Он нашел ту самую точку… для него, для неё.

Он издал очередной глубокий стон, прижимая её запястья к кожаной обивке дивана.

Она чувствовала, как он теряет контроль.

Его глаза оставались закрытыми. Всё его тело, казалось, стало жидким.

Он чувственно входил в неё, всё медленнее, глубже, и Марион больше не могла разговаривать с ним.

Она тяжело задышала, выгнув спину, и её бедра напряглись, пока он удерживал её неподвижно. Он снова попал в это местечко, и она слетела с катушек, ещё крепче обвивая его ногами.

Тюр замедлился, двигаясь медленнее, медленнее… мучительно медленно, трахая её сильнее, глубже, и его взгляд остекленел.

Он простонал её имя.

Ей захотелось наорать на него.

Он удерживал её там, в этом промежуточном состоянии. Он сдерживал её, даже сейчас борясь с желанием проникнуть в неё, и не только физически. Что-то в том, что он делал, приводило её в бешенство. В итоге она могла только лежать, обхватив его ногами и как будто притягивая его всем своим телом.

Она осознала, что снова говорила, бормотала, едва осознавая, что вообще что-то произносила, пока не заставила себя прислушаться.

— Пожалуйста, — пробормотала Марион, целуя его лицо, когда Тюр опустил голову. — Пожалуйста, пожалуйста.

Он ахнул. Несколько секунд он просто трахал её.

Она думала, что он откажет.

Она почувствовала, что эта тяга в нём усилилась как раз перед тем, как он сильнее вдолбился в неё.

А потом Тюр просто отпустил себя, и когда он сделал это, она кончила, пульсируя вокруг его члена и не в силах делать что-либо ещё. Её глаза закрылись, и она прижималась к нему, дыша с трудом. Она никогда в жизни не чувствовала себя настолько безумно открытой.

Она чувствовала, как Тюр каким-то образом впитывал это.

Она чувствовала, как та томительная тоска в нём мурлычет, словно кошка, и в то же время притягивает её.

Он всё ещё двигался в ней, когда к Марион наконец вернулась способность видеть, и она смогла собраться с мыслями достаточно, чтобы понять, где находится.

Она сжимала его руки.

Его руки лежали на её бёдрах и она поняла, что Тюр испытывает оргазм. Черты его лица смягчились, плечи напряглись, пока он прижимал её всем своим весом, трахая её и издавая глубокие, урчащие стоны.

С крыльями или без, но он действительно был похож на гигантского кота.

Она никогда раньше не ощущала такого удовлетворения или разрядки от мужчины.

Она наблюдала, как Тюр достигает своего пика, и всё это возбуждало её. Она почувствовала, что он заметил это, и их взгляды встретились.

На его лице отразилось столь интенсивное желание, что ей сложно было удерживать его взгляд.

Она заговорила прежде, чем осознала, что ей есть что сказать, о чем спросить.

— Ты этого хотел? — пробормотала она, всё ещё прижимаясь к нему всем телом. — Ты получил, что хотел, детка?

Её глаза закрылись на несколько долгих секунд, пока она продолжала бормотать слова.

То интенсивное томительное желание вновь захлестнуло его.

Оно стало таким ошеломляющим, что она умолкла.

Её глаза оставались закрытыми, сердце колотилось в груди.

Когда она открыла их, Тюр смотрел на неё, и его длинные чёрные волосы наполовину прилипли к вспотевшей шее, а чёрные глаза свирепо светились внутренним светом. Его выражение всё сильнее напоминало тот более интенсивный, более хищный взгляд, а его руки сжимали её талию.

— Если ты спрашиваешь меня, было ли этого достаточно… нет, — прорычал он.

Его голос сделался низким, превращаясь в более глубокий рокот.

— Если ты спрашиваешь меня, хотел ли я этого… тогда, да, — произнес он.

Он снова вжался в неё, и Марион застонала, крепче обхватывая его бёдрами.

— …Если ты спрашиваешь, хочу ли я сделать это снова. Тогда да, — сказал он, запустив руку ей в волосы. Он опустил голову, целуя её в щёку и шепча ей на ухо: — Возможно, тебе придётся сказать мне, когда остановиться, Марион. Возможно, тебе придётся орать об этом.

Она рассмеялась, и Тюр поднял голову, улыбаясь ей.

Всматриваясь в её глаза, он пожал плечами, пока его пальцы продолжали сжимать её волосы, притягивая её.

Наклонившись, он стал покрывать поцелуями её лицо и шептать, не отрываясь от её кожи:

— Я не понимаю этого, — признался он. — Это не… типично для меня.

Она скользнула рукой между ними, поглаживая его член, и он опустил голову, прерывисто дыша ей в шею.

Он продолжал прижиматься к ней, качая головой.

— Я не знаю, как это объяснить. Я чувствую это. Между нами. Чувствовал ещё до того, как ты прикоснулась ко мне рукой в машине… даже до того, как я чуть не попытался трахнуть тебя прямо там. Ещё раньше я почувствовал это. Я почувствовал это, когда увидел тебя в баре. Когда ты танцевала для меня.

Всё ещё размышляя, Тюр добавил:

— Мы знаем друг друга, Марион.

Он произнес это с абсолютной уверенностью.

Ни капли сомнения не звучало в его низком голосе.

— Ты чувствуешь это? — он поднял голову, изучая её взгляд. — Мы так близки. Так близки, так близки, Марион. Это вызывает во мне желание трахаться, заставляет меня постоянно думать о том, чтобы потрахаться. Как ты и сказала, это сводит меня с ума. Это ощущается как непреодолимая тяга, и даже больше. Это не только секс. Я не знаю, как выразить это словами. Ты понимаешь?

Пока он говорил, её кожа становилась всё теплее и теплее.

Когда он замолк, Марион поймала себя на том, что кивает.

— Да, — просто сказала она.

Подняв к нему лицо, она поцеловала его, лаская его щёку своей.

— Да, — повторила она, шепча ему на ухо.

Она почувствовала, как Тюр задрожал, и схватила его за руку, а пальцы другой её руки запутались в его волосах. Всё это пугало её.

Но это также ощущалось совершенно, пугающе нормальным.

Даже естественным.

Она задавалась вопросом, не поэтому ли это пугало её до чёртиков.

Она подумала о том, что теряет любимых людей, что этот человек тоже исчезнет, и это будет неизбежно, и она стиснула его ещё крепче, не в силах сдержаться.

— Я снова чувствую тебя, — выдохнул Тюр, опускаясь на неё своим весом. — Я чувствую тебя, — он обвил её руками, обнимая железной хваткой. Грубо притянув её к себе, он, казалось, излучал жар, напоминающее пульсирующее тепло камина.

Затем он заговорил с ней, шепча на ухо.

На сей раз он говорил не по-английски, но что-то в его словах успокаивало её.

Марион прильнула лицом к его плечу, позволив ему обнимать себя, и что-то в этом жесте стёрло весь этот инстинктивный, животный ужас.

Она не знала, как долго они оставались в таком положении.

Она лишь знала, что под конец ни за что не выйдет из этой истории прежней.

Что-то в этом осознании заставило её бояться Тюра, бояться происходящего, всё сильнее и сильнее… но в то же время заставило просто отпустить всё.

Слишком поздно.

Это больше не имело никакого значения, потому что уже абсолютно, совершенно слишком поздно.