Мне было видно, как мирно и ласково светятся окна нашего дома.

— Вы думаете, происшествия будут? — дрогнувшим голосом спросила я.

— Непременно. Так легко они не отступятся. Судя по всему, работу они уже провели немалую. Все потайные ниточки хорошо замаскированы. Я думаю, теперь они станут активнее, чтобы опередить нас.

Мне вдруг стало страшно.

— А в чем может проявиться их активность? Чего мне ждать?

— Не знаю, — честно ответил он. — Но помните: я в любой момент поспешу к вам на помощь, когда бы вы ни позвонили.

— Вы не уедете пока отдыхать?

— Нет.

— Спасибо!

— Мы должны помешать им. Не говоря уже о здоровье вашей тети, речь идет и о солидных деньгах.

— Да, при одной мысли, что они станут на тетины деньги вытворять в своем огненном храме, у меня мурашки бегают по коже.

— Спокойной ночи, — сказал он.

— До свидания. Надеюсь, она будет спокойной.

На повороте к нашему дому я оглянулась.

Доктор Жакоб все еще стоял возле своей машины и смотрел мне вслед. В сумерках уже трудно было различить, но мне показалось, что он помахал рукой, словно подбадривая меня.

Дома было спокойно и тихо. Тетя еще не ложилась, ждала меня, раскладывая пасьянс; сама напоила чаем с медом и замучала сочувственными расспросами о здоровье моей подруги. Быстро придумывать ответы было мучительно и стыдно. Сославшись на усталость, я поспешила отправиться спать.

И ночь прошла спокойно. Утром тетя проснулась такой же милой, заботливой, веселой. После завтрака мы собирали малину в саду. Тетя увлеклась и стала напевать забавные песенки, которые слышала в юности от садовниц на сборе ягод. Ей весело подпевали Лина и Розали. Антонио даже затеял красить забор, чтобы побыть возле нас.

А на следующее утро, когда я вышла в столовую к завтраку и привычным движением потянулась поцеловать тетю, она вдруг резко отстранила меня, почти оттолкнула, и спросила:

— Где ты была позавчера?

Я молчала, потупившись, словно уличенная во лжи девчонка.

— Я все знаю. Зачем ты лгала мне?

— Ты опять слышала голос? — спросила я убито, не решаясь поднять головы.

— Да! И он рассказал мне все о вашем подлом сговоре. Зачем ты связалась с этим проходимцем? Каким грязным вещам он тебя учит? Отвечай!

— Мы хотим тебе помочь, — пробормотала я. Но тетя гневно оборвала:

— Не лги! Я прекрасно знаю, что вы задумали. Голос открыл мне глаза. От него не скроешься! Он все знает и все может. Он сказал, что вынужден наказать нас с тобой — за неверие и лживость. Вот чего ты добилась.

Она стремительно встала, уронив стул, и вышла из комнаты. А я осталась стоять посреди столовой в полной растерянности.

Глухой, темный ужас поднимался во мне. Неужели от этого голоса ничего не скроешь?

Как он собирается нас наказать? Что грозит мне и тете?

Теперь он добирается и до меня?! Неужели я тоже начну его слышать и стану вытворять всякие нелепые вещи, а все вокруг будут удивляться и принимать меня за сумасшедшую?!

Я пыталась себя успокоить, что ничего сверхъестественного и мистического в этом проклятом голосе нет. Он вовсе не небесного происхождения, а принадлежит людям, пока еще не пойманным злодеям. А они, как все люди, конечно, не всемогущи. Доктор Жакоб непременно поможет нам, защитит.

Но страх не проходил. Целый день я бродила по дому и саду как затравленная. Тетя заперлась у себя в комнате. Доктор Ренар словно нарочно уехал куда-то к больному.

Бесконечно тянулся мучительный день, полный тревоги и напряженного ожидания неведомых, ужасных козней.

И ночью я почти не спала, хотя и приняла медомин. Задремлю ненадолго и тут же просыпаюсь от навалившегося кошмара, обливаясь холодным потом.

Потом, лежа в темноте с открытыми глазами, я, обмирая, прислушивалась: не звучит ли у меня в ушах голос?

Нет, слышалось только мое тревожное дыхание. А вокруг все тихо, так тихо, что начинало звенеть в ушах.

Я снова забывалась на время, чтобы в ужасе проснуться от нового кошмара.

Утром к завтраку, к счастью, пришел милый доктор Ренар. Я шепотом торопливо рассказала ему о своих переживаниях, поглядывая на дверь и в тревоге ожидая появления тети.

Она вошла, поздоровалась со мной довольно сухо, с доктором, как всегда, приветливо. Мы начали завтракать; постепенно завязался обычный разговор о всяких пустяках: о погоде, видах на урожай яблок, о том, что надо непременно вызвать печника из деревни — печь на кухне ужасно дымит.

У меня отлегло от сердца. Все шло совершенно нормально, с каждой минутой я успокаивалась и веселела. Ночные страхи начинали казаться пустыми и даже забавными…

Как вдруг я услышала странную фразу — тетя произнесла ее, обращаясь к доктору, все тем же обыденным, ровным тоном:

— Ну, как же вы забыли: это случилось в прошлом году, через день после пожара. Я прекрасно помню…

Мне показалось, что я ослышалась.

— После какого пожара, тетя? — переспросила я.

— Как — после какого? У нас, слава богу, был лишь один пожар. В прошлом году, разве и ты забыла?

Мы с доктором Ренаром переглянулись, но я не удержалась и робко возразила:

— Не было у нас никакого пожара в прошлом году.

— Что же, мне изменяет память? — Тетя потерла лоб. — Нет, я прекрасно помню, что пожар случился именно в прошлом году, пятнадцатого апреля. Вы должны помнить, доктор. Вы же прибежали одним из первых. Пламя уже начало охватывать кровлю, Антонио пытался сбить его ветками и чуть не упал с крыши…

Она приводила всё новые и новые подробности, вспоминала такие точные и красочные детали, каких не придумаешь…

Но ведь я точно знала: никакого пожара у нас не было. Никогда не было — ни в прошлом году, ни прежде!

Наверное, я смотрела на тетю с ужасом, потому что она вдруг снова пришла в ярость, как и вчера.

— Ты опять притворяешься, будто я все выдумала! — закричала она, так сильно стукнув по столу, что чашки запрыгали. — Хватит изображать меня сумасшедшей! Ты же прекрасно помнишь пожар, сама получила сильные ожоги. Посмотри на свою руку: на ней до сих пор остался ужасный шрам от ожога. — Внезапно она цепко схватила меня за левую руку, больно вывернула ее и потянула к доктору. — Вы же сами лечили ее, а шрам от ожога остался, остался на всю жизнь! Этого доказательства не вытравишь, не сотрешь.

Не было никакого пожара и не могло от него остаться следов на моей руке! Но тетя возмущалась так убедительно, что и я пристально уставилась на собственную руку.

Нет, на ней не было никаких шрамов. Но доктор Ренар, делая мне знаки глазами, сказал:

— М-да, похоже на старый ожог. Теперь я, кажется, припоминаю…

Тетя оттолкнула мою руку, швырнула на пол салфетку и, гневно крикнув: «Лживая девчонка!» — выскочила из столовой.

Дверь так хлопнула, что жалобно зазвенели хрустальные подвески старинной люстры.

— Что же это? — простонала я. — Ведь не было никакого пожара, и шрама у меня нет, ну посмотрите… — и залилась слезами.

— Конечно, не было, — сказал доктор Ренар, поглаживая меня по руке.

— А вы поддакиваете.

— Но с ней нельзя спорить, когда она в таком состоянии. Вы должны сдерживаться, дорогая моя, и не противоречить ей…

— Соглашаться с любой глупостью, какую она скажет? Подтверждать каждое ее бредовое видение? И вы считаете, будто таким образом мы ей поможем? Ведь она сходит с ума на наших глазах, доктор, а мы бессильны помочь. Надо же что-то делать!

— Придется все-таки вызвать опытного психиатра, — тяжко вздохнув, ответил Ренар. — Позвоните доктору Жакобу, посоветуйтесь с ним.

— А, что он может! — махнула я рукой, но все-таки пошла в свою комнату, вытерла слезы и набрала номер домашнего телефона Жакоба.

Было успокаивающе-приятно услышать ворчливый голос матушки Мари. Она сразу узнала меня, обрадовалась, смешно закудахтала.

— А доктор дома? — спросила я.

— Дома, милочка, дома. В лаборатории работает.