Аиша почувствовала, что краснеет, и натянула на себя голубое покрывало.

– Нет, не… не в этом дело. Просто… – она глубоко вдохнула. – Мы не можем больше этого делать.

Его брови сошлись:

– Я сделал тебе больно?

– Нет, но…

Рейф тотчас же расслабился.

– Хорошо, я так и думал. Тебе же было хорошо, верно? Так казалось, – его взгляд ласкал Аишу.

Покраснев ещё больше, она отвела взгляд. Трудно было что-то говорить, когда его глаза горели этим особенным холодным голубым пламенем. Это казалось очень… личным.

– Наслаждалась я или нет, неважно, – сказала Аиша твёрдо.

– Думаю, это очень важно, – тихо возразил Рейф.

– Этого больше не повторится.

Усевшись в изголовье кровати и откинувшись на стенку каюты, он сложил руки на груди и, очевидно, весьма довольный собой, ухмыльнулся.

– Повторится. – Прикрывавшие его простыни заканчивались чуть ниже талии и лишь отчасти придавали ему пристойный вид. Не то чтобы она смотрела. Очень уж.

Аиша отвела глаза, и её взгляд упал на небольшое кровавое пятнышко на простыне. «Кровь моей девственности», – подумала она и незаметно прикрыла пятно краем покрывала. После всех тех историй, что она слышала, Аиша предполагала, что крови будет намного больше. Так много суеты вокруг чего-то столь незначительного.

– Не повторится, – ещё раз твёрдо сказала Аиша. – Если только ты не возьмешь меня силой.

– Ты же знаешь, что я никогда так не поступлю, – Рейф посмотрел на неё тем своим сонным взглядом, и она сразу же вспомнила слова Лейлы, что его глаза заставляют думать о смятых простынях и о долгих жарких ночах. И теперь Аиша знала, о чём та говорила…

Пытаясь сосредоточиться на предмете разговора, а не на смятых простынях, она кивнула:

– Верно. Так что…

– И что ты скажешь, когда мы поженимся?

Он был так уверен, что их свадьба неизбежна. Аиша раздражённо вздохнула:

– Мы это уже обсуждали. Сколько раз я должна повторять, что не выйду за тебя замуж?

– Этот вопрос больше не подлежит обсуждению, – заявил Рейф, и на этот раз всякое веселье исчезло из его голоса. – Ты была девственницей. А я не из тех, кто губит невинных девушек, а затем просто уходит.

– Губит? – Аиша сердито сверкнула глазами. – Я ни в малейшей степени не погублена. Это было совсем не больно, да и крови почти не оказалось. – Пытаясь не покраснеть, она прибавила: – Больше крови проливается, когда я чищу овощи.

Жёсткое выражение исчезло с его лица, глаза замерцали:

– Когда чистишь овощи?

– Ты понимаешь, о чем я говорю, – смущенно ответила Аиша. – У меня всё в полном порядке. Не считая некоторой незначительной боли, я прекрасно себя чувствую. Поэтому давай больше не будем говорить, что я погублена.

– Я счастлив слышать это, но ты меня неправильно поняла, – сказал Рейф мягким, чуть насмешливым, но совершенно неумолимым голосом. – Погублена в том смысле, что я взял твою невинность, а в моём мире это означает, что мы поженимся, нравится тебе это или нет. Теперь уже дело не просто в слухах. У наших ночных занятий могут быть последствия.

Аиша знала это. Именно поэтому она старалась держаться от него на расстоянии. До тех пора, пока вся её решимость не растаяла в один ослепляющий миг ярости, страха, страсти, ликования от победы над смертью и празднования жизни.

– Я не буду заставлять тебя спать со мной, моя дорогая, – продолжил Рейф, – но я без малейших угрызений совести заставлю тебя предстать перед алтарём. А если тебе хочется поспорить, то я пошлю за преподобным Пэйном и капитаном и велю обвенчать нас прямо сейчас, не сходя с этого места, и плевать мне на карантин.

Аиша уставилась на него. Его упрямо выдвинутый вперёд подбородок словно бы предлагал обвинить его в запугивании. Потому что на самом деле это вовсе не было запугиванием.

События прошлой ночи изменили всё, и они оба знали об этом. Пришло время говорить начистоту.

– Я не та, за кого ты меня принимаешь, – сказала Аиша.

– Только не опять, – устало отозвался Рейф. – Кто же ты тогда?

– Моей матерью была не леди Клив. Маму звали Кати Махабели. Она… она была любовницей моего отца.

В комнате надолго установилась тишина. Рейф обдумывал услышанное. Аиша пыталась хоть что-то прочесть на его лице, но безуспешно.

– Кати Махабели звучит совсем не как арабское имя, – по его спокойному голосу невозможно было ничего понять.

– Нет, она родилась в Грузии.

– Понятно. А кто твой отец?

– Сэр Генри Клив, конечно. Я не то чтобы обманывала тебя, просто не говорила всей правды. – Прикусив губу, Аиша добавила: – Мой отец ку… встретил маму во время одного своего визита в Дамаск. Её попросили переводить для него, потому что её хо… человек, с которым у папы были дела, не говорил ни по-английски, ни по-французски.

– А твоя мама говорила. – Рейфу вспомнилось утверждение Аиши, что она тоже знает несколько языков. – Что это были за дела?

– Папа коллекционировал произведения искусства и старинные документы.

– И женщин, по-видимому, тоже.

– Нет! Папа не такой! Мама была его единственной любовницей.

«Что она может знать об этом», – подумал Рейф.

– Они полюбили друг друга. Папа привёз её в Каир, поселил в маленьком домике около рынка. Он приходил каждый день, но дом принадлежал маме, ключи были у неё. Это был её дом.

– Если она владела домом, то почему тебе пришлось жить на улице после её смерти?

– Я не говорила, что дом принадлежал ей по закону. И в любом случае, думаю, папа продал его, когда мы переехали жить в его дом – тот, который ты снимал. Но папа действительно любил маму, и она обожала его. Они были очень счастливы вместе, до самого последнего дня.

– Понятно, – Рейф обдумывал услышанное. – А как в эту картину вписывается леди Клив? Её не волновало, что твой отец завёл себе красивую любовницу? Полагаю, твоя мама была красива.

Аиша кивнула:

– Мы переехали в дом папы только после смерти леди Клив. Она не знала ни о маме, ни обо мне.

Рейф поднял брови:

– Откуда ты знаешь?

Аиша нахмурилась.

– Я не… никто никогда не говорил… – поражённая, она уставилась на него: – Мне только сейчас пришло это в голову. Когда ты ребёнок, то не думаешь о таких вещах. Боже мой, надеюсь, она не знала о нас. Это было бы ужасно – понимать, что твой муж совершил… такое.

Рейф был рад, что Аиша не пыталась оправдать отца. Его даже обрадовал её испуг при мысли о том, что жена её отца могла знать о неверности мужа.

Среди мужчин, принадлежащих к светскому обществу, было принято легко относиться к супружеским клятвам. Следуя примеру принца-регента, джентльмены, даже женатые, заводили себе любовниц. Некоторые ещё и похвалялись этим.

Но не он. К своим обещаниям – любым своим обещаниям – Рейф относился серьёзно. Он будет верным мужем и будет ждать того же в ответ.

– Получается, Алисия Клив приходилась тебе сводной сестрой. Что с ней случилось?

– Она, как и её мать, умерла от чумы, когда мне было шесть.

– Сколько ей было?

– Тоже шесть. Я на месяц её младше.

– Ты была с ней знакома?

– Нет, на самом деле я ничего этого не понимала, пока мы не переехали жить к папе. Но даже и тогда что-то оставалось мне недоступно. Я же была всего лишь ребёнком. Я знала, что прежняя папина жена и их дочка умерли, вот и всё.

– И после этого твой отец перевёз вас из домика около рынка в свою основную резиденцию?

– Да.

Рейф удивлённо поднял брови. Он мог понять, что лорд Клив держал любовницу. Многие так делали, и женатые, и неженатые. Но так дерзко поселить в своём доме любовницу и внебрачного ребёнка – вещи такого рода могут вызвать скандал. Скандал порождает слухи. Слухи же могут распространиться весьма широко. И, тем не менее, старшая леди Клив ничего об этом не слышала.

– Как отнеслись ко всему этому друзья твоего отца?

Ответный взгляд Аиши был полон недоумения:

– О чём ты говоришь?