– Будьте осторожны, иначе свалитесь за борт, – предупредил Рейф. Девушка была воплощением изящества и гибкости – просто загляденье.

Аиша рассмеялась:

– Разве музыка не чудесна? – Она закрыла глаза, чтобы лучше сосредоточиться на звуках, плывущих над водной гладью залива. – О-о! Я знаю эту мелодию, – радостно воскликнула она. – Это «Паренёк с шотландских гор» [23], и я когда-то играла её на фортепьяно. – И, напевая мотив, Аиша принялась беззвучно музицировать на гладкой поверхности планшира.

Рейфа тронуло её искреннее наслаждение таким непритязательным развлечением.

– Значит, вы умеете играть на фортепьяно, – он подталкивал Аишу к дальнейшему разговору, надеясь вызвать её на откровенность. Она так редко говорила о прошлом.

– Нет, но хотела бы, – ответила она, продолжая усердно перебирать пальцами воображаемые клавиши, радуясь, что помнит то, что, казалось, давно забыто. – Я начинала учиться, и мне нравилось, это было самым лучшим… – Она пропела мелодию и улыбнулась. – Как приятно услышать эту музыку через столько лет.

– На мой взгляд, вы очень искусны.

– Да, но только на поручнях корабля, – призналась Аиша. – Я посещала уроки всего лишь год, а потом…

– Что потом?

– Они прекратились. – Её наигрывающие мелодию пальцы сбились с ритма, и она смущенно убрала руки, а потом, словно ища, чем занять их, отвела назад волосы.

Последовало минутное молчание, прерываемое лишь тихим плеском волн и звуками города, что доносились с берега.

– Что произошло? Ваш учитель уехал? Или, может, умер?

– Миссис Уиттакер? Нет, насколько мне известно, она живёт там же и по-прежнему даёт уроки. – Аиша пожала плечами. – Она обычно давала уроки многим фра… англичанам и другим детям, жившим в том месте, не ради денег, а потому, что любила де… – Она смолкла, нахмурившись. – Нет, это она говорила, что поступает так из любви к детям, но теперь, когда я об этом вспоминаю, мне думается, всё это было ложью.

Девушка подняла взгляд на Рейфа:

– Она так суетилась надо мной, и я чувствовала, что мне очень рады и что я очень нужна… – Она вздохнула. – Ребёнку свойственно верить всему, что говорят взрослые, – изрекла Аиша потухшим голосом. – И только гораздо позже приходит понимание, что на самом деле всё совершенно иначе…

– Что произошло с миссис Уиттакер?

Она покачала головой:

– Теперь это не важно.

– Удовлетворите моё любопытство. Я хочу знать, почему прекратились такие любимые для вас уроки.

Аиша вновь пожала плечами.

– Как мне теперь видится, она питала нежные чувства к папе. Возможно, надеялась выйти за него замуж… не знаю.

– Ваш отец не разделял её чувств?

– Нет, коне… – Она запнулась. – Нет. Слышите, что это звучит? – Она перегнулась через борт и вся вытянулась, прислушиваясь к очередной песне, плывущей в воздухе, подгоняемой тёплым ночным бризом, но Рейф понимал, что это лишь предлог сменить тему разговора. Что-то произошло на тех уроках, связанное не только с неоправдавшимися вдовьими надеждами. Что-то очень личное для Аиши.

– Вы, кажется, огорчены.

– Я не знаю этой песни, но она мила, правда? – Девушка покачивалась под музыку.

Она определённо решила больше не обсуждать эту тему. Но музыка и движения Аиши натолкнули Рейфа на мысль.

– Это Штраус, – произнёс он и протянул ей руку. – Вы вальсируете, мисс Клив?

Она посмотрела на его руку и помотала головой.

– Танец? Нет, я видела, как другие танцуют, – это было частью уроков миссис Уиттакер, но я так и не добралась до этой части.

– Тогда я вас научу, – Рейф взял её за руки.

Она попыталась отпрянуть.

– Нет, я не знаю, как танцевать. – Аиша растерянно посмотрела вокруг.

Как обычно, в час их прогулок матросов на главной палубе не было. Он видел, как парочка из них занималась такелажем [24], тёмные силуэты на фоне вечернего неба, и ещё несколько, исполняя свои обязанности, сновало по баку и палубе полуюта. Корабль отчалит с приливом, и вскоре матросы заполонят палубы, но пока…

– Вас никто не увидит, – заверил он Аишу. – Давайте, вот так – раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… – Поначалу она немного запиналась, но Рейф был превосходным танцором с многолетним опытом – он служил в штабе Веллингтона, а Денди питал известную слабость к балам, – и Аиша довольно быстро приноровилась к шагам.

Она очень легко двигалась и, можно сказать, интуитивно следовала за его движениями. Рейф видел, как её хмурая сосредоточенность мало-помалу сменялась выражением уверенности на лице, и, наконец, Аиша подняла взгляд на партнёра и одарила его ослепительной улыбкой.

– Я танцую, – воскликнула Аиша. – Я танцую и это чуде… ой! – Она наступила Рейфу на ногу и, смеясь, вернулась к строгой сосредоточенности.

Ему никогда не наскучит наблюдать за ней, думал Рейф. Настороженное выражение личика, которое он заметил у неё при первой встрече, почти испарилось. Оно возвращалось, стоило им лишь заговорить о её прошлом – скрытность Аиши навевала мрачные и тревожные мысли, – но остальное время… девушка была просто восхитительна.

Они кружились по палубе, пока не смолкла мелодия и оба они не запыхались.

Рейф отпустил Аишу и поклонился, тяжело дыша.

– Я, должно быть, постарел, – сострил он. – Хватаю воздух, словно рыба. В былые времена я мог целый день проскакать на коне, протанцевать ночь напролёт и ещё следующий день не слезать с коня.

– Это лихорадка, – заметила она ему серьёзно. – Вы едва оправились от болезни, вам нельзя перетруждаться. Лихорадка может вернуться.

Рейф прислушался к новому напеву. Тот оказался ему незнаком.

– Тогда, может, пропустим эту мелодию, миледи? – Они вернулись к поручням корабля.

– Когда же происходило то, о чём вы говорили? – поинтересовалась Аиша. – Скачки целыми днями и танцы ночи напролёт.

– В армии. Всякий в штабе Пэра или уже настоящий танцор, или вскоре станет таковым.

– Пэра? Вы имеете в виду своего отца?

Он прыснул смехом от неожиданности.

– Боже правый, нет, я знать не знаю, какой из моего отца был бы танцор. Представить не могу, чтобы он снизошёл до чего-то столь человеческого. Пэр – так мы называли Веллингтона, когда ему пожаловали титул герцога. Пэр или Денди. Естественно, обращались к нему мы «сэр» или «милорд».

– Хотите сказать, вы танцевали на войне? Когда служили?

Рейф расхохотался, увидев выражение её личика:

– Нельзя же только и делать, что воевать. Вы бы удивились, узнав, что на балу можно достичь большего, нежели на собрании. Некоторые наши самые важные сторонники были представлены Денди впервые именно на балу. Их притянули жёны – а на собраниях эти люди ни за что бы не появились.

– Понятно. Я знала, что вы много сражались, но о чём-то ином я и подумать не могла. Похоже, дипломатия добралась и до танцев.

– Всё верно. Однако Египет тоже был втянут в войну. Ваши родители сильно пострадали от Наполеоновской оккупации?

– Не знаю, – покачала она головой. – Я была слишком мала, и папа никогда не говорил об этом.

– Удивительно, что он остался. С женой и дочерью…

Аиша пожала плечами.

– Расскажите мне о своём отце. Он правда не танцевал?

– Я едва ли его знал. Он вручил мне пару флагов [25] в день, когда я вернулся из школы и…

– Флагов?

– Это значит, он купил мне офицерский чин в армии.

– Вручил в день, когда вы вернулись из школы? – Она с тревогой посмотрела на Рейфа.

Он пожал плечами:

– Ничего удивительного: младшие сыновья обычно идут или на церковную службу, или на дипломатическую, или в армию.

– И вы выбрали армию?

Он задумался. По правде говоря, его мнения никто и не спрашивал. Он был в самом деле потрясён, узнав, что должен покинуть дом, едва приехав.

Но случилось так, что в армии Рейф испытал больше счастья, чем за всё время жизни в Эксбридже. Он полюбил военную службу. К своему удивлению, Рейф понял, что ему нравится иметь чёткую и ясную цель, играть значимую роль, и он проявил себя очень хорошим бойцом, умелым организатором и искусным предводителем. Армия стала его домом.