– Они здесь, – произнес он.

Алисия застыла на месте. Сейчас она окажется лицом к лицу с людьми, которых ее отец так жестоко обидел.

– Скажи, что мне сказать твоей матери. Как себя вести.

– Просто будь собой, – тихо сказал Кристос. Она подняла голову. Их глаза встретились. – Моя мама будет счастлива, если буду счастлив я, – добавил он более мягко.

«Но я никогда не сделаю тебя счастливым», – беззвучно ответила она с болью в сердце, стараясь скрыть от него свои чувства.

– Кристос, ведь не все же бизнес?

– Ты имеешь в виду, между нами? Повисла тишина. На улице хлопнула дверца автомобиля.

Ее лицо залила краска.

– Да, между нами.

Опять тишина. Громкий звонок у входа. И осознание того, что его родители здесь, ждут по другую сторону порога.

Он даже не взглянул на дверь.

– Нет. Это не только бизнес.

Она почувствовала волнение, неожиданно возникшую надежду и боль.

Он подошел к двери, но не открыл се, его взгляд все еще был направлен на нее, как бы в надежде разгадать ее чувства.

– Мой брак с Марией расстроился потому, что твой отец предложил мне денег, но я женился на тебе не для того, чтобы наказать твоего отца. Я женился на тебе, потому что хотел этого, хотел тебя. Сказав это, он открыл входную дверь, приглашая родителей войти.

Обед с его родителями доставил ей больше удовольствия, чем она ожидала. Старшая миссис Патере тихо вела разговор с Алисией, а мужчины обсуждали дела и положение церкви. Разговаривали с ней тепло и уважительно. И все-таки Алисии было не по себе: она понимала, что расположить к себе эту суровую женщину ей не удалось.

Потом они выпили сладкого ликера, который, как сказал Кристос, был сделан в Греции. Потом родители Кристоса уехали, оставив Алисию с мужем одних.

Они стояли рядом у открытой двери и не двигались. Через какое-то время Кристос аккуратно убрал у нее со лба прядь волос и заправил ее за ухо.

– Ну, неплохо, – произнес он.

– Да. Твой отец такой милый.

– Не знаю, насколько к нему подходит слово «милый», но ты ему точно понравилась. Я рад. Я надеялся на это.

– Но твоя мать…

– Моей матери довольно трудно понравиться. Но я тебе обещаю, что ее отношение изменится, как только у нас появятся дети, а у нее внуки.

Ее сердце екнуло, она почувствовала себя предательницей. Она должна поговорить с Кристосом, поговорить начистоту, но как? Что сказать ему? И как сказать ему всю правду? Иногда он был современным, открытым, сильным. Но иногда, когда дело касалось женщин и семьи, становился невероятно упрямым. Просто невозможным. Если она откроется ему, то потеряет его, это она знала.

Кристос взял ее лицо в свои ладони, грустно посмотрел на нее. Потом наклонился к ней и поцеловал ее так нежно, что ее сердце готово было разорваться. Он касался ее губ, обещая тепло и ласку.

Алисия прильнула к нему, словно ища утешения. Как же он нужен ей! И когда она поцеловала его, с ее опущенных ресниц сорвалась слезинка и упала ему на щеку.

Кристос выпрямился и нахмурился:

– Что-то случилось?

Она не могла ничего объяснить. Слова разрушат все, что возникло между ними. И вместо этого она опять притянула его голову к своей, прижалась губами к его губам.

Его губы были влажными и солеными от ее слез, и она поцеловала его крепко-крепко, ощущая на языке вкус своих же слез. Он вызывал у нее чувство любви и желания. Она хотела его, хотела принадлежать ему, и не только сейчас, а всегда.

Неистовость, с которой они любили друг друга этой ночью, поразила обоих. И для Алисии это стало началом новой жизни. Она никогда еще не желала мужчину, не желала мужской любви, не любила мужчину так, как сейчас любит Кристоса. Он стал для нее олицетворением мужской силы и страсти, гордости и нежности.

Они снова и снова кидались в объятия друг друга, и его руки, его губы доводили ее до экстаза. Это было верхом блаженства. Он поцеловал ее в бровь и снова вернулся к ее губам.

– Может быть, ты этого не знаешь, Алисия, но ты нуждаешься во мне настолько же сильно, насколько я нуждаюсь в тебе.

Она лежала на его руке и смотрела на него в темноте. Она могла видеть его глаза и его белые зубы. Алисия потянулась, чтобы поцеловать его в губы.

– Я знаю.

Она почувствовала его взгляд, поняла, что он задержал дыхание. Наконец он выдохнул, его руки поднялись к ее лицу, погладили ее щеки, скользнув по ее все еще разгоряченной коже.

– Я хочу от тебя ребенка. Хочу настоящую семью.

Страх заполнил сердце, и она прижала кончик пальца к его губам, не давая ему произнести больше ни слова.

– Но ты же знаешь, – продолжил он, – ты же знаешь, что этого я хочу больше всего на свете.

– Я еще не готова стать матерью, – хрипло ответила она ему.

– Это неправда. Ты просто боишься, что не сможешь родить, но я уверен, что доктора и новые лекарства…

– Христос, ты ничего не знаешь!

– Чего я не знаю? Правды… Ты ничего не знаешь.

– Алисия, ты моя жена. Я хочу, чтобы у нас с тобой была семья.

Ее глаза защипало. Она прижалась к мужу, пряча лицо от его взгляда, пряча свое прошлое. Если бы он узнал правду, он бы возненавидел ее, стал бы ее презирать.

– Поговори со мной, – прошептал он, поднимая ее голову и заставляя ее лечь на спину. Убрав волосы у нее с шеи, он провел ими себе по губам. – Доверься мне. И доверяй.

– Я доверяю. – И она действительно доверяла ему больше, чем кому бы то ни было. А как на – счет противозачаточных таблеток? – это шептал тоненький голосок у нее в голове, вызывая панику. – Он должен знать о контрацептивах?

Но другой голос в ней запротестовал: Ничего он не должен знать. Когда-нибудь ты ему скажешь, когда-нибудь, когда он сможет понять…

– Я все для тебя сделаю, – выдохнул Христос.

– Тш, ты не можешь говорить такие вещи.

– Могу, потому что я люблю тебя.

Она лежала совсем тихо, боясь даже дышать. Он не мог сказать того, что ей послышалось. Это было только лишь ее воображение, ее желание. Он не мог любить ее, не мог любить настоящую Алисию. Настоящая Алисия разрушила то, что любила.

– Посмотри на меня, – пробормотал Христос совсем хрипло, проведя пальцем ей по подбородку и повернув ее лицо к себе. Он не понимал ее слез, ее смятения. – У нас родится ребенок, и мы будем счастливы. Я обещаю.

Быстро летели недели. Христос был таким внимательным, его желание было таким искренним, его любовь – такой явной и настоящей. Они спали вместе, вставали вместе, вместе ели – и не могли насытиться друг другом. Они искали общества друг друга, желая прикосновений, ласки, удовольствия.

После этой ужасной первой недели они стали по-настоящему близки.

Христос несколько раз приглашал Алисию с собой в офис, на все крупные встречи и приносил домой бумаги и договоры, чтобы обсудить с ней. Совсем недавно она настаивала на своем участии в делах.

Кристос действительно был силен в бизнесе, но в детали она не вдавалась. Она могла интересоваться, почему он принял то или иное решение, но на большее ее не хватало. Печальное открытие состояло в том, что это утомляло ее и она скучала. И самое худшее – что все эти колонки нескончаемых цифр ничего для нее не значили. Просто цифры, одна за другой, как будто маленькие жучки прыгали по страницам.

– Я ненавижу это, – бормотала она, откладывая бумаги на диван. – Я больше этого не выдержу. Нет ничего в этом бизнесе, что бы мне нравилось.

Кристос отвернулся от окна, сквозь которое только что наблюдал закат, его губы тронула легкая усмешка.

– Я все гадал, как долго ты продержишься. – Он взял папку с дивана и пробежался взглядом по бумагам. – Почему бы тебе снова не заняться рисованием?

Его голос был таким нежным и мягким.

– Ты же знаешь, я больше не рисую.

– Мы можем оборудовать здесь мастерскую для тебя…

– Я не хочу мастерской, – перебила Алисия, вскакивая с дивана. – Я не рисую. Я больше никогда не буду рисовать.

– Я думал, ты доверяешь мне.