На флангах, у леса, собирались войска барона де Монтеня и войска барона де Сиффле. Виконт залюбовался всей этой силой. «Действительно, изумительное зрелище», — подумал виконт. Горделиво высились статные холеные кони самых разных мастей, покрытые ярко-алыми, бордовыми, желтыми, голубыми, лиловыми и белыми попонами, увитые шелковыми и парчовыми лентами, с уздечками и стременами, отделанными чеканным серебром. В седлах, обитых бархатом, украшенных бирюзой, жемчугом и золотом, восседали румяные мужчины и юноши, чьи мощные тела были обтянуты гибкой сверкающей сталью кольчуги, изящно задрапированы разноцветными плащами. Горделивые головы этих воинов увенчивали шлемы — один краше другого; искусные мастера украсили серую сталь золотыми и серебряными узорами, воздвигли на верхушках шлемов целые скульптурные композиции: у кого оскаленная львиная морда, у кого орел, расправивший крылья, у кого когтистая лапа, у кого раскрывшийся бутон… Прорези для глаз были разных конфигураций: одни — узкие щели для обоих глаз, другие — овальные отверстия, словно широко раскрытые глаза; третьи — с вертикальной прорезью в виде буквы Т, чтобы легче дышалось; четвертые — круглые; пятые — треугольные; шестые — ромбовидные. Каждый шлем являлся не только средством защиты, но и устрашающей маской. Имелись шлемы и новейших конструкций — с решетчатыми забралами, яйцевидные, конические, с рогами и шишками. То там, то здесь развевались по ветру султаны из перьев, выкрашенных краской. Над головами всадников, под остриями копий, утренний ветерок шевелил разноцветные фигурки. Кое у кого на шлемах, на запястьях, на шее, поверх кольчуг, а также на шее под кольчугами висели разные амулеты и талисманы, подаренные рыцарям дамами, в честь которых они собирались совершать подвиги. То были самые разные предметы: вышитые платочки, шнурочки, перстенечки, куколки, ракушки и колечки, прядки золотистых, каштановых, рыжих, черных как вороново крыло волос, срезанных с юных и не очень юных наивных женских голов. Каждая из них, кто в большей, кто в меньшей степени, была убеждена, что этот дар, преподнесенный от чистого сердца, поможет ее рыцарю устоять, победить — и уж во всяком случае остаться в живых… Где-то далеко, за большой рекой, за холмами, молились они Господу Богу о спасении своих мужчин, о здравии их, о благополучном их возвращении из похода…

— Ваша светлость, — говорил виконт слабым голосом, — прикажите послать гонца к его светлости маркграфу, чтобы он начинал атаку на засеку!

— Франсуа, — сказал герцог одному из своих латников, — скачи к маркграфу и прикажи ему атаковать засеку!

Воин хлестнул коня плетью и помчался к просеке, которая выводила к реке.

— Он достаточно быстро туда доскачет? — поинтересовался герцог у виконта.

— Он должен быть там через столько времени, сколько понадобится нам на то, чтобы прорвать оборону врага и провести вторую колонну, — говорил виконт. — Дайте лучникам сигнал к отходу…

Герцог кивнул головой, и трубач поднес к губам огромный боевой рог. Сигнал рога был хриплый, басовитый, чем-то похожий на рев старого оленя, вызывающего на бой соперника. Рог протрубил трижды. В линии лучников знали, что это — условный сигнал к отходу. Услышав его, лучники герцога, подхватив с земли тех, кто еще подавал признаки жизни, стали торопливо отходить к своему войску. Обычно в таких случаях отходили и лучники другой стороны, так как вслед за сигналом к отходу лучников рог призывал к атаке тяжелую конницу, которую должна была встречать не легкая, а тяжелая пехота — встречать, выстроившись плотной железной стеной, опустив копья, укрывшись щитами. Но лучники Шато-д’Ора остались на месте.

«Почему они не уходят? — размышлял виконт. — Неужели граф не видит, что его пехотинцев перетопчут, как тараканов?»

— По-моему, виконт, — с улыбкой сказал герцог, — наш противник — круглый дурак! Смотрите-ка, его лучники не уходят…

— Более того, ваше высочество, — заметил Шарль де Легран дю Буа Курбе, который закончил объезд своих колонн и подъехал к телеге, где восседал в кресле виконт, дожидаясь приказа атаковать. — Более того, ваше высочество, их лучники, похоже, стягиваются к центру, как раз туда мы собираемся ударить. Клянусь честью, они окажутся между нами и своей тяжелой пехотой, как между молотом и наковальней…

— Сдается мне, братец, что здесь какой-то подвох, — прошептал виконт. — Мы не можем понять действия врага, а это уже плохо…

— Не переоценивайте графа, мой друг, — сказал герцог. — Будем снисходительны к человеку, который никогда в жизни, не командовал таким войском… Насколько мне известно от людей, знавших его по Палестине, у графа никогда не было под командой более тысячи человек. Он растерялся, к тому же и войско у него разношерстное… Я бы желал взять его в плен живым… Все же как воин, не как полководец, а именно как воин, он превосходен… Вы согласны, мессир виконт?

— Разумеется, — кивнул виконт. — Но даже ошибочные ходы противника надо понимать, иначе все может обернуться против нас…

— Не ломайте зря голову, виконт. Я даю сигнал к атаке! — сообщил герцог. — Не так ли, мессир Шарль?!

Младший виконт почтительно склонил голову. «Болван!» — подумал старший, но вслух сказал:

— Если вас это не затруднит, ваше высочество, извольте чуть обождать. Надо кое о чем спросить командира лучников, что был в центре…

Оруженосец Жак, не дожидаясь приказа, поскакал к командиру лучников.

— У вас очень понятливый мальчишка, — усмехнулся герцог. — После победы я думаю дать ему кавалерский титул.

— Прошу простить меня, ваше высочество, но он мой вассал и распоряжаться его судьбой и званием — мое фамильное право… — вежливо, но с достоинством напомнил виконт. — Впрочем, против подобного нарушения моих прав я не возражаю!

Герцог кивнул и поглядел в поле. Виконт тоже посмотрел в ту сторону. Ровный, как стол, луг, добросовестно выкошенный мариендорфскими мужиками, тянулся до самой реки. Пожелтевшая уже, колкая стерня казалась совсем гладкой. В тех местах, где ночью жгли костры, остались черные пятна, словно пестрядину прожгли искрами от лучины. И по-прежнему поблескивали доспехи убитых…

— Начальник лучников, которого вы вызывали, мессир! — запыхавшись, словно скакал он, а не его лошадь, доложил Жак.

Начальник лучников, крепкий детина из мужиков, снял кожаную шапку, обшитую железными пластинками, и поклонился в пояс…

— Эй ты, что там, за рекой? — спросил виконт.

— Они, ваша милость, ихние… — Мужик пожал плечами, удивляясь вопросу.

— Еще что? Как они стоят, видели?

— А так и стоят, как мы стояли, ваша милость, стреляют…

— Я это без тебя знаю, болван! А необычного там ничего не заметил?

— У лучных-то? А ничего.. Такие ж люди…

— А у кого было необычное? — настаивал виконт.

— У копейных, ваша милость, у тех, оно того, необычно…

— А что именно?

— Тонко стоят, ваша милость, вдвое только, а не вчетверо, как наши… Пробьют их, сердешных… То есть, тьфу ты, проклятых…

Герцог рассмеялся, да так весело, что даже потревожил раненую руку, поэтому, рассмеявшись, тотчас скривился от боли. Впрочем, боль утихла, и он назидательно проговорил:

— Мессир де Легран, по-моему, мы зря теряем время… Трубач, играть атаку!

Рог завыл протяжно и хрипло, с перебоями, видимо, трубачу не хватало воздуха в легких.

— Да поможет вам Бог, Шарль! — воскликнул виконт.

По сигналу рога все четыре шеренги копейщиков пришли в движение. Половина их повернулась направо, а другая — налево, и, громыхая латами, они начали медленно размыкаться, давая проход коннице. Наконец между обоими крыльями пехоты образовался широкий проход, в который начало входить острие конного «клина». Тяжелые лошади, неторопливо ступая, выходили на простор поля: шесть всадников, двенадцать, двадцать четыре… Ряд за рядом рыцарские шеренги, оглашавшие округу невнятным говором, звоном оружия и доспехов, тревожным ржанием лошадей и глухим стуком копыт, выходили за линию копейщиков. Сбоку гарцевал на тяжелом коне Шарль де Легран дю Буа Курбе, за которым точно тень, следовал его оруженосец.