Глава 15 Я же говорил тебе

Марион, наверно, потеряла сознание.

Она не помнила, как они приземлились.

Она ничего не помнила о том, как они зашли внутрь, или как он снял им номер, или ключи, или что-либо о том, где он оставил её, пока занимался всеми этими вещами — теми приземлёнными, относительно-обыденными вещами.

Она только знала, что она летела…

…А потом её осторожно положили на что-то мягкое.

Марион заморгала от потолочного освещения, вздрогнув, когда мужчина опустил её на матрас и выпрямился.

У него больше не было гигантских чёрно-алых крыльев по обе стороны от мускулистого торса, но она всё равно уставилась на него, отмечая линии мускулов, составляющих его грудь и живот, тёмно-оливковый цвет его кожи, странно светящиеся, бледно-голубые и бледно-зелёные татуировки, которые покрывали его грудь и образовывали линии эзотерических письмен на его рёбрах.

Татуировки, которые, казалось, состояли из символов того же языка, заканчивались чуть выше того места, где виднелись его бедренные кости над костюмными брюками, которые всё ещё оставались на нём.

Ей стало интересно, что означали эти татуировки.

Всё ещё глядя на Тюра, Марион приподнялась, опираясь локтями на одеяло гостиничной кровати.

Её джинсы прилипли к коже и натянулись. Как и толстый свитер, который был на ней, и носки в новеньких походных ботинках.

Она остро осознала, какой мокрой, холодной и… ну, грязной… она была.

Что касается Тюра, то он отступил от кровати, но не отводил от неё взгляда.

Судя по тому, как он немного поджал губы и наклонил голову, глядя на неё, Тюр каким-то образом оценивал её состояние, хотя она не совсем понимала, как именно. Пытался ли он решить, была ли она ранена, или старался определить её психическое состояние или что-то ещё — она, честно говоря, не знала.

В конце концов, она отвела от него взгляд и посмотрела вниз на себя, пытаясь увидеть то, что видел он.

До неё снова дошло, что он была промокшей.

И она замёрзла.

Скорее всего, она сейчас насквозь промочит покрывало, если не встанет с него.

Ещё один беглый взгляд на комнату сообщил ей, что она лежала на единственной кровати в номере отеля. Даже если постель и была королевских размеров, то вряд ли на ней сможет спать хоть кто-нибудь, если она умудрится промочить её прямо в центре матраса.

С этой мыслью Марион соскользнула с покрывала.

Поднявшись и взявшись за край толстой ткани, она стянула её с кровати прежде, чем влажная часть успела намочить одеяла.

Тем временем Тюр с явной тревогой подошёл к ней, протянув руки.

Не говоря ни слова, он остановился, когда увидел, что она устойчиво стоит на ногах.

Он остался стоять неподалеку от неё, словно опасаясь, что она может потерять равновесие или, возможно, упасть прямо перед ним, потому что колени подкосятся. Судя по выражению его лица, он искренне волновался, что ноги могут не удержать её.

Марион не обижалась на это.

Честно говоря, падение лицом на ковёр казалось вполне реальным риском.

Сдёрнув золотисто-красное покрывало с кровати, она простояла ещё несколько секунд, пытаясь решить, что делать дальше.

Она посмотрела на себя, на промокший вязаный свитер, который дала ей милая женщина из магазина одежды, на походные ботинки, тоже промокшие и теперь покрытые льдом и снегом, на промокшие носки и промокшие джинсы.

Мало того, что всё было насквозь мокрым, так джинсы и свитер ещё и покрылись рваными дырами и кровью. Даже на новых носках и ботинках были пятна крови.

Она чувствовала жжение на лице.

Марион коснулась нескольких мест, которые пульсировали от боли, и поморщилась.

Скорее всего, порезы от стекла.

До неё дошло, что в их автомобиль врезалось две разные машины, а потом кто-то открыл по ним огонь.

Ей наверняка потребуется пинцет и бутылка дезинфицирующего средства или алкоголя, чтобы справиться с этим. Учитывая всё случившееся, под её кожей находилось как минимум несколько осколков стекла и даже, возможно, куски металла и пластика от раздолбанной машины.

Вздохнув, Марион подняла глаза на Тюра.

— Думаю, мне нужен душ, — сказала она.

Он наблюдал за ней ещё мгновение, осторожно всматриваясь в её лицо.

Затем он кивнул, отступая с её пути.

Когда он подвинулся, Марион увидела дверь в ванную позади того места, где он стоял.

Она отошла от кровати и покачнулась, а её черноволосый высокий друг с сине-зелёными татуировками ринулся к ней.

На этот раз Тюр схватил её за руку, поддерживая, пока она пыталась восстановить равновесие.

— Спасибо.

Она взглянула на него, чувствуя, как её щеки покраснели, на сей раз от его близости.

Его голос звучал хрипло, пока он вёл её к двери в ванну.

— Я придумаю что-нибудь с одеждой, — сказал Тюр.

В этот раз Марион посмотрела на него внимательнее, и не только на его лицо. Она поняла, что его руки тоже были покрыты татуировками таких же бледных, светящихся сине-зелёных символов. И к тому же он пострадал намного сильнее, чем она. Кровь стекала по одному из бицепсов из глубокого пореза мышцы. Его руки были изрезаны, как и шея сбоку, и рёбра с одной стороны. Она видела синяки на смуглой коже и заметила ещё несколько опухших участков.

Ей пришлось заставить себя не прикасаться к его ранам.

— Ты в порядке? — наконец спросила она, заставляя себя смотреть ему в глаза.

Тюр моргнул, выглядел так, словно её вопрос смутил его.

Это выражение тут же исчезло.

— Я в порядке, — вежливо ответил он. — Я был вынужден найти пальто, чтобы зарегистрировать нас. Я оставил тебя на крыше. В снегу. Поэтому ты такая промокшая.

Его голос был обеспокоенным, но скорее взволнованным, чем извиняющимся.

— Прошу прощения, Марион, — произнёс он.

Она покачала головой, приподняв бровь и глядя на него.

— За что? За то, что спас мне жизнь?

— За то, что оставил тебя на крыше дольше, чем мне этого хотелось бы, — сказал Тюр. — Я не хотел, чтобы кто-то из тех, кто ищет нас, увидел твоё лицо. Я не хотел, чтобы кто-либо из членов Синдиката выцепил нас при случайном сканировании. Я также подумал, что было бы лучше, если бы на стойке регистрации думали, что я нахожусь один в этом номере. Я изо всех сил старался замаскировать свою внешность, пока был в вестибюле.

Марион нахмурилась после этих слов, всё ещё хромая рядом с ним к двери ванной.

Они зашли внутрь.

Одной рукой она схватилась за стену, и он отпустил её, наклонившись, чтобы включить три светильника, в том числе и освещение над зеркалом, обогреватель и верхний свет с вентилятором.

Она немного дернулась, когда загорелся каждый из них, приспосабливаясь к изменению освещения.

Затем она осмотрела пространство перед собой.

На некоторое время Марион забыла, что Тюр сказал про изменение своей внешности.

На эти несколько секунд она сосредоточилась только на самой ванной, ошеломлённая её размерами.

Приняв всё это во внимание, она осознала, что должна принять решение. Её взгляд переместился со встроенной ванной на приподнятую платформу и закрытую стеклянную душевую кабину, у которой имелись душевые насадки с двух сторон и сверху.

Посмотрев на два основных способа согреться и помыться, она решила, что сама ванна и принятие ванны были слишком сложными в данный момент.

Отойдя от стены, Марион осторожно подошла к душевой.

Тюр не мешал ей, только наблюдал, как она самостоятельно пересекает пространство.

Добравшись до стеклянной кабинки со встроенными плиточными полками, она открыла дверь душа, оперлась на металлический каркас, повернула серебряную ручку, чтобы включить воду, и выкрутила её до упора, чтобы сделать горячее.

И только в этот момент она вспомнила, что сказал Тюр.

Он сказал, что изменил себя.

Физически.

Чтобы камеры наблюдения не засекли его.

— Как ты это сделал? — небрежно спросила Марион.

Всё ещё опираясь на металлическую раму душевой, она повернулась и посмотрела на него через плечо.

— Замаскировал свою внешность, — пояснила она. — Как ты это сделал?

Она почему-то знала, что он имел в виду точно не нарисованный нос и усы, как у Маркса Граучо. Он имел в виду что-то другое, что-то сверхъестественное.

Ей было интересно, скажет ли он ей правду.

Тюр, должно быть, увидел в выражении её лица какой-то намёк на обе вещи.

— Я говорил тебе правду обо мне, — произнес он. — Вплоть до этого самого момента. Во всех отношениях, — его голос стал резче. — …Клянусь асгардской пинтой пива, я сказал тебе больше правды, чем я говорю большинству смертных. Слишком много, чтобы ты сейчас думала, будто я лгу тебе.

Оглянувшись на него, Марион кивнула.

— Ладно, — сказала она. — Тогда скажи мне правду об этом. Как ты прошёл мимо камер?

— Я сказал тебе. Я изменил свою внешность.

— Ты заставил их видеть что-то, чего на самом деле не было? — уточнила она, нахмурившись. — Как это работает? Ты как-то залез в их сознание? Как это могло обмануть камеру?

— Я не могу завораживать людей, — сказал Тюр, хмурясь в ответ. — Гламур, иллюзии, обман… это дары моего брата Локи. Но я могу делать другие вещи. Я могу сделать себя… другим. Неприметным, если я этого захочу. Я могу изменить цвет глаз, очертания лица, внешний вид в целом. Даже мои размеры.

— И как это отличается от того, что делает твой брат Локи? — спросила Марион.

— То, что я делаю — это не гламур, — ответил Тюр. — Это реальное физическое изменение. Таким образом, камеры снимают то же изображение, которое видят люди. В сознании людей нет никакого обмана. Они просто видят меня таким, какой я есть. Но я сам изменяюсь.

Воцарилась тишина.

Затем Марион нахмурилась и отвела взгляд в сторону.

Голос Тюра прозвучал твёрже.

— Я не делаю это для того, чтобы просто обманывать людей, — добавил он. — Мой брат — Бог Трикстер… Но я не такой. Наши дары соответствуют нашей работе в этом мире. Моя способность менять форму имеет определённое назначение, как и гламур Локи служит конкретным целям. Я пользуюсь способностью изменять свою внешность не для того, чтобы обманывать людей в буквальном смысле. А для того, чтобы я мог свободно действовать в этом мире… чтобы я мог выполнять свою работу, не будучи замеченным или опознанным.