Он слез с седла и, хромая, подошел к девушке:

— Леди Райна, вы говорите неправду.

Она не решалась взглянуть в добрые глаза юноши, умоляющие открыть истину:

— Я виновата!

Вот это отчасти было правдой: ведь она не назвала человека, метнувшего кинжал в Томаса. Схватив Райну за волосы, сэр Ансель запрокинул ей голову:

— Справедливость восторжествует, Кристоф!

— Пусть же она торжествует сейчас, — попросила Райна, — и покончим с этим.

Сэр Ансель осклабился:

— Искушение, конечно, велико. Но для таких, как ты, это слишком легкая смерть. Всему свое время. Придет час — и ты будешь страдать так же, как Томас. Тебя ждет медленная и мучительная смерть.

Райну охватила дрожь — то ли от страха, то ли от того, что холодно стало в платье, мокром после дождя. Унять эту дрожь никак не удавалось.

— Делайте со мной что хотите, — проговорила она сквозь стиснутые зубы, — чему быть, того не миновать.

— Для саксонки — смелые слова, — язвительно заметил сэр Ансель, — посмотрим, как ты запоешь в темнице.

С этими словами он толкнул ее. Девушка не удержалась на ногах и упала на землю. Она лежала в грязи, не шевелясь, и молила: «Боже, будь милосерден ко мне!»

Кристоф помог ей подняться:

— Леди Райна…

— Не называй ее так, мой мальчик! — возразил сэр Ансель. — Она не была леди и никогда ею не будет.

— Она должна была стать женой моего брата, — напомнил ему юноша.

— Да, но Томас — болван, если думал, что ей можно верить. Посмотри на него, — рыцарь махнул рукой в сторону огромного жеребца, на спину которого двое рыцарей укладывали тело Томаса, — и теперь он мертв, мой мальчик. Мертв!

Отвернувшись, Кристоф боролся с подступившими к горлу рыданиями. Подбородок его дрожал. Юноша не хотел, чтобы воины видели его плачущим: за такую слабость рыцари станут презирать. Он обязан быть сильным. После смерти Томаса все заботы о замке и примыкающих к нему владениях лягут на него — человека, который незнаком с военным искусством и чей служебный опыт ограничивался тем, что он был пажом у брата. Кристоф вовсе не имел охоты становиться хозяином Этчевери: ведь это неминуемо сопряжено с борьбой за власть. Но и выхода другого, похоже, нет. Из четырех сыновей леди Пендери остались только двое — он и старший брат.

— Максен, — пробормотал Кристоф.

У старшего брата своя жизнь. Если бы он был здесь, то как раз ему по праву и должно принадлежать Этчевери. Но захочет ли он откликнуться на зов, приехать сюда и остаться?

Одинокая фигура поднялась с каменных плит. Демоны, гнездившиеся в душе, успокоились, напряжение спало, и человек, подняв голову с тонзурой, взглянул с надеждой на святые реликвии — единственные свидетели его усердных молитв.

— Ответь мне, Боже! — спокойно проговорил он.

Втайне он надеялся дождаться ответа, поэтому не спешил уходить, но ответа не последовало. И опять нахлынули воспоминания, терзая его. Похоже, Бог еще не готов простить его за жестокость. Монах вышел из церкви. Завтра все это повторится. И так будет каждый день. Когда-нибудь наступит час — и душа его обретет равновесие, в ней поселится мир, вытеснив муки и страдания.

Не обращая внимания на холодный, пронизывающий ветер, предвестник зимы, человек, не надевая капюшона, пошел к келье, намереваясь погрузиться в чтение святого писания. Но по дороге его остановил брат Алфред, плотно закутанный в плащ с накинутым на голову капюшоном.

— Брат Максен, к тебе прибыл гонец из Этчевери, — глухо проговорил он.

Максен нахмурился: «Что там случилось? Зачем Томас послал за мной?». Последние два года из замка — ни слуху ни духу. Родня исполняла приказ, отданный им перед уходом в монастырь.

Что заставило брата нарушить обет?

— Гонец у гостиной! — добавил брат Алфред.

Когда стоявший спиной посланец, заслышав шаги, повернулся и взглянул в лицо монаху, Максен от удивления чуть не наступил на подол своей длинной рясы.

— Гай! — пробормотал он, узнав человека, с которым когда-то сражался бок о бок.

— Кто же еще может быть? — горько усмехнулся тот.

Шагнув вперед, Гай хлопнул Максена по плечу:

— Я рад тебя видеть!

Напрягшись, Максен отпрянул в сторону:

— Что тебе надо?

Такой холодный прием обескуражил Гая, но он быстро справился со своим чувством:

— Давай войдем в гостиную и поговорим.

Монах прищурился:

— Что-то случилось в Этчевери?

Гай кивнул:

— Дело серьезное, Максен. Иначе бы я не приехал.

— Тебя послал Томас?

— Нет, Кристоф.

«Кристофу сейчас… четырнадцать лет. Значит, с Томасом приключилась беда», — подумал он.

— Что с Томасом?

Гонец ответил не сразу, безуспешно пытаясь подобрать слова, которые бы смягчили ужасную, весть:

— Томас убит.

Максен неотрывно смотрел на него.

— Убит! — как-то безучастно повторил он. Вот и еще один брат отправился к праотцам.

Воспоминания, от которых он хотел избавить память, вновь ожили. Опять и опять Пендери видел цветущий луг Сенлака, волею судьбы ставший полем брани. Стройные ряды закованных в доспехи рыцарей оглашали округу своим боевым кличем: «С нами Бог!» А саксы кричали: «Святой крест!» Монах снова ощутил запах крови и жар, исходящий от людского множества. И тогда взору его предстал Нильс…

Не без труда вырвался Максен из плена воспоминаний. Брат Нильс погиб, а теперь и Томас. Остались они с Кристофом вдвоем… Отвернувшись от Гая, монах прикрыл лицо рукой:

— Кто? Саксы?

— Женщина-саксонка. Та, на которой он собирался жениться.

Максен резко повернулся:

— Его невеста?

Не зная точно, как вести себя со слугой Господа, Гай на всякий случай отступил назад:

— Она утверждает, что это дело ее рук. Но сэр Ансель полагает, что убийца — ее жених, бунтовщик.

Максен понимал, что ему ничего не остается, как примириться со смертью брата, но все-таки он должен узнать истинную причину гибели Томаса:

— Зачем она это сделала?

— Райна — так ее зовут — дочь сакса, погибшего при Гастингсе. Девушка мстит за смерть двух братьев и матери, сгоревшей при захвате деревни.

Гай печально покачал головой:

— Глупый Томас. Он думал, что если приведет Райну в замок и станет лелеять как свою будущую жену, то она забудет о случившемся.

Длинные рукава монашеского одеяния позволяли скрыть кулаки, которые Максен сжал, пытаясь сдержаться:

— Томас потерял все.

— Да, Райна отказалась добровольно выйти за него замуж. Но Томас, непонятно почему, надеялся, что она все же согласится.

— А она не согласилась?

Гай грустно вздохнул:

— Недавно его невеста сбежала из замка. Обнаружив ее исчезновение, Томас немедленно пустился в погоню, никого не взяв с собой. И напрасно: ведь леса кишат взбунтовавшимися саксами.

Ожидая продолжения рассказа, монах повернулся лицом к рыцарю. Он дрожал от ярости.

— Когда мы догнали их, все было кончено. Томас был уже мертв, а из груди его торчал кинжал.

— А девушка?

— Она была там. Трудно поверить, что она могла заколоть такого здоровенного мужика.

— Значит, саксонка ваша берет на себя чью-то вину.

— Должно быть, так. И скорее всего это Эдвин, с которым, как говорят, она была помолвлена до того, как в Англию пришел Завоеватель.

— Кто такой Эдвин?

— Второй сын саксонского тана, что владел этими землями до того, как их подарил Томасу Вильгельм. Эдвин отказался признать Пендери своим лордом и стал главарем бунтовщиков, нашедших пристанище в лесах Эндердесвольда. Наверное, от его руки и пал твой брат.

— Месть.

Гай кивнул:

— Конечно.

— Восстание в Этчевери подавлено?

— Да, но бунт зреет в других владениях Пендери. Многие деревни словно вымерли: все, кто помоложе, присоединились к Эдвину. Землю пахать некому…

— Что еще знаешь об Эдвине?

— Он фаворит короля Эдварда, а потом — его преемника Гарольда.

Максен удивился: что же это за фаворит, который после смерти своего господина остался жив? Ведь по обычаю саксов тот, кто приближен к трону, не должен покидать живым поле боя, если король погиб. Для сакса пережить своего господина — самый большой позор.