— Вы уже предлагали кому-нибудь выкрасть вас?
Она растерялась, отвернулась:
— Не понимаю…
— Я спрашиваю, это был ваш первый любовник?
Она долго молчала, прежде чем ответить:
— Не думала, что вы будете так жестоки со мной. Я пришла…
— Так первый? Если посчитать, ваш роман продолжался больше года. А до этого?
— Я… Я флиртовала с преподавателем гимнастики в лицее, в Гронингене.
— Флиртовала?
— Он был… он…
— Ага! Следовательно, до Попинги у вас уже был любовник. Только один?
— Как вы смеете? — возмутилась она.
— Но ведь вы были и любовницей Баренса.
— Неправда! Клянусь…
— Однако вы встречались с ним.
— Потому что он влюбился в меня. Правда, едва решался поцеловать.
— А на последнем свидании, которому помешали я и ваш отец, вы предложили ему уехать вдвоем.
— Откуда вы знаете?
Мегрэ чуть не расхохотался. Святая наивность! Постепенно к ней возвращалось хладнокровие. Она говорила о подобных вещах с удивительным простодушием.
— Он не захотел?
— Испугался. Сказал, что у него нет денег.
— И вы предложили ему свои. Короче, с давних пор вас преследует мания побегов. Главная цель вашей жизни — покинуть Делфзейл с каким-нибудь мужчиной.
— Не с каким-нибудь, — поправила она обиженно. — Вы злой! Вы не хотите понять!
— Как раз напротив! Все очень просто: вы любите жизнь, любите мужчин. Вам нравятся те радости, которые можно получить.
Она опустила глаза, теребя в руках сумочку.
— Вам скучно на образцовой ферме отца. Вам хочется другого. Вы начали в лицее, в семнадцать лет, с преподавателем гимнастики. Уговорить его уехать не удалось. Вы перебрали всех мужчин Делфзейла и нашли одного, который показался вам решительнее других. Попинга много плавал.
Тоже любил жизнь. Его сковывали предрассудки. И вы бросились ему на шею.
— Зачем вы говорите…
— Может быть, я и преувеличиваю. Допустим, он ухаживал за вами: вы девушка красивая, чертовски аппетитная. Но ухаживал он робко, боясь осложнений, боясь своей жены, Ани, директора, воспитанников…
— Особенно Ани.
— Мы сейчас поговорим об этом. Он целовал вас в укромных уголках. Держу пари, у него даже и смелости-то не хватало помышлять о большем. Однако вы посчитали — пора! Вы стали подстерегать его. Вы приносили ему домой фрукты, вошли в семью. Вы вынуждали его провожать вас на велосипеде и останавливались за штабелем леса. Вы писали ему письма, предлагали уехать.
— Вы читали?
— Читал.
— А вы не думаете, что начал он?
Она вспылила.
— Сначала он говорил, что несчастен, что госпожа Попинга не понимает его и беспокоится только о том, что скажут люди, что жизнь бессмысленна, и все…
— Черт возьми!
— Вы прекрасно знаете, что…
— Шестьдесят женатых мужчин из ста говорят это первой же смазливой девчонке. Только бедняга напал на девушку, которая поймала его на слове.
— Вы злой, злой!
Она чуть не плакала и топала ножкой, подчеркивая слово «злой».
— Короче, он все время откладывал ваш злополучный отъезд, и вы прекрасно понимали, что эта затея неосуществима.
— Неправда!
— Да, да. И вот доказательство: вы в некотором роде подстраховали себя от случайностей, принимая ухаживания Баренса. Правда, осторожно, потому что он человек молодой, робкий, хорошо воспитанный, почтительный, которого можно и вспугнуть.
— Ужасно!
— Обычная житейская история.
— Вы презираете меня, да?
— Я? Вовсе нет.
— Вы меня презираете! Но я так несчастна. Я любила Конрада.
Она заплакала, затопала ногами.
— Я вам запрещаю…
— Говорить, что вы их не любили? Полноте. Вы их любили, пока они давали вам надежду на новую жизнь, отъезд, мысль о котором неотступно преследовала вас.
Не слушая больше, она простонала:
— Не надо мне было приходить! Я думала…
— Что я возьму вас под защиту? Но именно это я и делаю. Только я не считаю вас ни жертвой, ни героиней. Вы маленькая лакомка, глуповатая, немного эгоистичная — вот и все. Девчонка, каких множество.
Она взглянула на него заплаканными глазами, где уже светилась надежда.
— Меня все ненавидят, — посетовала она.
— Кто это все?
— Прежде всего, госпожа Попинга, потому что я не такая, как она. Ей бы только целый день шить одежду для аборигенов Океании или вязать для бедняков. Я знаю, что она советовала девушкам-белошвейкам из монастыря не брать с меня пример. Она даже заявила, что я плохо кончу, если быстро не выйду замуж. Мне все передали.
От этих слов повеяло затхлостью провинциального городка: монастырь, разговоры, девушки из добропорядочных семей вокруг дамы-патронессы, наставления, коварные излияния.
— Но особенно Ани…
— Ненавидит вас?
— Да! Почти всегда, когда я приходила, она покидала гостиную и поднималась к себе. Могу поспорить, она уже давно догадалась. Госпожа Попинга, несмотря ни на что, славная женщина. Она хотела лишь повлиять на мои манеры, изменить фасон моих платьев, а главное, научить меня читать не только романы. Она ничего не подозревала, иначе не просила бы Конрада провожать меня.
На лице Мегрэ играла загадочная улыбка.
— Ани — совсем другое. Вы видели ее? Какая она страшная! Кривые зубы! Ни один мужчина никогда не позарится на нее. Она это хорошо знает, как и то, что останется старой девой. Именно поэтому она и училась — хотела иметь профессию. Она делает вид, что презирает мужчин, и состоит в феминистских лигах.
Бетье снова оживилась. В ней вспыхнула скрытая ненависть.
— Вот она и слонялась по дому, сторожа Конрада: раз ей на роду написано быть целомудренной, пусть и другие тоже, понимаете? Я уверена, она догадалась и, без сомнения, задумала отвадить от меня Конрада и даже Корнелиуса. Она прекрасно видела, что все мужчины, включая Винанда, поглядывают на меня. У него, правда, никогда не хватало смелости заговорить со мной — он только краснея, когда я с ним танцевала. Его жена тоже ненавидит меня. Может быть, Ани ничего не сказала сестре, а может, сказала. Возможно, и письма нашла она.
— А кто убил? — резко спросил Мегрэ.
— Клянусь, не знаю, — растерялась Бетье. — Я этого не говорила… Но Ани — язва. И если она уродка, это не моя вина.