Вася вспомнил, как в выходной день мать Кости — худенькая, сгорбленная — пришла в училище. Всех спрашивала: не видели ли Костеньку? Потом села на лавочку и стала ждать. До обеда прождала. Вася дважды обошел весь сад. Ему было так жалко мать Кости, что он все время мысленно повторял гневные слова, какими обругает Костю.

Вася проводил старушку до трамвайной остановки. Она передала ему кошелку и сказала: «Кушайте вместе с Костенькой». Трамвай ушел и увез с собой Васин покой. Неужели и Вася когда-нибудь вот так бросит мать, и она будет разыскивать его? Нет, он не Костя. Эх, мама, так бы и улетел к ней.

Много ли дней прошло с тех пор, как Вася неожиданно покинул родительский кров? Он не хотел признаваться себе в том, как его тянуло увидеть мать, отца, Гришу… Может он не так уж и соскучился — не на век же уехал, — только мучила совесть: «Уехал, не сказал куда. Убежал! Чем все это кончится?» Тревожно на душе. Кажется, кто-то неотступно следит за ним и ждет, ждет, когда он признается во всем. Не рассказать ли Галине Афанасьевне, что он самовольно ушел из школы ФЗО и убежал из дома?.. Да, обманывать не легко, совсем не легко…

Вася открыл глаза — темно. Оказывается, он уснул и не слышал, как пришли ребята. Вася включил настольную лампу. Юра спит. Разбудить, что ли? В нерешительности постоял возле Юриной кровати. Вздохнул и сел за стол. Три часа ночи… Теперь уже не заснуть — голова свежая, как днем. Что делать?

На столе лежали в беспорядке книги, тетради. «Сразу видно, что за ученики, — усмехнулся Вася. — Клеенка вся а чернильных пятнах. А какая красивая была». В этот ночной тихий час он вдруг решил написать письмо Оле. Вася вытащил из тумбочки новую тетрадь, вырвал из середины два листа. «Эх, почерк — дрянь, — вздохнул он. — Да и к тому же не обойтись без грамматических ошибок».

Никогда в жизни Вася не писал письма девушкам. Как начинать? Вася вывел несколько слов и в отчаянии бросил на стол ручку. «Не годится. А если Ивана Сергеевича попросить? Он в восьмом классе учится, стенгазету оформляет. Придется ему признаться…» Это несколько озадачило Васю. «Ну и пусть! Любовь в мешке не утаишь», — вспомнил он чьи-то слова.

Иван Сергеевич спит, подложив ладонь под щеку. Губы его чуть-чуть шевелятся. Видно, даже во сне ему кажется, что он выступает на каком-то собрании.

— Вань, вставай! — Вася долго тормошит спящего товарища за плечо.

— А? Что? — Иван Сергеевич открыл глаза. Узнав, в чем дело, он сердито натянул одеяло на голову.

— Какой дурак ночью пишет? Спи. Завтра напишу.

— Сегодня надо… Мысли пришли, записать надо.

— Ну и записывай.

Иван Сергеевич решительно сунул голову под подушку.

— Бюрократ, трудно ему написать! — обиделся Вяся. Кого еще разбудить? Юрку? А если Яркова? Как-то Костя вечером писал письмо, заглядывал в потрепанный альбомчик и что-то выписывал.

— Кому пишешь? — полюбопытствовал Вася.

— Одной Маруське, — ответил небрежно Ярков. — Влюбилась в меня, никак не отвяжусь.

Костина лихость Васе не понравилась.

Едва Вася дотронулся до Кости, тот вскочил, отбросив одеяло.

— Играть? — шепнул он обрадованно.

— Есть дело, — коротко ответил Вася.

— Говори.

— Только между нами.

— Не знаешь, что ли, меня? То, что сюда вошло, — Костя постукал себя по лбу, — отсюда ни-ни, ни под какими пытками.

Вася коротко объяснил суть дела.

Ярков вначале рассердился, но когда Вася намекнул, что письмо надо написать девушке, усмехнулся.

— Втюрился? Любовное послание? Я спец, многим нашим ребятам накатал. Я своей Марусе такое письмо написал, что она теперь ночами не спит. Она меня крепко любит, только виду не подает. Девчонка, а молодец, токарь шестого разряда. Знаешь, она делегатом была на всесоюзной технической конференции. Ее детали на выставке были! Хочешь, сходим?.. Ее все уважают, а я, что ни скажу, — все делает. Скажу: идем завтра в кино — без звуку соглашается. Только она вредная, курить не разрешает, вчера целую пачку у меня порвала. — Костя оборвал болтовню и сказал, принимая серьезный вид: Ладно, для друга всегда готов.

Костя сел на стул.

— Только ты это… знаешь… — смущенно начал было Вася, но запнулся.

— Не робей. За одну минуту состряпаем.

— Не надо стряпать. Постарайся, Костя.

Ярков на секунду задумался. Потом вскочил и полез в тумбочку Ивана Сергеевича. Из спичечной коробочки он взял перо.

— Это перо не годится. Девушкам надо писать «лодочкой». Почерк получается самостоятельный. — Костя деловито попробовал перо на обложке тетради. — Гебе чего нужно? Чтоб она всю ночь не спала, о тебе думала? А может, пусть поплачет немного?

Но Васе было не до шуток. Он морщил лоб и усиленно соображал: с чего начать?

Ярков уже вытащил из-под матраца знакомый Васе альбом и сказал:

— Разные стихотворения здесь, подберем. А начнем так: «Привет из училища механизаторов от незнакомого вам Васи».

— Что ты, с ума сошел! — замахал руками Вася. — Имя писать не надо, зачеркни.

— Значит, инкогнито, — усмехнулся Костя. — Тогда я точки поставлю. Первую букву и точки. Ладно? Вот так: «В…»

— А вдруг догадается?

— Чудак, почерк-то мой, а не твой. Не мешай, — деловито заметил Костя и начал писать.

«…Добрый день, веселый час, пишу письмо и жду от вас.

Пишу письмо насчет любви,
Прошу читать его, не рвать,
А если ты меня не любишь,
То возврати его назад.
Люблю сирень, люблю я розу,
Люблю я всякие цветы…

— Как звать-то ее? — спросил Ярков.

Вася пытливо посмотрел на Костю.

— Только ни-ни…

— Ладно. И чего ты трясешься, как будто в курятник лезешь?

— О.

— Не ври, не бывает О.

— Пиши О. Я потом сам допишу.

Ярков выразительно покачал головой.

— Эх ты, мне не доверяешь…

И снова заскрипело перо.

А лучше всех люблю я О…
За то, что глазки хороши.

Костя писал и тихонько, с чувством перечитывал. Вася морщился: что-то ему не очень нравилось письмо.

Любовь — это бурное море.
Любовь — это злой ураган.
Любовь — это радость и горе.
Любовь — это вечный обман.

— А почему «обман»? — спросил Вася.

— Не знаю, это стихотворение такое.

— Зачеркни «обман».

— Тогда будет нескладно.

И Костя продолжал:

Я вас люблю, сказать не смею,
В глаза глядеть вам не могу,
Как погляжу, так покраснею
Лишь потому, что вас люблю.

— Насчет «любви» писать не надо. Поставь точки, пусть догадывается.

Костя посоветовал нарисовать сердце, пронзенное стрелой.

«Жду ответа, как соловей лета», — закончил он послание.

Костя взял с тумбочки Ивана Сергеевича флакон. Иван Сергеевич дорожил одеколоном, пользовался им чрезвычайно экономно. Зажмет пальцем горлышко, перевернет, подержит, потом поводит пальцем по щекам, лбу, носу. Зато Костя не поскупился: щедро налил одеколона в конверт.

Успокоенный Вася забрался в постель, положил письмо под подушку.

— Ты море видел? — спросил Костя, усаживаясь на кровать Васи.

— Не видел, — признался Вася.

— Поедем в Одессу и поступим матросами.

— А дорогу знаешь?

Костя почему-то отчетливо вспомнил о своем первом появлении в училище. Привела его мать. Она оставила сына в коридоре, а сама вошла к замполиту.

— Нет больше сил моих, — говорила устало, со слезами на глазах старая женщина. — Вы поймите: до чего мой сын докатился. Нашел себе какого-то товарища; целый день в «орлянку» играют… А учиться не хочет. По верите из дома тащить стал. Заборы ломают и продают доски на базаре. — Женщина всхлипнула. — В тюрьму могут посадить. Возьмите его на воспитание.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: