— Напротив. Была похищена госпожа Даниель, которую я люблю. Именно восемнадцатого октября.
— А сегодня у нас двадцать четвертое!..
— Да, и послезавтра совершится убийство.
— Это ужасно! Надо непременно этому помешать.
— Если вы посодействуете мне, господин губернатор.
— Вы сообщили полиции?
— Нет. Это было бы бесполезно. Тайна до сих пор не может быть разгадана обыкновенными средствами. Ведь полиция во всех предыдущих шести случаях ничего не могла выяснить. С подобным противником обыкновенная полиция бороться не в силах.
— Что же вы сделали?
— Прежде, нежели начать действовать, я размышлял четыре дня.
Де Луртье-Вано взглянул на своего собеседника несколько иронически.
— И каковы результаты ваших размышлений?
— Прежде всего, — спокойно продолжал Ренин, — я установил в этом деле новую общую точку зрения. Мне удалось, устранив все сомнительные гипотезы, разрешить вопрос, кто именно способен был совершить все эти убийства.
— То есть?..
— Убийца — сумасшедший, господин губернатор.
— Что за идея!
— Господин губернатор, дама, которую называют Гильотинщицей, сумасшедшая.
— Тогда она была бы заключена в соответственном заведении.
— Мы ничего не знаем. Ведь возможно, что она наполовину сумасшедшая и по внешнему виду безопасна. За нею, очевидно, не следят, и она может беспрепятственно удовлетворять свои кровожадные наклонности. Подобные сумасшедшие удивительно опасны и легко вводят окружающих в заблуждение своим лицемерием, своей хитростью и необыкновенной ловкостью. Эта безумная, видимо, находится под влиянием какой-то навязчивой идеи; проводит она ее удивительно методично, последовательно и логично. Я не знаю, какова именно эта идея, но я знаю факты. Каждый раз жертва связана веревками. Каждый раз ее убивают через несколько дней после похищения. Убивают ее топором, вертикальным ударом по голове. Обыкновенный убийца не проявит такого однообразия в приведении в исполнение своего преступления. Только сумасшедший или сумасшедшая способны действовать так строго последовательно, механически так сказать; как часы, которые бьют в определенное время, или гильотина, нож которой слепо падает…
Де Луртье-Вано покачал головой:
— Конечно, конечно… Это дело можно рассматривать и с вашей точки зрения. Я даже согласен с вами. Но, допустив все это, все же остается неясным: почему эта сумасшедшая избирает предпочтительно одну жертву, а не другую?
— Ах, господин губернатор, — воскликнул Ренин, — вы ставите мне вопрос, который я все время задавал себе. Разрешение этого вопроса разъяснило бы все дело. Почему Гортензия Даниель, а не другая? Почему молодая Вернисэ? Почему мисс Вильямсон? Чем именно руководствовалась сумасшедшая при выборе своей жертвы? Кого выбирала она? Кого ей нужно было убить?
— Вы разрешили этот вопрос?
Ренин остановился и затем продолжал:
— Да, господин губернатор, я этот вопрос разрешил. Я должен был бы разрешить его с первой минуты, внимательно изучив список жертв. Но эти проблески истины зарождаются иногда в мозгу не сразу, а после долгих и усиленных размышлений. Двадцать раз я рассматривал список, пока одна маленькая подробность не бросилась мне в глаза.
— Я не понимаю, — проговорил де Луртье-Вано.
— Господин губернатор, заметили ли вы, что во время обнаружения каких-либо преступлений, если в деле замешано несколько лиц, их обыкновенно называют по фамилиям? В данном случае газеты всегда называли госпожу Ладу, мадемуазель Ардан и мадемуазель Коверо только по их фамилиям. Только мадемуазель Вернисэ и мадемуазель Вильямсон были названы и по именам — Гонорина и Гербетта. Если бы это было сделано в отношении всех жертв, тайны уже не существовало бы.
— Почему?
— Потому, что сразу было бы найдено соотношение между именами и жертвами преступления. Вы понимаете? Перед нами три имени…
Де Луртье вдруг смутился. Он побледнел и спросил:
— Что вы говорите?.. Что вы говорите?..
— Я хочу сказать, — отчетливо продолжал Ренин, отчеканивая каждое слово, — что имена всех решительно жертв начинаются с одной и той же буквы Г. Я навел по этому поводу точные справки. Значит, сумасшедшая избирала своих жертв между теми женщинами, имена которых начинались с буквы Г. И какое это яркое доказательство того, что мы имеем дело с сумасшедшей! И Гильотина тоже начинается с буквы Г. Безумная действовала подобно гильотине, хотя и не рубила головы, но рубила по черепу. Не так ли, не согласны ли вы, что убийца — явная сумасшедшая?
Ренин подошел к де Луртье и спросил его:
— Что с вами, господин губернатор? Вам дурно?
— Нет, нет, — возразил де Луртье, хотя на лбу у него выступил пот, — нет… но вся эта история так волнует… Подумайте, я же знал хорошо одну из жертв…
Ренин взял со стола графин, наполнил стакан водой и подал его де Луртье. Тот выпил несколько глотков и, делая над собой усилие, продолжал:
— Допустим, что все это так. Что же вы сделали?
— Я поместил сегодня во всех газетах такое объявление: «Прекрасная кухарка ищет места. Писать до пяти часов вечера Герминии, бульвар Гаусмана…» и т.д. Проследите, господин губернатор, мою мысль: сумасшедшей требуются жертвы, имена которых начинаются с буквы Г. Их не так легко найти. Ей приходится пустить в ход всю свою хитрость, свою сметливость, свою ловкость. Она ищет, расспрашивает. Читает даже газеты, которые не понимает и где она лишь ищет нужные ей имена. Я не сомневался, что имя Герминия, напечатанное жирным шрифтом на первой странице, бросится ей в глаза, и она попадется в мою ловушку.
— Она вам написала? — волнуясь, спросил де Луртье-Вано.
— Мне несколько особ написало по поводу этой воображаемой Герминии. Но вот телеграмма, представляющая особый интерес.
— От кого?
— Читайте, господин губернатор.
Де Луртье вырвал из рук Ренина листок и взглянул на подпись. Сначала у него вырвался возглас удивления, как будто он ожидал другого, а потом он с облегчением рассмеялся.
— Почему вы смеетесь, господин губернатор? Вы как будто довольны?
— Не то! Это письмо подписано моей женой.
— А вы опасались другого?
— О нет, но раз это моя жена…
Он фразы не кончил и сказал Ренину:
— Простите меня, но объясните мне, почему из всех ответов на ваше объявление вы выбрали именно этот, думая, что он даст вам нужные указания?
— Потому, что он подписан вашей женой, у которой работала в качестве швеи Гонорина Вернисэ, одна из жертв.
— И только это обстоятельство решило ваш выбор?
— Да. Но сейчас, господин губернатор, у меня какое-то внутреннее убеждение, что я не ошибся.
— Откуда явилось это убеждение?
— Я и сам не знаю… Кое-какие мелочи… Могу я увидеть госпожу Луртье?
— Я хотел вам это предложить. Пойдемте.
Он ввел его в маленькую гостиную, где красивая блондинка с счастливым и добрым лицом сидела в обществе трех детей.
Она встала. Де Луртье представил своего спутника и спросил:
— Сюзанна! Ты послала это пневматическое письмо?
— Адресованное Герминии, бульвар Гаусман, — сказала она, — да, я. Наша горничная ушла, и я ищу ей заместительницу.
Ренин прервал ее:
— Простите меня, но скажите, кто вам дал адрес этой женщины?
Она покраснела. Де Луртье сказал:
— Отвечай, Сюзанна. Кто тебе дал этот адрес?
— Мне его сообщили по телефону.
— Кто?
После минуты колебания она проговорила:
— Твоя старая кормилица…
— Фелисьена?
— Да.
Де Луртье оборвал сразу разговор и, не давая возможности Ренину предложить еще какие-либо вопросы, отвел его в свой кабинет.
— Вы видите, что это письмо имеет совершенно естественное происхождение. Моя старая кормилица, живущая в окрестностях Парижа, прочла ваше объявление и сообщила о нем моей жене. Ведь вы, надеюсь, — с деланным смехом добавил он, — не подозреваете моей жены?
— Нет.
— Тогда инцидент исчерпан… по крайней мере, с моей стороны… Я сделал все и очень сожалею, что не могу быть вам полезным…