Улан никогда не думал, что Чарис был так безжалостен со своими рабами, тем более с Иларом, которого он ценил более остальных и даже поговоаривал о том, чтобы однажды отпустить его на свободу. Нет, должно быть что-то произошло… без сомнения, что-то, заставившее Илара пуститься в бега. Клейма на икре Илара тоже не было, как и на его предплечье. И хотя это весьма облегчало пребывание его здесь, но совершенно не снимало вопроса о том, куда делись метки.  Быть может какая-то укрывающа магия?

Он задумался. Нет, вроде бы он ничего не слышал о том, чтобы Серегил или тот другой обладали подобным умением. Если бы ему удалось их найти, он знал бы ответ.

Илар обернулся, потянувшись за губкой на крае ванны.

Аура светоносный!

Улан замер в глубоком потрясении. Чарис никогда не упоминал о том, что Илар был кастратом. У Улана всегда было впечатление о Ихакобине, как о весьма добром хозяине. С другой стороны, оставшиеся на том месте рубцы были явно старыми, а Илар относился к своему господину скорее с почтением, нежели со страхом. Нет, скорее всего это сделал ещё раньше один из его прежних, менее обходительных хозяев.

Илар, дрожа, погрузился в ванну и снова заплакал.

Удовлетворив пока своё любопытство, Улан опустил гобелен и вернулся к своиму рабочему столу. Там его личный врач оставил ему вечернюю дозу лекарства. Настой трав пока помогал значительно ослабить боль, но в последнее время она становилась всё более невыносимой.

Наконец, мальчик-слуга сообщил, что Илар хочет его видеть.

Улан застал Илара лежащим в большой кровати, откинувшись на мягкий валик и подтянув к самому подбородку стёганое одеяло, и длинные мокрые волосы его пропитали влагой их шелк.

— Так-то лучше, не правда ли? — сказал Улан, присаживаясь на стул возле кровати. — Быть может, теперь ты расскажешь, как оказался в таком отчаянном положении? Это Серегил-и-Корит так поступил с тобой?

Илар отчаянно замотал головой:

— Нет… он бы ни за что…

Однако взгляд его был рассеян, сознание явно изменяло ему.

— Ты принёс мне новости о рекаро и прочих?

Улан понимал, что несчастному следует длать поспать, но ответы на вопросы были слишком важны для него.

— Рекаро?

— Он…, — Улан быстро прикрыл рот перепачканным носовым платком в новом приступе кашля. Столь же жестоком, как и предыдущий.

— Прошу, расскажи мне, — прохрипел он, когда кашель его отпустил. — Расскажи о рекаро, — он заговорил осторожно, пытаясь снова завладеть вниманием Илара.

— Его дитя…

Дитя? Тот явно был не в себе.

— Твоему хозяину удалось получить эликсир, который он мне обещал?

Илар посмотрел на него безумными глазами.

— Оно умеет лечить…

Ах, да! Именно это и было обещано Ихакобином в обмен на хорошую кучу виресского золота.

Илар издал истеричный смешок.

— Никто не ожидал, что он заговорит.

Говорящий эликсир? Парень точно был безумен.

Илар всё ещё бессмысленно водил глазами.

— Илбан сумел бы… но этот жуткий вой! Так больно… затмило солнце… только не Алека и Серегила… ничего красивее не было под небесами!

От улыбки, исказившей лицо Илара у Улана по спине побежали мурашки.

— Но эти тела! Тела и птицы!

— Чьи тела?

— Илбана… всех их… и Серегил… так красиво!

То, как Илар говорил о боктерсийце, доказывало, что у этого жалкого подобия человека, которым тот был когда-то, всё ещё сохранились довольно сильные чувства к Серегилу, даже спустя столько лет. Впрочем, он догадался об этом ещё тогда, когда Чарис прислал письмо, с просьбой доставить к нему вместе с мальчишкой и Серегила.

— Серегил не погиб, — сказал Улан. — Он сейчас в Гедре.

— Жив? Серегил жив? — нечто, похожее на радость на миг осветило изможденное лицо. — Он жив. Но ведь…

Илар, хотя глаза его закрывались от усталости, высвободил из-под одеяла руку и задрал рукав своей льняной ночной рубахи, показывая Улану рубцы.

— Красиво.

Опять это слово, так мало сочетающееся с тем, что он делал. Разум Илара, похоже, был так же поврежден, как и его тело, и метался между проблесками мыслей и воспоминаниями.

Улан взял его за руку, ощущая каждую хрупкую косточку под шершавой обветренной кожей.

— Отдыхай, друг мой. Приятных снов, мы поговорим с тобой завтра.

И прежде, чем Улан успел дойти до двери, Илар уже спал.

Кирнари медленно, через силу, спустился вниз в свою личную ванную. Раскаленные иглы боли терзали его больные артритом колени и ступни. Он был всего лишь стариком, страдающим от возрастных невзгод не меньше, чем от болезней, и всё же он не мог допустить, чтобы это помешало ему выполнять свои обязанности. Он был кирнари Вирессы уже двести семьдесят лет — дольше, чем любой из его предшественников. И он никогда не давал своим людям повода волноваться или сомневаться в своём лидерстве, и сейчас сожалел только об одном. Восстановление порта в Гедре здорово ударило по бизнесу его фей’таста — гораздо сильнее, чем он ожидал, заключая сделку с Сарикали, и это была в значительной степени вина Серегила, проклятого щенка Корита-и-Солуна, изгнанника.

Если бы совет, который тогда, много лет назад судил Серегила, состоялся где угодно, кроме этого священного города с его призраками, Улан непременно проследил бы — естетственно изощрённо, как он умел, и без лишнего шума — чтобы Серегил получил свой заслуженный дваи шоло. А так, что же он увидел в Сарикали? Что тот вырос, превратившись в шпиона и мерзкого вора самого высшего класса, а значит потенциального преступника, с которого не следовало спускать глаз. Вот почему Улан всегда имел в Римини своих людей, один из которых даже проник в команду капера  Юная Леди, корабля, принадлежащего Серегилу. Так что почти ничто из происходящего в море не могло укрыться от глаз Улана-и-Сатхила. Ион полагал, что надёжно избавился от Серегила, отдав его в руки торговцев рабами.

Он оборвал нить своих рассуждений. Вот оно, ещё одно проклятье старости.

Слуги, ождавшие его возле ванны, помогли ему раздеться и опуститься в её глубокий чёрный мрамор. Он с наслаждением погрузился в успокаивающе горячую и соленую воду. Она ласкала его кожу и благоухала ароматами шалфея и медуницы. Розовые лепестки очсенненго крокуса плавали по её поверхности. Теперь ванна стала ежедневным его ритуалом — он принимал её дважды в день, ощущая, правда ненадолго, значительное облегчение после. Он посмотрел на своё тело — высохшие руки и ноги, впалый живот, распухшие суставы. И когда в последний раз он желал женщину себе в постель? Всё теперь перестало иметь для него значение, кроме мелких изменений в сознании и гораздо более существенных — в лёгких. Остальное воспринималось лишь как пустая возня и трата времени. И пока он не нашёл рекаро, время работало против него.

Ихакобин обещал ему целебный эликсир, тот, что вырвет орлиные когти из его груди, удалит раскаленный песок из суставов и морок из его мозгов. А ещё — Ихакобин настаивал на этом — он мог бы продлить жизнь. Улан не желал сдваться.

Он попытался собрать воедино всё, что наговорил Илар, всё, что сам смог припомнить. Его соглядатаи в Пленимаре уже донесли, что Чарис Ихакобин внезапно исчез, а из Беншала пришли слухи, что один из фаворитов Владыки, друг Чариса, тоже пропал. Если Илар был в достаточном уме, чтобы говорить правду, то алхимик, по всей вероятности, мёртв, и возможно пал от руки Серегила… Хотя что же там был за «вой» такой? Догадаться об этом было невозможно. Быть может, шум битвы? Однако Илар сказал, что от него было невыносимо больно. Как бы ни было, то была полная катастрофа. Насколько известно Улану, только Ихакобин обладал умением создавать рекаро. И если у него не было ученика, — а о таковом Улану ничего не было известно — то это умение умерло вместе с ним.

Быть может, другой алхимик тоже смог бы совершить этот процесс. Но для того, чтобы найти такого, потребуется собирать информацию по крупицам, а Владыке Пленимара столь же тщательно прочесывать свои земли. Хотя, это было в его же интересах.