— Угу.

Олежка Замкадыш раньше был одним из протеже Глеба Арнольдовича, но отошёл от дел, когда его карьера в компании, занимающейся оптовыми поставками лаков и красок, пошла в гору. Олег начал регулярно ездить в командировки в Германию и Финляндию, влез в ипотеку и купил квартиру. Именно ей он и был обязан своим прозвищем.

Прозвища на удивление метко умел раздавать Глеб Арнольдович, и у всех его мальчиков кроме «творческого псевдонима» для клиентов была ещё и кличка «для своих», но к Олегу не пристала ни одна. Но когда он, уже уйдя из клуба, купил ту самую квартиру, которая находилась ровненько за МКАДом, на Белой Даче, и сам себя назвал замкадышем в разговоре, прозвище приклеилось моментально.

Никита добирался в Котельники из центра около двух часов — времени поразмыслить над ситуацией было полно, и поэтому, когда Олежка спросил его, как у него дела вообще, безотносительно Бусыгина, он смог точно и определенно ответить, что погано.

— Не ужасно, но денег впритык. Я эти три месяца не работал, а тратил много… Ну и кредит за квартиру ещё.

— Слушай, а я думал, за курсы Влад платил, — Олежка достал из холодильника две новых бутылки пива и поставил на кухонный стол.

— За сами курсы и за проживание — да, а всё остальное я сам… Мог у него попросить, не вопрос, он бы не отказал. Но я что, на еду и шмотки себе сам, что ли, не заработаю?

Никита сделал первый глоток и поморщился, когда от пузырьков газа защекотало в носу.

Живя с Владом, свою зарплату он не то чтобы спускал на ветер, но тратил, не задумываясь, потому что было кому поддержать. Но богатенький папик Бусыгин помахал ему ручкой, а он остался на мели. Сбережения, однажды уйдя на первый взнос за квартиру, из-за кредита и прочих трат накапливаться не торопились; восьмого числа с карточки снимут очередные сорок пять штук за ипотеку — почти половину того, что на ней было. Зарплата не предвиделась до пятнадцатого, а жильё надо было искать уже сейчас: у Замкадыша можно было перекантоваться недельку, не больше.

— Я завтра позвоню по объявам, — сказал Никита, выбирая из стоявшего перед ним блюда креветку покрупнее. — Буду искать что-нибудь поближе к работе.

— Пока можешь не париться, живи здесь. Я через две недели в Анталию уезжаю, заодно за квартирой присмотришь. Только до твоей работы добираться отсюда — полная жопа.

— Ничё, доберусь. Я, может, раньше съеду, но спасибо по-любому.

— Ага, — Олежка кровожадно оборвал креветочью голову. — А с машиной что? Тебе оставил?

— Ну да, она и оформлена на меня была. Я сначала думал, щас так красиво ключи ему в рожу швырну! А с другой стороны, какого хрена? Какая, на хрен, гордость — без тачки остаться?

— Правильно сделал, — подытожил Олежка, — если б швырнул, наши над тобой ржали бы не переставая, что ты за два года даже на машину не насосал.

Никита только пожал плечами и сделал очередной глоток.

У него не было цели сбить с Влада побольше бабок. Возможно, в тот вечер, когда он подсел за его столик, основной мотивацией и были золотые горы, на которые намекал Глеб Арнольдович, но встречался он с Владом не только из-за денег. Влад ему нравился. Умный, уравновешенный, симпатичный, заботливый. Не без недостатков, с частью которых иногда было трудно смириться и которые со временем раздражали всё больше и больше. Но у кого их нет? Правда Никита затруднялся, к чему следовало бы отнести расчётливость и целеустремлённость Влада — чисто теоретически это было достоинством, но в практическом применении к нему, Никите, обернулось готовностью выкинуть его из дома и из жизни вообще, когда на горизонте появилась невеста с приданым в виде депутатского мандата.

Никита подумал, что в глубине души всегда ждал от Влада чего-то такого. Сегодня его вывело из себя не столько «нам придётся расстаться», сколько то, что Влад ему несколько недель пел про люблю-скучаю, а сам в это время вовсю крутил с генеральской дочерью. Вот такого Никита не ожидал. Думал, что в случае чего его пошлют сразу и без разговоров, а получилось совсем иначе: Влад то ли стыдился, то ли боялся признаться и даже пару раз извинился. Но если подумать, Бусыгин был очень даже неплохим мужиком — не ревнивым, добрым, щедрым…

— Ебать… — даже не произнёс, а простонал Никита, хлопнув себя по лбу.

Он отставил пиво в сторону и выскочил в коридор, где вдоль стены стояли в строй пять его чемоданов и три коробки.

— Лошадь! Блядская лошадь!

Обеспокоенный Олежка тоже бросил пиво и вышел в коридор:

— У тебя всё нормально?

Никита раскрыл первый чемодан:

— Любовь Сергеевна точно должна была положить… Тут вроде… Нет!

— Ты чего потерял-то? — спросил Олежка.

— Документы, там целая папка была, — он взялся за второй чемодан. — Документы на лошадь. Я тебе не говорил, что ли? Влад же мне лошадь подарил…

— Блядь, на хуя тебе лошадь? В смысле, Влад ничего нормального не мог придумать? Полезного.

— Мы с ним осенью в Вене были, ходили в Испанскую школу смотреть на выступление лошадей. Потом ездили кататься под впечатлением. Мне понравилось, но я у него лошадь точно не просил… Вот точно! А он взял и через пару месяцев повёз меня в отель один на выходные. Тебя ждёт сюрприз, говорит. Я ещё такой думаю: нет, чтобы на выходные в Европу куда-нибудь слетать, если хочет сделать сюрприз. Почему мы в область едем? Какие сюрпризы меня ждут в Ленинском районе? А там при отеле конюшни, и он мне эту лошадь дарит! — Никита перешёл к третьему чемодану. — Вообще приятно. Лошадь красивая, породистая… Но можно же было спросить. Вот правда, на хуя мне лошадь? Я даже ей управлять…. в смысле на ней ездить толком не умею. Я так вежливенько Владу говорю, спасибо, дорогой, но я как-то не по лошадям и вообще. Будешь учиться, говорит, тебе же в тот раз понравилось.

— Нда… — протянул Олежка. — Это дико романтично, но вообще тупо.

Никита только вздохнул. Он тоже считал, что дарить, не спросив предварительного согласия, лошадь — немного странно. Закончив рыться в последнем чемодане, он перешёл к коробкам. Все три тяжёлые, будто свинцовые — внутри лежали книги и прочие вещи, не относящиеся к одежде.

— Ага, вот! — Никита вытащил толстую кожаную папку с серебристым тиснением по корешку. — Мелюзина, две тысячи шестого года рождения.