«Посему Мы желаем заверить вас, что Корона не будет каким-либо ненадлежащим способом вмешиваться в ваш выбор,» — сказал король, — «но Мы предписываем вам хорошенько рассмотреть кандидатов, которые предстанут перед вами в ближайшие дни. Имя выбранного вами лица в конечном счете мало касается Нас лично, но мир в Меаре имеет большое значение. Именно поэтому Мы провели некоторое время в этом году, посещая наши меарские земли. Мы признаем, что основной функцией епископа является обеспечение духовного руководства, но Мы были бы предельно наивны, если бы Мы не признавали также ту власть, которой облекается лицо, назначаемое на такой пост, хотя бы и временно. Все вы хорошо знакомы с тем, какой вес имеет ваше мнение в Наших мирских делах.»

Он продолжал, но Морган со скучающим вздохом отпустил портьеру и сложил руки на ограде, позволяя себе немного расслабиться, положив голову на руки и закрыв глаза.

Они и раньше проходили через это. Морган не участвовал в королевской поездке, занятый собственными делами в Корвине, но он присоединился к королю, как только стало известно о смерти старого Карстена. В его первую ночь после возвращения в королевскую свиту Архиепископ Кардиель рассказал ему о политических течениях и возможных преемниках, в то время как Келсон только слушал, а Дункан иногда добавлял свои собственные наблюдения. Дункан был сейчас там, внизу, рядом с Кардиелем, спокойный и внимательный, в своем черном церковном одеянии — будучи в тридцать один год слишком молодым даже для того, чтобы служить в качестве секретаря епископа, не говоря уж о начинающем епископе, хотя еще целых пять лет назад он показал себя достаточно обещающим, чтобы быть назначенным тогдашним исповедником Принца Келсона и получил право именоваться «монсиньор».

Не то, чтобы Дункан мог бы стать преемником Карстена — хотя многие могли бы бояться этого, если бы знали о предстоящем изменении его состояния. К счастью, большинство не знали. Епископы, конечно, знали. Кардиель решил сделать Дункана своим помощником еще до смерти Карстена, и сделал его посвящение в епископы одним из первых пунктов повестки дня собрания, созванного несколькими днями ранее.

Публично об этом еще не объявлялось, частично из-за того что церковный статус Дункана и так обещал усложнить предстоящие обсуждения, частично потому, что Кардиель хотел задержать его официальное посвящение до Пасхи. Самого присутствия Дункана на собрании в качестве секретаря слушаний, было достаточно, чтобы заставить напрячься меарское духовенство и привлечь внимание остальных.

Беспокойство меарцев было вызвано не тем фактом, что Дункан, как и Морган, был Дерини, хотя поначалу этот вопрос составил для него некоторые проблемы, и, несомненно, будет приниматься во внимание и в дальнейшем. Уже почти два столетия никому из тех, о ком было известно, что они Дерини, не разрешалось рукоположение в церковный сан. Открытие факта, что Дункан — Дерини и был им, когда стал священником, вызвал у многих священников множество панических предположений о количестве других Дерини, тайно бывших священниками, и о количестве загубленных ими душ тех, кого они наставляли, и о количестве Дерини среди нынешнего духовенства. Никто не мог сказать насколько могла бы распространиться деринийская ересь, если бы Дерини могли бы незримо общаться с добрыми христианами. Сама мысль об этом не один раз могла бы довести людей вроде Эдмунда Лориса до удара.

К счастью, в конечном счете возобладала логика людей, мыслящих более трезво чем Лорис. Будучи физически защищены королем-полуДерини, Дункана и Морган сумели убедить большинство духовенства, что, по меньшей мере, они лично не соответствуют изображению Дерини как сосредоточия зла как это было в течение долгого времени, поскольку приверженцы Зла не стали бы подвергать себя таким опасностям, чтобы спасти своего короля и его королевство от других представителей своей расы.

Но, в то время как Морган мог быстро вернуться в состояние, в котором он пребывал до смерти Бриона — известный и иногда пугающий тем, чем он был, но тем не менее уважаемый, хотя бы и из-за угрозы, которую он из себя представлял — ситуация с Дунканом требовала более деликатного решения. После того как он и Морган заключил мир с епископами, деринийский священник потратил несколько мучительных идей, пытаясь привести свою совесть в соответствие с запретом, наложенном на Дерини в отношении принятия священнического сана. Он снова начал действовать как священник только после победы Келсона на полях под Ллиндрутом.

К счастью, за пределами консистории, мало кто знал , что Дункан — Дерини и за пределами круга посвященных Дункан мог подтвердить что угодно, при условии избежания им публичных свидетельств использования магии, невзирая на слухи и домыслы, о которых шептались. Большинству он не был известен как Дерини, но его знали как помощника Дерини — в первую очередь, Моргана и короля. Арилан, назначенный теперь епископом Дхасским, тоже был Дерини, но из всех епископов об этом знал только Кардиель, и еще несколько человек из числа тех, кто не имел епископского ранга, поскольку два года назад, во время столкновения с Венцитом на Ллиндрутских Лугах ни Арилан, ни Дункан не проявили своих способностей Дерини. Морган не доверял Арилану полностью, но, в то же время, признавал, что именно Арилан и Кардиель вызвали осторожное принятие Дерини духовенством Гвинедда. Разумеется, без их поддержки Дункан не мог и надеяться на избрание епископом.

Недоверие меарцев Дункану практически полностью было вызвано церковным саном Дункана, поскольку после смерти его отца, не имевшего других наследников, Дункан получил титулы герцога Кассанского и графа Кирнийского — титулы, которые когда-то принадлежали Древней Меаре. Для меарских сепаратистов, создающих основу для возрождения Меары, кассанский герцог, лояльный гвинеддской короне, был просто политическим раздражителем у северной границы Меары, за которым надо присматривать и с которым надо работать, как присматривали и работали с отцом Дункана; но если этот герцог оказывается еще и высокопоставленным священником, а место единственного епископа Меары становится вакантным, положение сильно осложняется. Кассанский герцог-роялист, ставший вдобавок еще и епископом Меары, получил бы слишком большую власть, как духовную так и светскую, над двумя обширными областями.

Действительно, назначение Дункана в любую епархию рассматривался бы в Меаре с подозрением; поскольку даже если он сам мог не иметь никаких устремлений к тому, чтобы занять пост в Меаре, его пожелания, основанные на политике, могли бы оказать большое влияние на выбор человека, который был бы назначен епископом Меары. Поэтому монсиньор Герцог Кассанский представлял собой угрозу, несмотря на то, что казался невинно выглядящим секретарем-священником, тихонько сидящим возле Архиепископа Ремутского.

Снова подавив кашель, Морган снова поглядел вниз, на зал консистории, где Келсон заканчивал свою речь, затем медленно оглядел себя, размышляя над усилиями, потраченными за последние два года на то, чтобы сделать его имидж менее устрашающим. Ушло в прошлое мрачное черное одеяние, в котором Морган появлялся, будучи тенью Бриона и его доверенным лицом. Кардиель честно сказал ему, что такая манера только укрепляет сохраняющееся у многих людей понятие о Дерини как об исчадии ада.

«Зачем одеваться как Искуситель?» — требовательно говорил Кардиель. — «Своими действиями Вы достаточно доказали, что служите Свету, а не Тьме. Зачем, ведь с вашими светлыми волосами и благородными чертами лица, Вы как будто сошли с потолка моей часовни: один из посыльных Бога — может быть, даже сам Михаил-архангел!»

И Лорд Ратольд, его гардеробщик в Короте, спрашивал его о его образе как герцога не менее безжалостно.

«Вы должны подумать о ваших людях, Ваша Светлость!» — упрямо твердил Ратольд. — « Вы одеваетесь как простой солдат, когда едете куда-то. Никто не хочет думать, что служит обедневшему хозяину — или позволить другим так думать! Это вопрос гордости! «