Жених оказался неробкого десятка; он и сейчас никого не боится, — такой вот уродился.
Эти угрозы только укрепили нас в решении в тайне от родителей обвенчаться, но поскольку шел Рождественский пост, сделать это можно было только в конце января.
А тем временем отец, убедившись, что угрозы не возымели ни малейшего эффекта, перешел в наступление. Однажды, приехав в коммуналку на Маяковке, он в очередной раз застал у дочери упрямого жениха.
— Собирайся, поедешь со мной, — грозно приказал мне отец. — Я забираю тебя под домашний арест. В институт и обратно тебя будут возить на машине под охраной.
Это была катастрофа, допустить домашний арест было невозможно. Помните песенку: «Такая-сякая сбежала из дворца, такая-сякая расстроила отца»?
И это в Москве, в конце двадцатого века, только потому, что дочь бизнесмена самовольно решила выйти замуж за семинариста.
Я испросила разрешение у отца попрощаться с женихом и проводить его на лестничную площадку и, воспользовавшись некоторым замешательством, сбежала вместе с ним, схватив при этом первое попавшееся под руку пальто.
Отец был в ярости от такой наглости, но решил, что дочь скоро вернется: ведь убежала она без денег и документов в легком пальтишке. Поэтому в квартире выставил пост, поселив туда временно своего младшего брата, которому было приказано блудную дочь арестовать и вернуть отцу. В семье отца было три брата, как в сказке: «Старший умный был детина, средний был и так и сяк, младший вовсе был дурак». Итак, старший отправляет в засаду младшего. А младший Рудольф был совсем не бизнесмен, а большой любитель тусовок, ночных клубов и прочих радостей. А поскольку дело было первого января, то дядя, вместо того чтобы бдеть и ждать сбежавшую племянницу, созвал кучу гостей из своей музыкальной тусовки и устроил грандиозную пьянку. Соседка тетя Таня (забыли мы сказать о коммунальной соседке) не возражала против пьянки, так как сама не просыхала вот уже неделю в связи с любимым народом праздником.
В день побега я отправилась ночевать к своей очень надежной подруге.
Но назавтра решила съездить за вещами — ночью сильно похолодало, а я сбежала в демисезонном пальто и легких сапогах. Итак, открываю дверь своим ключом, дверь закрыта на цепочку, что делать — не знаю, что в квартире творится — тоже еще не знаю. На мое счастье, в коридоре на полуразвалившемся кресле спал один из гостей дяди Рудика — гитарист и алкоголик Олег. Он открыл дверь и заговорщическим шепотом сказал, что папа велел Рудику меня арестовать, поэтому возьми что нужно тихо и быстро. Впрочем, Рудольф все равно не способен был меня арестовать, так как был мертвецки пьян и дрых в большой комнате на диване прямо в сапогах. В квартире я застала «погром в Жмеринке» — везде валялись пустые бутылки, остатки закуски, на всех кроватях и диванах спали многочисленные пьяные гости. Я вошла в свою комнату. Там в моей кровати, на моей подушке, под моим одеялом спала некая девица. Ну просто сказка «Маша и медведи». Я остановилась в недоумении. Девица открыла глаза и спросила:
— Вы Люда?
— Да, — ответила я, — а вы кто?
— Я Лена, Лена Зосимова.
Я собрала вещи и удалилась. Кажется, Лена Зосимова — это эстрадная певичка, — думала я, спеша к метро.
Через неделю беглянка вернулась домой, целый день убирала квартиру после погрома и попойки. Родители отказались от затеи с домашним арестом и на какое-то время даже оставили ее в покое, опять надеясь, наверное, что увлечение дочери пройдет само собой. Но через несколько недель состоялось венчание. После свадьбы молодожены сняли квартиру в Сергиевом Посаде, молодому мужу предстояло еще шесть месяцев учиться в семинарии. Отец ослушницы лишил ее материального содержания, вероятно, надеясь, что дочь образумится и, наголодавшись со своим нищим, приползет просить прощения. Прошло десять лет, но она так и не образумилась. Конечно, за десять лет дочь с отцом помирились, правда оставшись каждый при своем мнении. Эту историю они не любят вспоминать — слишком много пережито. Да и через столько лет наша героиня смотрит на свой поступок другими глазами.
Хочу быть матушкой
Желающих стать матушками всегда намного больше чем нужно. В приходской жизни матушкой быть почетно, престижно. Ее любят, уважают, ей помогают, перед ней заискивают. К священническим семьям вообще особое отношение, ведь считается, что духовенство — это люди, особо избранные Богом. Поэтому среди верующих барышень всегда было предостаточно желающих стать женами священников.
На эту тему есть следующая церковная шутка: барышня с синдромом ХБМ (хочу быть матушкой). Шутка достаточно точная, так как это стремление, будучи нереализованным, у некоторых религиозных девиц превращается в ярко выраженное болезненное состояние. Девушка с синдромом ХБМ готова на все, лишь бы добиться заветной цели, и ее не пугает, что жизнь жены священника полна тягот и лишений. Но далеко не у всех желающих исполняется эта заветная мечта.
Под венец
Православная свадьба достаточно сильно отличается от светской.
В первую очередь — иными ценностными акцентами. По церковным канонам жених становится мужем, а невеста женой только после венчания, соответственно и супружеские отношения допускаются только после венчания.
Для религиозных пар приоритетным является венчание, а не регистрация брака в ЗАГСе, которая воспринимается ими как пустая, но необходимая государственная обязанность, например получение нового паспорта. Из-за регистрации не устраиваются гуляния с гостями, рестораном и автоэскортом. Поскольку поход в ЗАГС не приурочивается к венчанию, он может произойти раньше или позже религиозного таинства. Регистрация происходит обыденно, без торжеств и брачных нарядов. Обычно православные пары отказываются от тетки, которая объявляет их мужем и женой, считая это профанацией таинства венчания, поэтому регистрация происходит не в зале бракосочетаний, а какой-нибудь боковой комнатке, где никто ничего торжественно не объявляет и не поздравляет.
А вот таинству венчания уделяется особое внимание. Для верующих важен сам духовный, или сакральный смысл сего великого таинства, а стол, гости, эскорт и подарки считаются внешним, второстепенным атрибутом, как бы данью требованиям мира. Вообще словами «мир» и «мирское» у верующих обозначается масса понятий, связанных со светской жизнью. Мирского принято чуждаться.
Послевенчальный банкет в первую очередь зависит, конечно, от материального благосостояния родителей брачующихся и от степени их воцерковленности — во вторую. Зачастую в церковных семьях, особенно священнических, брачные торжества отличаются консервативностью и строгостью. Но когда брачующиеся имеют множество невоцерковленных родственников, им приходится идти на некоторые уступки ради родных, максимально приближая свадьбу к общепринятым светским традициям.
Очень часто банкет заменяется праздничной трапезой при храме, а самим брачующимся в данном случае не нужен даже автомобиль для совершения вояжа к месту проведения банкета. Вместо тамады — батюшка, вместо музыки и танцев — церковные песнопения. Свадьбы изобилуют большим количеством речей и тостов. Практически вся свадьба состоит из речей, так как все, начиная с батюшки и родителей, хотят сказать молодым много теплого, умного и поучительного. Первое слово всегда предоставляется священнику, и сидит он рядом с молодоженами, а потом уже идут родители, бабушки, дедушки и все остальные. На некоторых свадьбах отменяется даже традиционное «горько», правда, до этого доходит редко — все же «горько» на Руси любят.
Перегибы радикальной религиозности создают ощущение скуки и грусти на подобных мероприятиях.
Во всем должно придерживаться принципа золотой середины. Вот какую историю на тему перегибов мне довелось услышать, хотя, конечно, этот пример скорее из области приходских приколов. Итак, свадьба проходила на приходе. Закончилось венчание, голодные гости в трапезной расселись за столы, предвкушая скорый обед, — знаете, как бывает на свадьбах, гости приходят с пустыми желудками: зачем есть, когда кормить будут! Да и венчание бывает сразу после литургии, а многие на службу приходят вообще натощак.