Через некоторое время отец Григорий приобрел в собственность полдома. По комфортабельности это жилье не очень сильно отличалось от предыдущего, разве что сырости в нем было значительно меньше. Полдома состояли из комнаты, сеней и веранды, где предполагалось расположить кухню. Ни воды, ни газа там не было, отопление простое печное, правда не «буржуйское», туалет деревянный, во дворе на грядках. Дом был ветхий, очень старой постройки, постоянно требующий ремонта и денежных вложений. Тем не менее у них с матушкой родилось еще четверо детей. Когда я у них побывала в последний раз, то была сильно удручена окружающей обстановкой. Единственная жилая комната походила на армейскую казарму, всю сплошь заставленную железными двухъярусными кроватями, на которых лежали и сидели многочисленные дети. Под потолком — веревки с развешенными на них пеленками. Фанерная перегородка, отделяющая спальню от обеденного стола… Вот такой квартирный вопрос.

Прежде чем перейти к новой теме, чтобы повествование наше было наиболее полным, хочется рассказать несколько историй из жизни самых обычных священников, просто о том, как они живут.

У отца Михаила матушка регентша. Познакомились они в семинарии, куда будущая матушка поступила в регентскую школу, сразу после восьмого класса. Тогда, в начале девяностых, в регентскую школу еще принимали девушек с незаконченным средним образованием. Родом она из Подмосковья, из простой семьи, а отец Михаил родом из Мордовии, и тоже из простой рабочей семьи, а по национальности мордвин или наполовину мордвин, веселый, но не такой простой, как кажется на первый взгляд. Женился он сразу после третьего класса семинарии — летом, потом, с началом учебного года, снимали они с молодой супругой перекошенную избенку в Сергиевом Посаде возле самой железной дороги. От каждого проходящего поезда избенка эта охала и вздрагивала, как дряхлая старушка. Первое время у них даже посуды не было, поэтому ели они из одной тарелки. Но заканчивался курс семинарии, и впереди маячила перспектива распределения в Мордовскую епархию, куда ни ему, ни его жене совсем не хотелось. В отличие от своего неудачливого однокурсника, о котором речь шла выше, отец Майкл поступил мудрее, правда, пришлось пойти на хитрость: оставить семинарию, дабы избежать жесткого распределения и иметь возможность рукоположиться по желанию в подмосковной епархии, поближе к любящей теще. Ничего противозаконного в этой схеме нет, в конце концов, это его право. Ведь семинарист еще не священнослужитель и может выбирать. Ну а семинарию пришлось окончить позже, заочно.

Хитрость удалась, служить его отправили в Ступинский район, вначале в храм к благочинному, а затем дали настоятельство в церкви маленького поселка при птицефабрике, где местная администрация выделила семье священника однокомнатную квартирку в двухэтажном блочном бараке.

Почти все жители поселка работали на птицефабрике, которая активно испускала на всякого проезжающего вблизи нее нестерпимые миазмы.

В первое лето служения в семье отца Майкла родился первенец.

С этим поселком у отца Майкла связан один смешной случай, после которого местная шпана его сильно зауважала. Дело было так. Повадилось местное хулиганье его матушку дразнить. Когда она мимо проходит, они ее дразнят и обзывают нецензурно. Надоело это безобразие отцу Михаилу, поймал он зачинщика, местного авторитетишку, взял за грудки при всей честной компании.

А отец Михаил сильный, плечистый, вырос он в пьяном пролетарском городишке, поэтому со шпаной разговаривать умел виртуозно на понятном для них языке. Они-то думали, что попик к ним интеллигентный заехал и будет смиренно терпеть от них всякие безобразия и глазки в пол опускать.

И вот поднял он смиренно этого авторитетишку за грудки и говорит:

— Вот видишь палец? — и направляет свой указательный палец зачинщику прямо в глаз. Зачинщик весь изогнулся, побледнел, задергался. — Я тебе этим пальцем глазик-то щас выдавлю, и он вытечет, а мне за это ничего не будет, ничего.

И аккуратно поставил авторитета на землю. С этим и расстались. Говорят, что этот авторитет потом приходил прощения просить за недостойное свое поведение.

Через несколько лет отца Майкла перевели в более веселое место и дали восстанавливать очередной храм. Местная администрация опять предоставила жилье, на этот раз бывшую сельскую амбулаторию, без отопления и с прогнившими полами, да еще с бормашинами и допотопными зубоврачебными креслами впридачу. Сказали, что бормашины вскоре заберут. Как известно, дареному коню в зубы не смотрят. Батюшка амбулаторию отремонтировал, провел газ, отопление, удобства. Бормашины так никто и не забрал, стоят они у батюшки в сенях как главное украшение. Вскоре у них родился и второй сын. Отец Михаил восстанавливает храм, служит, а матушка регентует хором, бабушки же прихожанки во время службы нянчат младшего мальчика, а старший в алтаре уже прислуживает отцу.

Отец Александр познакомился с матушкой в Москве, у себя на приходе, в Ан-вом монастыре. Оба они из коренных московских интеллигентских семей. Матушка вообще дочь дипломата. Отец Александр до семинарии служил в армии, в войсках ГУИНа. Вернулся из армии покалеченным — горбатым, без нескольких зубов, — однажды зэки взбунтовались и учинили жестокую расправу над конвоирами. Будущий отец Александр получил перелом позвоночника.

После семинарии и рукоположения отца Александра распределили в славный город Ростов Великий, на патриаршее подворье в полуразрушенном Авраамиевом монастыре, для восстановления там духовной жизни и богослужений.

Монастырь этот имеет славную историю. В одиннадцатом веке на месте нынешнего главного Богоявленского собора стоял идол Белее — бог плодородия, мерзость языческая. Идол этот наводил ужас на всю чудскую окраину. Говорят, что ему приносили даже и человеческие жертвы. И вот в то страшное время поселился там смиренный монах по имени Авраамий и вступил в неравную борьбу с темными языческими верованиями. Но язычники только высмеивали Авраамия и новое учение не принимали. Тогда Авраамий слезно призвал на помощь Господа и святого апостола Иоанна Богослова. В ответ на молитву Апостол Иоанн явился монаху во сне и повелел ему идти в великий город Константинополь, Авраамий безропотно отправляется в далекий путь. Но не успел Божий угодник дойти до реки Икши, как сам Апостол встретил его, вручил тоненькую тросточку и повелел сокрушить ею мерзкого идола. Вернувшись в Ростов, Авраамий, подошедши к идолу, ударил по нему тросточкой, и в тот же миг могучий идол рассыпался в прах, язычники же повержены были в страх и трепет перед чудом. На месте сего великого чуда позже и был основан монастырь. Находится он и ныне на самой окраине города, и экскурсии к нему не возят.

На протяжении многих веков Ростов был еще и кафедральным городом ростовских митрополитов, но мало кто знает, что город этот имел дурную экологию. Живописное озеро Неро, на берегах которого раскинулся сей древний город, совершено гнилое, и испарения его крайне вредны для здоровья, не говоря уже о полчищах злобных комаров, которые нещадно атакуют жителей от первого тепла и до белых мух. Поэтому назначение на Ростовскую кафедру архиереи всегда воспринимали как ссылку и немилость начальства, некоторые даже всеми правдами и неправдами старались проводить в городе только зимы, когда дыхание замерзшего озера становится наименее ощутимым. Были среди архиереев в славном городе и подвижники, например святитель Дмитрий Ростовский, собравший свод житий святых, аналогов которым по сей день не существует.

Первое наше посещение отца Александра состоялось более десяти лет назад. Перед нами предстала картина: полуразрушенный монастырь, в котором монахов еще не было, а служба шла в наспех отремонтированной надвратной церкви. Ветхое, полуразвалившееся здание бывшего братского корпуса, с клопами и тараканами, населенное в то время разношерстной публикой, большинство которой к церкви отношения не имели и беспробудно пили горькую. В этом убогом здании и жила семья отца Александра. Занимали они одну комнату с печкой, с собственным отдельным входом и с удобствами на улице, ну просто номер «люкс». Матушка Ирина ждала тогда второго ребенка, а первому едва исполнился год. В хлеву они держали коз, которых матушка сама доила; выросла она в Москве и представления о домашней скотине в принципе не имела, но на удивление всем крестьянские премудрости освоила достаточно быстро. В следующий наш приезд к ним, примерно через два года, матушка ждала третьего ребенка. Из бомжацких апартаментов они перебрались в простую деревенскую избу подле монастыря, которая была куплена церковью. Этот дом они ремонтировали много лет; как настоящие москвичи, не привыкшие к деревянным сортирам во дворе, создали в нем все удобства с ванной и горячей водой. Во второй наш приезд у отца Александра в хлеву блеяли многочисленные овцы, а во дворе стояло надежное транспортное средство — настоящий сивый мерин, впряженный в телегу. На этот «мерседес» он нас погрузил и повез на экскурсию по городу.