— Мать знает. И она говорит мне.

Всё это было очень странно. Последний найденный тайан’джил был, как и все другие, нормального роста и имел крылья.

Младшие из всадников, пускаясь в долгий переход по горам, взволнованно переговаривались между собою. Этот рейд, первый в их жизни, уводил так далеко за пределы знакомого им мира, быть может даже назад, в сам Ауренен.

И даже Ризер испытывал некоторое волнение от перспективы увидеть давно покинутую родину, несмотря на не слишком веселую цель их поездки.

Ризер оглянулся на Хазадриена: тот, как всегда, держался по левую руку.

Чары действовали безотказно: он выглядел совершенно обычным, как и все остальные, и пока всё шло своим чередом, был совершенно безопасен.

— Ну что, поохотимся, старина?

Конечно, вопрос был больше привычкой и Ризер не ждал, что Хазадриен ответит, улыбнётся, или хоть как-то проявит эмоции. Тот лишь слегка двинул плечами, чуть расправив едва угадывающиеся под туникой бледные жёсткие крылья. Всё остальное было тщательно укрыто чарами, наложенными на него.

В ДЕНЬ, когда они покидали Гедре, темные обложные тучи низко нависли над горизонтом, а ледяной ветер предвещал дождливое плаванье и качку. Ветер раздувал их плащи, колотя по ногам, и пытался сорвать капюшоны, пока Алек и остальные прощались с кирнари. С нападения на них прошла почти неделя, и с тех пор все было тихо.

— Спасибо за предоставленную возможность укрыться, — сказал Серегил, прикладывая руку к сердцу. — А также за дружелюбие и заботу, которой был окружен не только я, но и мой талимениос. Если вдруг вам понадобится наша помощь, дайте знать, — мы примчимся быстрее ветра.

— Если сами сумеете уцелеть к тому времени, — ответил Риагил.

Прижав покрепче Себранна, Алек изобразил улыбку.

— Пока что нам это удавалось.

Кирнари сегодня был явно в приподнятом настроении и Алек подозревал, что тот был втайне рад, что они, наконец, уезжают.

— И ещё раз спасибо вот за это, — добавил он с искренней благодарностью: узнав, что Алек потерял свой Чёрный Рэдли, когда на него напали работорговцы, Риагил вручил ему новые лук и колчан. Это был плоский лук ручной работы, сделанный из лимонного дерева с южного Ауренена с пергаментной обмоткой. То был один из лучших луков, что Алеку когда-либо приходилось держать в руках: отлично сбалансированный, лёгонький и в то же время весьма мощный. Плечи его были натянуты идеально, а по весу он был почти такой же, как утраченный Рэдли.

Покончив с прощаниями и подарками, они взошли на борт корабля и поскорее отплыли.

Терпкий солёный бриз ласково обвевал лицо Алека и теребил прядки его косички, когда он, стоя на носу корабля рядом с Серегилом и пристроившимся между ними Себранном, наслаждался знакомым волнением, охватывавшим его всякий раз, когда кучки белых домов и затем сама гавань постепенно таяли и наконец исчезали в тумане за кормой.

Начало любого пути переполняло восторгом нетерпения, а сегодня они плыли в Боктерсу!

Серегил накрыл одетую в перчатку ладонь Алека своей рукою и склонился к нему.

— Ты задумчив, тебя что-то тревожит?

— Да нет. Просто беспокоюсь, как бы поскорее…

— Нет, молчи! — Серегил в притворном ужасе распахивая свои серые глаза. — Ещё накличешь на нас беду.

Алек усмехнулся.

— Ладно. Надеюсь, Астеллус будет благосклонен к этому путешествию. Так лучше?

— Я бы не стал искушать судьбу.

— Ты же не веришь в судьбу.

Серегил в задумчивости уставился на стайку краснокрылых крачек, вьющихся впереди.

— Возможно теперь я начинаю думать иначе. Я очень много размышлял над тем, что произошло в Пленимаре.

— С этим покончено, тали, — тихо сказал Алек, взяв руку Серегила и поднеся её к губам — весьма смелый жест для северянина, особенно здесь, на палубе, где каждый мог их видеть.

— Я не о рабстве и унижениях, Алек. Прежде всего о том, как мы вообще там очутились. О человеке, с которым я был знаком пять десятков лет тому назад и который изменил весь ход моей жизни… А там, в доме Ихакобина, Илар оказывается в самом центре паутины, в котороую мы угодили.

Он снял с плеча Алека длинный волос Себранна.

— И опять этот сукин сын резко меняет мою судьбы, не находишь?

Он отдал волосок ветру.

— И твою тоже.

— Я тоже много думал про Илара. Когда ты впервые упомянул о нём, ты поклялся, что убьёшь его при первой же встрече. А в итоге ты вместо этого его пожалел.

Серегил опёрся локтями о борт и тяжко вздохнул.

— Всё ещё ревнуешь? Уж не считаешь ли ты меня слабаком оттого, что я его спас?

— Слабаком? Ну нет, ты проявил милосердие. Знаю, тали, я тогда был ужасно зол, но, оглядывясь назад, могу сказать, что я рад.

Серегил скептически поднял бровь.

— Так значит, ты больше уже неревнуешь?

Теперь настал черед Алека уставиться на волны.

— К этому жалкому евнуху? К чему там ревновать?

— Помнится, ещё совсем недавно ты не был так философски настроен.

— Естественно, когда застал его пристающим к тебе с поцелуями возле ручья. Он предал меня точно так же, как и тебя. И это после того, как заставил меня довериться ему, пока я находился в доме Ихакобина.

— Но это всё было до того, как ты узнал правду. Что ты думал о нём, пока считал его «Кениром»?

Алек отвёл взгляд, вдруг почувствовав себя неловко. Если быть честным до конца, следовало признать, что тот ему нравился. Но только лишь потому, что Илар был добр к нему… казался единственным другом в том доме.

— И всё равно, он всё время лгал, — ответил Алек, упрямо отбрасывая ненужные мысли. — Как считаешь, он ещё жив?

— Всё может быть.

— А может быть он умер, вместе с Ихакобином и остальными, от песни Себранна. Он не мог далеко убежать.

Серегил задумчиво глянул вниз на Себранна.

— Быть может. Мы пока ещё не знаем какова сила воздействия Себранна. Как бы ни было, сомневаюсь, что мы снова увидим Илара. Да и шут бы с ним, тали.

Алек повернулся и глянул на берега.

Туман рассеивался и уже можно было рассмотреть линию зубчатых заснеженных горных вершин. Ашекские горы протянулись с севера вдоль всего Ауренена, опоясав тёмно-синее Осиатское море наподобие гигантского ожерелья.

Боктерса,  фей’тастзеленых долин и пресных ручьёв, находилась далеко в горах, на западе. Сен’гаи Адзриэли и Мидри, длинные концы которых развевал сейчас ветер, были того же ярко-зелёного цвета.

— Итак, которая по счёту попытка? — Микам присоединился к ним, оказавшись возле борта.

— Третья, — отозвался Алек.

Микам усмехнулся:

— Три — счастливое число. Однако не помешало бы подстраховаться. Кинуть Астеллусу монетку через правое плечо, чтобы вернее достичь цели.

Алек выудил из своего кошелька сестерций и немного подержал его на ладони, любуясь игрой четкого рисунка в лучах солнца. Полумесяц с пятью исходящими лучами качал в колыбели пламя: Луна и огонь, Иллиор и Сакор, покровители Скалы и королевской семьи. Впервые он увидел такую вскоре после встречи с Серегилом и тот научил его одному фокусу.

Загадочно улыбнувшись, Алек вдруг ловко спрятал монетку, заставив её исчезнуть меж пальцами, а затем вытряхнул из руква, проведя по нему рукой.

Микам рассмеялся.

— Не удивительно, что тебе нет равных за игровым столом.

Алек кинул монетку через плечо и она шлёпнулась в воду.

Серегил достал из кошелька маленькое совиное пёрышко и пустил его по ветру.

— Удачи во тьме.

— И при свете дня, — тихо отозвался Алек.

Старый Моряк в этот раз был явно на их стороне. Они миновали несколько небольших штормов, и пару раз их осыпало внезапным градом, но ветер всё же всегда оставался попутным. Алеку нравились штормы, порывистый ветер, корабельная качка. Всё это было захватывающе. Но даже в ясные дни Осиат оставался слишком суровым и каждый вечер они были вынуждены подплывать поближе к берегу. Пока судно стояло на якоре Алек, Микам, и Серегил пели для корабельной команды или слушали чьи-нибудь небылицы и рассказы о давних несчастьях. Они коротали время за картами, играли в кости или бакши, и деньги так и курсировали между путешественниками и моряками. Серегилу особенно везло и однажды ночью он едва избежал кулаков, когда кто-то из матросов обвинил его в шулерстве, и когда — в кои-то веки — он, как раз не мухлевал.