— Ох ты! — изумилась Марта. — Пропала я, стало быть, совсем!
— Это почему пропала? — удивился латник. — Теперь сама будешь кавалершей!
— Теперь-то он меня и не признает, — вздохнула Марта. — На черта ему дочка нужна гулящая?!
— Эка! — воскликнул старший. — А ты разве из гулящих?
— Ага… — Марта шмыгнула носом. — Хоть бы уж в служанки взял…
Пока Марта беседовала со старшим, остальные объезжали Мартин караван.
— Ого, бочечка! — обрадовались они. — Скажи-ка, сестричка, это у тебя, часом, не винцо?
— Ой нет, ребятушки! — испуганно вскрикнув, Марта побежала к воинам. — Не вино это, не вино, не трожьте! Это яд смертельный, им герцог вас стрелить хотел…
— Герцога-то, милка, мы уж с час как на этой дороге повстречали! В Шато-д’Ор на веревочке шел…
— Ваша взяла? — восторженно взвизгнула Марта. — Неужто правда? Как ладно-то все вышло! Ой как ладно! А я уж думала, не устоять вам… Их сила, говорят, была!
— Ту силу наши аж до самого Визенфурта гнали, виконта и самого герцога полонили, сто тыщ, поди, порубили, а кто и убег — так уж за самую реку! Так-то, девонька.
— Ой, дяденька, милый, расскажи, как побоище-то вышло! — затараторила Марта.
— Садись на коня, девка, да поехали с нами, — велел латник. — Свезу я тебя в Шато-д’Ор, там тебя мессиру фон Оксенфурту покажу… Пущай сперва признает, а потом уж и вашей милостью будешь…
— Ну расскажите, дяденька! — причитала Марта, влезая в седло.
— Ладно, — в очередной раз покрутив ус, сказал воин. — Слушай! Сил у них, у герцога, значит, было сто тыщ и еще пятьдесят тыщ — видимо-невидимо! А нашего войска было только тридцать три тысячи… Видит мессир Ульрих, затмила солнце вражья сила, копья лесом стоят, кони рекой текут, горы сотрясают… Помолился мессир Ульрих Пресвятой Пречистой Деве Марии, что в чистоте и непорочности родила Спасителя нашего Иисуса Христа: «Вразуми меня, Пресвятая Дева, как одолеть врагов, научи, как родное гнездо да отцовскую землю от них отстоять!» И вразумила его заступница наша Пресвятая Дева. Велел нам мессир Ульрих за едину ночь соорудить щиты из бревен для лучников, да и положить их до поры в траву, чтобы враг не видал. А чтобы за ночь враг ту работу нашу не выведал, послал мессир Ульрих тысячу лучших воинов на лихих конях на лагерь вражеский. Ну… дело свое они сделали. Не узнал враг про задумку Ульриха, графа Шато-д’Орского…
— Ох и распелся ты, старик! — хмыкнул один из его подчиненных. — Любишь сказки говорить… Ты его не слушай, девка, он врет красиво, заслушаешься! Проще все было. Мы уж и не думали, что бой так легко дастся…
— «Клином»-то они как красиво шли! — поддержал второй из молодых. — А от реки на галопе как рванули!
— Они-то рванули, — сказал старик. — Да в пустоту!
— Как это? — удивилась Марта.
— Герцог-то с виконтом думали, что мессир Ульрих главное войско в центр поставит, дорогу закрывать, а мы его оттуда, пока паника у герцога ночью была, тайком на левое крыло передвинули. Там мессир Альберт тропу знал, он их и провел, даром что бабой стал.
— О Господи, упаси от такого! — воскликнула Марта. — Как же это может такое быть, чтоб мессир в бабу превратился?
— Тебя-то уж в бабу не превратишь, поди, — усмехнулся старик. — А про мессира я знаю, что полоненный позавчера епископ колдуньей оказался и от злости за поражение нашего мессира Альберта заколдовал в бабу. А епископ тот не от его преосвященства поставлен был, а от самого Вельзевула!
— О Господи, Пресвятая Дева Мария, спаси и помилуй нас, грешных! — перекрестились воины.
— Не поминай ты его, старик, — проворчал один из воинов. — Ночь ведь… Ты рассказывай лучше про битву, хоть вспомнить приятно!
— Ладно. Будем про битву. Мессир Ульрих, значит, от середки, с дороги, главное войско убрал, а вдоль дороги велел бревна положить, с корнями и с сучками. Но класть велел не сразу, чтоб вражье этого не видало…
— Вот смеху-то было! — улыбнулся молодой латник. — Как те дурни-то по дороге погнали, а там щиты… Обратно было рванули, а там бревно!
— Там не одно, там тысячи их, бревен-то, лежали! За веревки тянули…
— А помнишь, как тот рыжий-то из седла летел, в реку? Во смеху!
— А как задницей один на сук напоролся? Орал, верещал — спасу нет!
— Лучники их тоже много насшибали — гора лежала!
— Сейчас уж, поди, закопали…
— А сам-то мессир наш живой?
— Живой, здоровый. Наших всего ничего побито, одной тысячи не будет…
Несколько поворотов лесной дороги — и на фоне темного ночного неба возникли огоньки Шато-д’Ора.
— Пароль! — спросили у подъемного моста.
Старший слез с коня и, подойдя к стражнику, прошептал ему на ухо условные слова. Решетка, загораживавшая проход в ворота, поднялась, и Марта въехала наконец в замок. И — о чудо! Первым же человеком, который попался ей на пути, был Марко. В темноте он не сразу разглядел, что прибыла его дочь, и заворчал:
— Трофеи все возят! Спать-то когда! Все мало, мало! Тащат и тащат!
— Батюшка! — сползая с коня и путаясь в стременах, простонала Марта. — Это я, батюшка, Марта твоя!
— Ох ты! — крякнул Марко и погладил своей лапищей левую сторону кольчуги — сердце кольнуло. — Нашлась родименькая! А я-то мессира Ульриха просил поискать, куда тебя занесло… Чего это ты в оружье вырядилась? Не дело…
— Принимайте приданое, мессир Марко, — уважительно сказал старик.
— Это что же, девять коней? Удивительно… — Марко кликнул слуг, и началась разгрузка. Впопыхах Марта даже забыла сообщить, что привезла с собой Рене. Больше всего она боялась, чтобы бочку с ядом по ошибке не закатили в винный погреб.
— Ба! — вскричал Марко. — Да тут и пленный!
— Ой, — усовестилась Марта, — это не пленный, батюшка… Это… Это жених мой…
Марко снял с коня Рене, который только тут и проснулся, развернул шкуры и под хохот всех присутствующих поставил на ноги своего будущего зятя, совершенно голого.
— Ну девка! — засмеялись латники. — Этак и на войну никто из мужиков не пойдет, боятся будут, что к бабе в плен попадут!
— На, милый, одежду, на! — засуетилась Марта, разыскивая среди мешков тот, куда положила одежду юноши…
— Хлипковатого ты себе подобрала, — проворчал Марко, не зная, сердиться ему или радоваться. — Да и молод он, а тебе постарше себя нужно брать…
— Люб он мне! — отрезала Марта. — Мой он, и все!
— А… — махнул рукой Марко. — Бог с тобой!
Рене стоял, протирая глаза и поеживаясь от холода.
— Где я? — спросил он, машинально принимая из рук Марты рубаху и штаны.
— Дома, дома, милок! Вот это папаша наш, отец мой родной, Марко его зовут…
Рене, устрашенный звероподобным обликом будущего тестя, втянул голову в плечи. Кругом стояли люди со щитами, на которых красовался герб Шато-д’Оров, и бедняга решил, что его взяли в плен…
— Ладно, сынок, не бойся! — подбодрил его Марко, разглядывая юношу с высоты своего роста. — Одевай портки да скажи, какого ты роду-племени, как звать тебя?
— Рене, — представился юноша, подтягивая штаны.
— Вот как, Рене, значит… — Марко повернул юношу к свету и разглядел синяки и рассеченные губы. — А родом-то из-за реки будешь, герцогский?
— Герцогский, ваша милость, — подтвердил Рене. — Матушка у меня там.
— А земли есть?
— За службу отцову два моргена дано.
— Богато, — иронически произнес Марко. — Ну да мы и сами не древние. Ладно, ступайте покуда в хибару мою да спать ложитесь! Огюстин, проводи и сюда вернешься.
— Иди, иди, милок! — сказала Марта, подталкивая Рене. — Мне с батюшкой поговорить надо… После догоню…
— Чего тебе? — как можно строже спросил Марко. — Дело — так говори…
— Батюшка, виновата я, посеки меня! — отводя глаза, произнесла Марта.
— Чего тебя винить-то? Что, не спросясь, опять дурью маешься? Так дурь, она всегда в голове, через задницу не выстегаешь… Мне мальца жалко. Ну, как ему глаза колоть начнут, что ты шлюхой была? А? Да и мне как-то уж неудобно стало, ведь и я грешен, тебя пользовал… А то, может, в разгул пойдешь? Уж дознаюсь про то, не пеняй, доченька! Сечь тебя не буду, а голову снесу! Честь теперь у нас, понятно? Род наш кавалерским будет!