очевидно не случайность, что не сама фирма портит свою продукцию. Но в нашем случае есть один неприятный момент.

— Какой же?

— Видишь ли, Рыжик, в нашем случае нет ярко выраженных привязанностей к той или иной территории, то есть все эти события происходили в разных местах Москвы, поэтому здесь определить претендента гораздо сложнее. А с другой стороны, если следовать логике этих ребятишек, виновником должно считаться представительство. Так что и отвечать за все эти напасти должна та группировка, на территории которой находится представительство.

— И потом, — сказала я, — ведь они же общались с милицией, вызванной представительством. Так что можно установить, кто конкретно общался.

— Да, но при одном маленьком условии, что милиция а) — знает, с кем конкретно они разговаривали и к какой конкретной группировке он относится и б) — захочет нам сказать.

Ниро зевнул.

— И ты это еще не выяснил. — Я с недоумением посмотрела на него.

— Завтра попробую это выяснить, э-эээ…

— А как же быть с юристами? Что ты о них думаешь? — прервала я его зевок.

— Сегодня мы все равно не будем иметь никакой новой информации. А нет ничего хуже, чем размышлять на пустом месте. — Он снова зевнул. — Баиньки, баиньки, — пробормотал он полусонно и стал выкарабкиваться из кресла.